— Не бойся, Байрон, пожалуйста, это разжигает зверя. Я предлагаю тебе ardeur. — Я открыла глаза и посмотрела на него. Он отступил от меня, насколько позволял натянувшийся халат. В голосе у меня начинали проскальзывать рычащие нотки, когда я сказала: — Но предложение ограничено по времени. Или иди сюда, или слово «еда» перестанет быть эвфемизмом.
Очень забавное у него сделалось лицо.
— Ты имеешь в виду секс? Настоящий? Без всяких эвфемизмов?
Будь у меня время, я бы позабавилась.
— Да.
— Рыбонька, что ж ты сразу не сказала?
Он направился ко мне, развязывая на ходу пояс и сбрасывая халат. На нем были только тончайшие стринги, а все остальное — очень бледное тело. Мускулы, которые он нарастил меньше чем за месяц, играли под кожей, когда он упал на колени передо мной.
— Кто сверху? — спросил он с улыбкой.
Я положила руки на обнажённые бледные плечи, и от этого прикосновения улыбка растаяла.
— Я сверху.
И я толкнула его на пол.


Глава тридцать седьмая

Байрон повалился на спину, я оказалась на нем верхом, руки прижимали его запястья к полу. С себя я сорвала только бельё. Прелюдии не было — не было ни времени, ни необходимости. Всюду, где я его касалась, я чуть подпитывалась. Голая кожа — все, что мне было сейчас нужно, но это было питание далеко не полное. Недостаточное. Я прижалась ртом к его губам, сунула язык ему в рот, и снова кормилась, и снова мало. Я прижалась к нему телом, но на нем все ещё были эти плавки. Тогда я отпустила его руку, и она тут же нашла край плавок.
— Сорви, — сказал он, и голос у него был более глубокий, более настоящий, чем обычно.
Я рванула материю прочь, и вдруг он голый упёрся в меня, не вошёл внутрь, а прижался, и он был тёплый. Тёплый от чужой выпитой раньше крови. Ощутив, как он упирается в меня, я вскрикнула.
— Анита? — спросил Натэниел. Он вошёл и встал как можно дальше от нас, где я могла его видеть. — Это как ardeur, только ещё хуже, сильнее.
Вид у него был почти перепуганный, а в руках он держал охапку салфеток в пакетах.
Я хотела бы извиниться, или сказать что-то цивилизованное, но Байрон подо мной шевельнул бёдрами, и это слабое движение вернуло моё внимание к лежащему подо мной мужчине. Глаза его потемнели, как небо перед бурей. Глядя в них, я удивлялась, как я могла вообще счесть их нежными. Он столько времени проводил, изображая обаятельного юношу, которым был когда-то, но сейчас по этим глазам я видела, насколько он взрослый.
— Делай меня, — сказал он, и потом тише: — Делай, делай.
Он повторял снова и снова, тише и тише, пока дыхание его не стало шептать:
— Делай меня.
Я нагнулась к нему, прижалась ртом к губам, и было так, будто я ощущала душу его в длинном туннеле тела, и знала, как просунуться туда и выдернуть её оттуда. Я в эту секунду знала, что могу питаться от него всего, от самой его сути. От той божественной или же инфернальной искры, что делала его вампиром. Могла съесть его целиком, оставив только красивый труп.
Я с криком оторвалась от поцелуя, потому что побуждение съесть его было почти неодолимым. Голод требовал. Требовал его целиком. А я не могла съесть его целиком. Не могла. Я так с ним не поступлю. Ни с кем не поступлю. Впервые в жизни я поняла, что имеют в виду, когда говорят о судьбе хуже, чем смерть, и что секс — не эта судьба.
Я могла бы утолить ardeur, и тогда это тёмное побуждение уйдёт, но даже при желании пока не получалось. Я не знала тела Байрона. Попыталась просто сесть на него, но дважды мы скользили друг по другу, не входя. Я заорала от досады, и он сказал:
— Отпусти мою руку, лапонька, и я помогу.
Между нами возникла рука, и я не сразу поняла, что это рука Натэниела. Она держала презерватив.
— Мы же не знаем, где он бывал.
Я зарычала, но он зарычал в ответ:
— Единственный способ подцепить что-нибудь от вампира или ликантропа — это когда он трахнет кого-нибудь, у кого что-то есть, а потом тебя. Хочешь рискнуть?
— Отпусти мне руки, любимая, и я надену все, что ты хочешь.
Я выпустила его руки, и он чуть пошевелился — ровно сколько надо было, чтобы разорвать пакет и надеть эту штуку. Потом он вернулся к тому, с чего мы начали — он прижимается ко мне, но не внутри у меня. Взяв меня руками за бедра, он приподнял меня, одновременно шевельнув тазом. И скользнул в меня одним плавным движением, от которого у меня запрокинулась голова, а он заорал:
— Да!!
Когда я снова взглянула на него, серые глаза обессмыслились, губы полуоткрылись. Я хотела накрыть их своими, снова на краткий миг ощутить вкус его души. И тут я поняла, что с нами борется не ardeur, не только он. Что-то ещё, более тёмное, более злое. Я-то считала, что нет ничего хуже секса с чужими, но ошиблась. Байрон не был моим другом, я не умею так быстро заводить друзей, но он не был плохим человеком. Мне он нравился со всеми его «рыбоньками» и «зайчиками». Мне понравилось, как он при первом знакомстве сказал, что нет, он не тот Байрон, и что вообще лорд Байрон не был из наших, это просто слух, распущенный людьми, которым нужен был повод сжечь его у столба в одной из стран Старого Света. Хотя, если бы он знал, что великий поэт утонет, не дожив до тридцати, он бы ему такое предложил.
Байрон мне нравился. Смерти он не заслуживал. У меня в голове гудело злобное эхо; я подумала, что это Примо, потом поняла, что не он. У него не было такой силы, чтобы влезть из другой комнаты, тем более через мои и Жан-Клода щиты. Я спросила себя: куда пойдёт сила, если я высосу её из Байрона? И бросила этот вопрос Жан-Клоду, открыв ему самые тёмные желания у себя в голове.
— Это не наш голод, — сказал он.
— А кто это?
— Она — Дракон, — сказал он у меня в голове напряжённым голосом.
— Она сотворила Примо, — сказала я, и только тут поняла, что говорю не вслух.
— Она использует его как проводник собственной силы.
— Как нам это прекратить?
Байрон вдруг выдвинулся из меня и вбил себя снова, шевельнув тазом и ногами. Моя концентрация разлетелась к чёртовой матери, и я только могла смотреть на него.
— Мужчине хочется знать, что девушке с ним не скучно, — сказал он, но улыбка не сопровождала это шутливое замечание.
Жан-Клод эхом прозвучал у меня в голове:
— Так же, как и с Моровен. Пошлём ей что-то, чего ей не понять.
— Мне угадать? — спросила я, и снова не вслух.
— Секс или любовь, ma petite. Что ещё у нас есть?
Не знаю, что бы я на это ответила, потому что Байрон меня повалил, повалил удивительно быстрым движением, и из меня не вышел — что труднее, чем может показаться. Вдруг я оказалась на полу, таращась на него, держа руки у него на плечах, потому что за них как за ближайший предмет я ухватилась, падая. Он осклабился на мой удивлённый вид и сказал:
— Ты слишком мало шевелишься, любимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216