— Глупости.
— Надеюсь только, что мне позволят обнять моего малыша, прежде чем я…
— Ты не умрешь, Сенедра!
Но она не слышала его.
— Прошу, береги себя, Гарион, — твердо сказала она. — Ешь вовремя, потеплее одевайся зимой и… и сделай так, чтобы наш сын не забыл меня!
— Сенедра, ты замолчишь или нет?
— И последнее, Гарион, — безжалостно продолжала она. — Я хочу, чтобы через некоторое время ты непременно вновь женился. Вовсе не следует, подобно Белгарату, убиваться три тысячи лет.
— А я и не собираюсь, ведь с тобой ничего не случится.
— Посмотрим. Но обещай, Гарион! Ты просто не сможешь жить в одиночестве — с тобой рядом непременно должен быть кто-то, нежный и заботливый…
— Может быть, довольно?
Из-за грот-мачты выступила Полидра с самым что ни на есть деловым видом.
— Очень мило и выжимает слезу, но, может быть, вы все драматизируете? Гарион прав, Сенедра. С тобой ничего не случится, так почему бы до времени не убрать свое блистательное благородство куда-нибудь в темный чулан?
— Я знаю то, что знаю, Полидра, — уперлась Сенедра.
— Надеюсь, ты не будешь слишком сильно разочарована, когда послезавтра проснешься и обнаружишь, что ты в добром здравии?
— Но тогда кто же умрет?
— Умру я, — спокойно сказала Полидра. — Мне известно об этом вот уже три тысячи лет — я успела свыкнуться с этой мыслью. По крайней мере, мне дарован этот день — и я проведу его с теми, кого любила и оставила ради великой цели. Сенедра, на ветру холодно. Пойдем-ка в каюту, покуда ты не схватила насморк.
— В точности твоя тетушка Пол, правда? — успела бросить Сенедра через плечо Гариону, пока Полидра вела ее к лесенке в кают-компанию.
— Вполне естественно, — отозвался Гарион.
— Как вижу, началось, — раздался неподалеку голос Шелка.
— Что началось?
— Слезные прощания. Абсолютно каждый уверен, что именно он не увидит завтрашнего заката. Подозреваю, они все, один за другим, явятся сюда, чтобы трогательно с тобой проститься. Я надеялся быть первым — просто для очистки совести, — но Сенедра опередила меня.
— Ты?! Тебя же невозможно убить! Ты слишком удачлив.
— Свою удачу я творил собственными руками, Гарион. Легко смухлевать, играя в кости. — Глаза маленького человечка затуманились от воспоминаний. — Недурное было времечко, правда? Хорошего нам выпало все-таки больше, чем плохого, — чего еще желать?
— Ты столь же сентиментален, как Сенедра и бабушка.
— Похоже на то, не правда ли? Это не слишком-то приятно. Не печалься, Гарион. Если случится вдруг, что жертвой окажусь именно я, это избавит меня от печальной необходимости принять одно неприятное решение.
— Что за решение?
— Тебе известна моя точка зрения на брак?
— О да! Ты частенько высказывался на эту тему.
Шелк вздохнул.
— Так вот, разбивая в прах собственные логические выкладки, думаю, я готов предложить руку Лизелль.
— А я-то гадал, сколько времени тебе на это потребуется!
— Так ты знал?
Шелк казался изумленным до глубины души.
— Об этом все знали, Шелк. Ее послали сюда, чтобы сцапать тебя, что она с блеском и сделала.
— Как печально столь бездарно угодить в западню, дожив до седых волос!
— По-моему, ты несколько преувеличиваешь.
— Отнюдь. Это мое решение — явный признак старческого слабоумия, — грустно вздохнул Шелк. — Мы с Лизелль могли бы и не менять ничего в наших отношениях, но красться по ночам темными коридорами в ее спальню вдруг стало казаться мне неуважительным по отношению к ней. А я слишком хорошо к ней отношусь…
— Хорошо относишься?
— Ну ладно! — решился Шелк. — Я люблю ее. Стало тебе легче от того, что ты вынудил меня вслух в этом признаться?
— Я просто хотел внести полную ясность — только и всего. Неужели ты признаешься в этом впервые — даже себе самому?
— Я пытался закрывать на это глаза. Слушай, давай переменим тему! — Маленький драсниец огляделся. — Как я надеялся, что он соблаговолит полетать где-нибудь в других широтах! — брюзгливо произнес он.
— Кто?
— Этот треклятый альбатрос! Он снова здесь. — Шелк указал на небо.
Гарион обернулся и увидел огромную птицу — распростерши снежно-белые крылья, она летела перед самым бушпритом. Облака на западе сгущались и темнели, и на этом фоне сверкающая птица казалась окруженной каким-то неземным сиянием.
— В высшей степени странно, — не сумел скрыть удивления Гарион.
— Как бы хотелось знать, что у него на уме, — вздохнул Шелк. — Все. Иду вниз. Глаза бы мои на него не глядели! — Он вдруг взял Гариона за руку. — Мы славно повеселились, — хрипло выдохнул он. — Береги себя.
— Тебе вовсе не обязательно уходить…
— Должен же я уступить место тем, кто уже стоит в очереди, чтобы слезно проститься с вами, ваше величество? — хмыкнул Шелк. — Полагаю, вас ждет безрадостный денек. А я пойду разведаю, не обнаружил ли Белдин в трюме бочонок эля…
И, небрежно помахав Гариону, маленький человечек направился к лестнице, ведущей вниз.
Пророчество Шелка сбылось блистательно. Друзья Гариона, один за другим, приходили сказать ему последнее «прости» — каждый был совершенно уверен, что жертвой падет именно он. И день действительно выдался в высшей степени мрачным.
Солнце уже почти село, когда произнесена была последняя доморощенная эпитафия. Гарион без сил облокотился на перила, с грустью глядя на фосфоресцирующие волны за бортом.
— Тяжелый день, не так ли?
Это снова был Шелк.
— Ужасный! А что, Белдин отыскал эль?
— Никому из вас нынче не порекомендую такого рода забав. Вам завтра нужны ясные головы. Я пришел проведать тебя, желая убедиться, что от мрачных мыслей, кои навеяли тебе прощания с дорогими друзьями, тебе не захотелось утопиться. — Шелк нахмурился. — Что это?
— Ты о чем?
— Что за гудение? — Он поглядел вперед. — Это оттуда!
Пурпурное небо после захода солнца стало почти черным, и эта черноту лишь кое-где прорезали зловещие ярко-алые вспышки — это последние лучи солнца пробивались сквозь тучи, застящие западный горизонт. Вдоль всей его линии виднелось ржавое сияние, и там то ли мерещились, то ли и впрямь виднелись клочья белой пены прибоя.
На палубу покачивающейся походкой человека, проводящего на суше много меньше времени, чем на море, вышел капитан Креска.
— Вот оно, добрые господа! — объявил он. — Впереди риф.
Гарион во все глаза уставился на Место, которого больше нет. Мысли обгоняли одна другую, чувства буйствовали.
И тут альбатрос издал короткий крик — как показалось Гариону, полный торжества. Огромная жемчужно-белая птица, единственный раз взмахнув крыльями, бесшумно устремилась прямо к рифу Корим.
Глава 19
Сенешаль Оскатат торопливо шел по коридорам дворца Дроим, направляясь в Тронный зал Ургита, великого короля Хтол-Мургоса. Покрытое шрамами лицо сенешаля было мрачно, выдавая сильнейшую озабоченность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115