ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

По крайней мере те, что за дверью.
— Они нас слышат?
Я кивнула.
— Но давай попросим привратника доложить о нас Малькольму. Вежливость ещё никогда никому ничего не стоила.
Он кивнул, потом подошёл к большой, полированной, деревянной двери. Но не успел распахнуть её, как ему открыли изнутри. Открыл молодой человек с короткими каштановыми волосами, в очках. Я его видела раньше — тоже на расследовании одного дела. Имя у него вроде бы на «Б» — Брэндон, Брайан, или Брюс — что-то такое. Брюс, кажется.
Он прикрыл за собой дверь, не давая нам заглянуть за неё — мы только успели заметить оборачивающиеся к нам лица. Глаза за очками были так же красивы, а на шее виднелись заживающие укусы. Как будто не прошло слишком много времени. Все же приятно знать, что он ещё среди живых.
— Вы прерываете наше богослужение? — спросил он тихо и сдержанно.
— Вы — Брюс?
Глаза его раскрылись чуть шире:
— Удивлён, что вы помните меня, миз Блейк.
— Вообще-то маршал Блейк, — улыбнулась я.
Снова чуть шире раскрылись его глаза:
— Мне принести мои поздравления?
— Он тянет время? — спросил Зебровски.
— Не в том смысле, в каком ты думаешь, — ответила я. — Он не хочет, чтобы мы прервали службу, но вряд ли станет сознательно прятать убийцу.
Ещё раз широко раскрытые глаза:
— Убийцу? О чем вы говорите, миз маршал Блейк? Наша церковь не практикует насилия ни при каких обстоятельствах.
— Одна покойница, найденная дома у члена вашей церкви, могла бы возразить — если бы могла, — сказал Зебровски.
Лицо Брюса исказилось страданием:
— Вы уверены, что это дом члена нашей церкви?
Мы оба кивнули.
Брюс опустил глаза к земле, потом кивнул, будто что-то решив.
— Если вы подождёте в заднем притворе, я сообщу Малькольму, что случилось.
Зебровски посмотрел на меня, будто спрашивая, годится ли это. Я пожала плечами и кивнула.
— Нормально.
Брюс улыбнулся, явно с облегчением.
— Хорошо, хорошо, только, пожалуйста, говорите тише. Здесь церковь, и у нас идёт служба.
Он провёл нас в эти тщательно полированные двери. Постовые остались снаружи, но Маркони и Смит вошли с нами.
Вестибюля за дверями не было. Они вели прямо в неф, и вдруг перед нами оказались скамьи, заполненные прихожанами. Ближайшие к двери вампиры уже на нас косились.
Брюс жестом попросил нас остаться на месте, потом обошёл скамьи по широкому кругу, под красно-синими витражами с абстрактным рисунком. Там, где должны были быть образы святых или распятия, или хотя бы крест-другой, были только голые белые стены. Наверное, поэтому мне эта церковь всегда казалась незаконченной, голой, будто стенам нужна одежда.
Никогда мне не было уютно неожиданно появиться перед толпой народу. Оказаться у всех на виду, особенно на виду у потенциально враждебной группы. У Зебровски на лице держалась улыбка, улыбка типа «очень приятно познакомиться». Это, как я только теперь поняла, его версия «пустого лица». У Маркони вид был скучающий. Многие копы после нескольких лет службы отлично умеют напускать на себя скучающий вид типа «видал я и не такое». А у Смита лицо светилось энтузиазмом, как у ребёнка в рождественское утро. Он жадно вбирал глазами обстановку, абсолютно не смущаясь взглядами публики. Действительно, мало кто из копов рассматривал когда-нибудь интерьеры Церкви Вечной Жизни или же видел столько вампиров сразу. Даже я никогда их столько не видала в одно время и в одном месте.
Первые несколько рядов окинули нас взглядом, и переглядывания пошли дальше. Быстрые взгляды и шепоты — будто ветер пробежал по залу. Ветер, оборачивающий к нам лица, расширяющий глаза, рассыпающий яростный шёпот, пока не налетел на паперть и странно-пустое алтарное возвышение в передней части церкви.
У белого алтаря стоял раньше Малькольм, но он уже успел сойти по ступеням позади него и отойти в сторону навстречу Брюсу. Даже ступени, ведущие к алтарю, были белые. Единственный другой цвет принадлежал синей полосе, висевшей за святилищем. Ярко-синяя материя чуть шевелилась в центральном пролёте, будто не прилегала плотно к стене. Мне стало интересно, что там за ней. Это было единственное новшество по сравнению с моим прошлым визитом, года три назад. Два года назад здание забросали зажигательными бомбами правые экстремисты, но церковь пережила нападение. Более того, оно создало Церкви Вечной Жизни лучшую, пожалуй, национальную и международную прессу, и вызвало поток пожертвований от тех, кто не столько за вампиров, сколько против насилия. Я видела, что осталось от церкви, когда мы с пожарными пробивались в её подвалы. Теперь же, глядя на эти белые-белые стены, трудно было даже догадаться о пожаре, тем более о бомбах.
Малькольм говорил с Брюсом, стоя сбоку от паперти. Я не слишком удивилась, когда он пошёл по центральному широкому проходу между скамьями. Брюс следовал за ним тенью. Первое, что замечаешь у Малькольма — это цвет его блондинистых коротких локонов, ярко-жёлтых, как перья щегла. Три с лишним века в темноте так сказываются на блондинах. Следующее, что бросается в глаза — это высокий рост и почти болезненная худоба, из-за которой он выглядит выше, чем на самом деле. Сегодня на нем был чёрный костюм, скромного покроя, но я, благодаря чувству стиля Жан-Клода, знала, что этот костюм сшит точно по мерке его худого тела и стоит больше, чем многие зарабатывают за месяц. Синяя рубашка оттеняла глаза, голубизной соперничающие с яйцами малиновки. Узкий чёрный галстук с серебряной булавкой, без украшений. Если оторваться от глаз и волос, видно, что лицо у Малькольма очень угловатое, почти деревенское, будто эти углы надо как-то сгладить, чтобы собрать вместе.
В первый раз увидев Малькольма, я сочла его красивым, но, имея даже одну вампирскую метку, я видела лучше. Он гордился тем, что никогда не использует вампирской силы на нас, смертных, но он её достаточно тратил, чтобы придать себе красоты. Этот небольшой трюк с чужим разумом он себе позволял. Суета, все суета.
И ещё я когда-то считала его одним из самых сильных вампиров Сент-Луиса, а сейчас, когда он шёл ко мне, эта сила будто стала меньше. А может, я слишком хорошо закрылась щитами, чтобы его сила на меня действовала. Может быть.
Он протянул вперёд свою большую ладонь — такое впечатление, что она от более мясистого тела, — и протянул её как-то между мной и Зебровски, будто не знает точно, кто тут главный и никого не хочет обижать. В прошлую встречу с Малькольмом он руку мне не протягивал — знал, что я её не приму.
Сегодня я пожала ему руку, потому что Зебровски — всего лишь человек, а ко мне, кто бы я ни была, это определение неприменимо.
Посреди рукопожатия Малькольм запнулся, будто я его удивила, но справился с собой, улыбнулся, и его голубые глаза искрились радостью от представившейся возможности помочь полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216