Сразить парочку монстров перед завтраком — что может быть лучше для аппетита?
— Ты переменился, Гарион…
— Не может быть.
— Да, милый, это так. Когда я впервые встретила тебя, ты ни за что не сказал бы ничего подобного.
— Когда ты меня впервые встретила, я воспринимал все слишком серьезно.
— Но разве ты не относишься серьезно к нашему путешествию? — почти с укоризной спросила Сенедра.
— Разумеется, отношусь! Просто не хочу сосредоточиваться на маленьких неожиданностях, неизбежных в любом путешествии. К тому же нет решительно никакого смысла переживать по поводу того, что уже случилось…
— Ну что же, если заснуть мы все равно не можем… — Сенедра нежно обняла мужа и поцеловала его — с величайшей серьезностью.
Ночью сильно подморозило, и когда путешественники проснулись, снег, накануне вечером угрожающе подтаявший, вновь затвердел. Теперь можно было двигаться в путь, не опасаясь обвала. Поскольку основной удар снежной бури, отбушевавшей накануне, принял на себя горный кряж, на караванном пути снега почти не было, и путники быстро продвигались вперед. Уже к середине дня они миновали зону вечных снегов и тотчас же окунулись в весеннее тепло. Высокогорные луга радовали глаз цветами, которые слегка клонились под свежим ветерком. Ручейки, сбегающие с ледников, весело мчались по сверкающим на солнце камушкам, а лани ласковыми взорами провожали Гариона и его спутников.
В нескольких милях ниже границы вечных снегов им стали попадаться овечьи гурты — животные усердно поглощали на своем пути все подряд, жуя траву и ароматные цветы с одинаковым аппетитом. Все приглядывающие за ними пастухи облачены были в одинаковые белые балахоны без каких-либо украшений — сидя на камнях, они предавались мечтательному созерцанию окрестных красот, в то время как псы их прекрасно справлялись с работой.
Волчица спокойно трусила рядом с Кретьеном. Уши ее то и дело вздрагивали, а янтарные глаза настороженно следили за овцами.
— Не советую, сестренка, — сказал ей по-волчьи Гарион.
— Сестра и не собирается делать ничего такого, — ответила волчица. — Волчица и прежде встречалась с этими зверями, да и с людьми и собаками, которые их оберегают. Украсть овцу легче легкого, но тогда собаки выходят из себя, а их гавканье портит аппетит. — На волчьей морде появилась самая настоящая улыбка. — Правда, сестра может заставить этих зверюшек побегать. Всем надлежит знать, кто хозяин в лесах.
— Брат опасается, что наш вожак будет недоволен.
— Увы, — согласилась волчица. — Возможно, вожак чересчур много о себе понимает. Сестра отметила в нем эту особенность.
— Что она говорит? — с любопытством спросил Закет.
— Подумывает — не погонять ли овечек, — ответил Гарион. — Нет, не затем, чтобы убивать, а просто порезвиться. Думаю, ей хочется немного поразвлечься.
— Поразвлечься? Странно звучит, когда касается волка…
— Ничуть. Волки частенько играют друг с дружкой, к тому же у них весьма утонченное чувство юмора.
Лицо Закета сделалось задумчивым.
— Знаешь, что пришло мне на ум, Гарион? Человек считает себя властелином мира, но все прочие существа, соседствующие с ним, относятся к его величию с полнейшим равнодушием. У них своя жизнь, свое общество и, полагаю даже, свои разнообразные культурные традиции. Ведь они же не обращают на нас никакого внимания, правда?
— За исключением тех случаев, когда мы причиняем им неудобство.
— Какой сокрушительный удар по моему императорскому достоинству! — Закет криво улыбнулся. — Мы с тобою — самые могущественные люди во всем мире, а волки смотрят на нас лишь как на источник досадных неудобств.
— Это урок смирения, — согласно кивнул Гарион. — Смирение благотворно для души.
— Возможно…
Уже вечерело, когда они добрались до пастушеского стойбища. Поскольку подобные поселения гораздо реже перемещаются с места на место, нежели походные лагеря путешественников, порядка и размеренности здесь было куда больше. Просторные, натянутые на прочные каркасы из крепких шестов, шатры образовывали некое подобие улиц, даже вымощенных плотно пригнанными бревнами. Загоны для овец располагались в конце каждой такой улицы, а один из горных ручьев перегораживала бревенчатая плотина, образуя сверкающий на солнце небольшой прудик, откуда брали воду, чтобы поить животных. В уютной долине, где раскинулось поселение скотоводов, уже сгущались вечерние тени, а в безветренном недвижном воздухе поднимались синеватые столбы дыма от костров.
Высокий и худой человек с обветренным загорелым лицом и снежно-белыми волосами, облаченный в такой же белый балахон, как и у всех прочих пастухов, вышел из шатра сразу же, как только Гарион и Закет достигли границы поселения.
— Ваше явление было предсказано, — глубоким и тихим голосом произнес он. — Окажите нам честь и разделите с нами вечернюю трапезу.
Гарион внимательно глядел на пастуха, отмечая его сходство с Вардом — тем самым человеком, которого встретили они на острове Веркат, на другом краю света. Теперь у него уже не было сомнений, что далазийцы и раса рабов из Хтол-Мургоса родственны друг другу.
— Мы почтем это за честь, — ответил Закет. — Но нам не хотелось бы вас обременять.
— Это не бремя для нас. Меня зовут Берк. Я прикажу слугам позаботиться о ваших лошадях.
Тут подъехали и остальные путники.
— Добро пожаловать всем вам, — приветствовал их Берк. — Соблаговолите спешиться. Угощение для вечерней трапезы почти готово, и для вас уже разбит шатер.
Он серьезно посмотрел на волчицу и кивнул ей в знак приветствия. Видно было, что ее присутствие никоим образом его не беспокоит.
— Ваша учтивость достойна всяческих похвал, — спешиваясь, сказала Полгара, — а столь радушное гостеприимство совершенно неожиданно, особенно вдали от очагов культуры.
— Человек приносит культуру с собою туда, где поселяется, госпожа, — ответил Берк.
— С нами раненый, — сказал Сади. — Это несчастный путник, которого мы подобрали в горах. Мы помогли ему чем смогли, но неотложные дела зовут нас, а тряска в седле, боюсь, разбередит его раны.
— Можете оставить его здесь. Мы о нем позаботимся. — Берк внимательно поглядел на одурманенного зельями жреца, покачивающегося в седле. — Это гролим, — безошибочно определил он. — Целью вашего странствия, видимо, является Келль?
— Нам предстоит сделать там остановку, — осторожно ответил Белгарат.
— Тогда гролиму никак нельзя сопровождать вас.
— Мы слышали об этом, — сказал Шелк, ловко соскакивая наземь. — А что, гролимы действительно слепнут, если пытаются войти в Келль?
— Если понимать буквально, то так оно и есть. У нас в лагере живет один такой жрец. Мы нашли его блуждающим в лесу, когда перегоняли овец на летние пастбища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Ты переменился, Гарион…
— Не может быть.
— Да, милый, это так. Когда я впервые встретила тебя, ты ни за что не сказал бы ничего подобного.
— Когда ты меня впервые встретила, я воспринимал все слишком серьезно.
— Но разве ты не относишься серьезно к нашему путешествию? — почти с укоризной спросила Сенедра.
— Разумеется, отношусь! Просто не хочу сосредоточиваться на маленьких неожиданностях, неизбежных в любом путешествии. К тому же нет решительно никакого смысла переживать по поводу того, что уже случилось…
— Ну что же, если заснуть мы все равно не можем… — Сенедра нежно обняла мужа и поцеловала его — с величайшей серьезностью.
Ночью сильно подморозило, и когда путешественники проснулись, снег, накануне вечером угрожающе подтаявший, вновь затвердел. Теперь можно было двигаться в путь, не опасаясь обвала. Поскольку основной удар снежной бури, отбушевавшей накануне, принял на себя горный кряж, на караванном пути снега почти не было, и путники быстро продвигались вперед. Уже к середине дня они миновали зону вечных снегов и тотчас же окунулись в весеннее тепло. Высокогорные луга радовали глаз цветами, которые слегка клонились под свежим ветерком. Ручейки, сбегающие с ледников, весело мчались по сверкающим на солнце камушкам, а лани ласковыми взорами провожали Гариона и его спутников.
В нескольких милях ниже границы вечных снегов им стали попадаться овечьи гурты — животные усердно поглощали на своем пути все подряд, жуя траву и ароматные цветы с одинаковым аппетитом. Все приглядывающие за ними пастухи облачены были в одинаковые белые балахоны без каких-либо украшений — сидя на камнях, они предавались мечтательному созерцанию окрестных красот, в то время как псы их прекрасно справлялись с работой.
Волчица спокойно трусила рядом с Кретьеном. Уши ее то и дело вздрагивали, а янтарные глаза настороженно следили за овцами.
— Не советую, сестренка, — сказал ей по-волчьи Гарион.
— Сестра и не собирается делать ничего такого, — ответила волчица. — Волчица и прежде встречалась с этими зверями, да и с людьми и собаками, которые их оберегают. Украсть овцу легче легкого, но тогда собаки выходят из себя, а их гавканье портит аппетит. — На волчьей морде появилась самая настоящая улыбка. — Правда, сестра может заставить этих зверюшек побегать. Всем надлежит знать, кто хозяин в лесах.
— Брат опасается, что наш вожак будет недоволен.
— Увы, — согласилась волчица. — Возможно, вожак чересчур много о себе понимает. Сестра отметила в нем эту особенность.
— Что она говорит? — с любопытством спросил Закет.
— Подумывает — не погонять ли овечек, — ответил Гарион. — Нет, не затем, чтобы убивать, а просто порезвиться. Думаю, ей хочется немного поразвлечься.
— Поразвлечься? Странно звучит, когда касается волка…
— Ничуть. Волки частенько играют друг с дружкой, к тому же у них весьма утонченное чувство юмора.
Лицо Закета сделалось задумчивым.
— Знаешь, что пришло мне на ум, Гарион? Человек считает себя властелином мира, но все прочие существа, соседствующие с ним, относятся к его величию с полнейшим равнодушием. У них своя жизнь, свое общество и, полагаю даже, свои разнообразные культурные традиции. Ведь они же не обращают на нас никакого внимания, правда?
— За исключением тех случаев, когда мы причиняем им неудобство.
— Какой сокрушительный удар по моему императорскому достоинству! — Закет криво улыбнулся. — Мы с тобою — самые могущественные люди во всем мире, а волки смотрят на нас лишь как на источник досадных неудобств.
— Это урок смирения, — согласно кивнул Гарион. — Смирение благотворно для души.
— Возможно…
Уже вечерело, когда они добрались до пастушеского стойбища. Поскольку подобные поселения гораздо реже перемещаются с места на место, нежели походные лагеря путешественников, порядка и размеренности здесь было куда больше. Просторные, натянутые на прочные каркасы из крепких шестов, шатры образовывали некое подобие улиц, даже вымощенных плотно пригнанными бревнами. Загоны для овец располагались в конце каждой такой улицы, а один из горных ручьев перегораживала бревенчатая плотина, образуя сверкающий на солнце небольшой прудик, откуда брали воду, чтобы поить животных. В уютной долине, где раскинулось поселение скотоводов, уже сгущались вечерние тени, а в безветренном недвижном воздухе поднимались синеватые столбы дыма от костров.
Высокий и худой человек с обветренным загорелым лицом и снежно-белыми волосами, облаченный в такой же белый балахон, как и у всех прочих пастухов, вышел из шатра сразу же, как только Гарион и Закет достигли границы поселения.
— Ваше явление было предсказано, — глубоким и тихим голосом произнес он. — Окажите нам честь и разделите с нами вечернюю трапезу.
Гарион внимательно глядел на пастуха, отмечая его сходство с Вардом — тем самым человеком, которого встретили они на острове Веркат, на другом краю света. Теперь у него уже не было сомнений, что далазийцы и раса рабов из Хтол-Мургоса родственны друг другу.
— Мы почтем это за честь, — ответил Закет. — Но нам не хотелось бы вас обременять.
— Это не бремя для нас. Меня зовут Берк. Я прикажу слугам позаботиться о ваших лошадях.
Тут подъехали и остальные путники.
— Добро пожаловать всем вам, — приветствовал их Берк. — Соблаговолите спешиться. Угощение для вечерней трапезы почти готово, и для вас уже разбит шатер.
Он серьезно посмотрел на волчицу и кивнул ей в знак приветствия. Видно было, что ее присутствие никоим образом его не беспокоит.
— Ваша учтивость достойна всяческих похвал, — спешиваясь, сказала Полгара, — а столь радушное гостеприимство совершенно неожиданно, особенно вдали от очагов культуры.
— Человек приносит культуру с собою туда, где поселяется, госпожа, — ответил Берк.
— С нами раненый, — сказал Сади. — Это несчастный путник, которого мы подобрали в горах. Мы помогли ему чем смогли, но неотложные дела зовут нас, а тряска в седле, боюсь, разбередит его раны.
— Можете оставить его здесь. Мы о нем позаботимся. — Берк внимательно поглядел на одурманенного зельями жреца, покачивающегося в седле. — Это гролим, — безошибочно определил он. — Целью вашего странствия, видимо, является Келль?
— Нам предстоит сделать там остановку, — осторожно ответил Белгарат.
— Тогда гролиму никак нельзя сопровождать вас.
— Мы слышали об этом, — сказал Шелк, ловко соскакивая наземь. — А что, гролимы действительно слепнут, если пытаются войти в Келль?
— Если понимать буквально, то так оно и есть. У нас в лагере живет один такой жрец. Мы нашли его блуждающим в лесу, когда перегоняли овец на летние пастбища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115