ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 


Он отодвинулся с несколько озадаченным видом. У меня мелькнула мысль, не нарочно ли он провоцировал ссору, и если да, то зачем? Ссориться свойственно больше мне, чем Ричарду… Потом. Об этом потом подумаем.
Я уже взялась за трубку, когда телефон зазвонил, и я вздрогнула:
— А, черт!
Наверное, мой голос прозвучал не слишком приветливо, потому что Жан-Клод спросил:
— А теперь что случилось, ma petite?
Я была так рада, что это звонит он, что забыла злиться.
— Ты понятия не имеешь, как я рада тебя слышать.
— Я слышу в твоём голосе облегчение, ma petite. И ещё раз спрашиваю: что случилось на этот раз?
— Откуда ты знаешь, что что-то случилось? — спросила я, уже становясь подозрительной.
— Я почувствовал, как мастер Дамиана отшатнулась от твоих и Ричарда эмоций. Только вы двое такую простую вещь, как вожделение, можете превратить в нечто столь… — он, видно, искал слово, и наконец выбрал: -…обескураживающее.
— Ты не с той третью триумвирата беседуешь, Жан-Клод. Я могу дать ему трубку, и можете обсуждать с ним.
— Non, non, ma petite. Расскажи мне, что там происходит.
— А ты не можешь прочесть мои мысли? Тут вроде у всех получается.
— Ma petite, у нас есть время ребячиться?
— Нет, — мрачно буркнула я, — но Ричард мне сказал, что некоторые вампиры линии Бёлль со временем становились красивее. Это так?
— Превращение из человека в вампира может повлечь небольшие изменения внешности. Это редкость даже в линии Бёлль, но, oui, это случается.
— Так что ты когда-то не был красивым.
— Как я уже говорил нашему любознательному Ричарду, я не знаю. Многие обращались со мной так, будто я красив, но у меня нет портретов моего прежнего лица. Узнать теперь, после нескольких веков, у меня нет возможности. Бёлль никогда особенно не муссировала эту тему, потому что радовалась ложным слухам, будто её прикосновение делает красивым всех. Если бы она особо носилась с теми, кто действительно стал красивее, это бы омрачило её легенду. А ты её видела, ma petite, и ты знаешь, что своей легендой она дорожит.
Я поёжилась. Я действительно встречалась с Бёлль — опосредованно, через одного-двух ею одержимых. Она внушает страх, и не только своей силой. Она страшна недостатками своего характера, слепотой ко всему, чего не понимает, например: к любви, дружбе, преданности — в отличие от рабства. Между последними двумя понятиями она разницы не видит.
— Ну, да, Бёлль так любит свою легенду, что начинает в неё верить.
— Пусть будет так, ma petite, но из-за этого очень трудно выяснить истину при её дворе.
— Ладно, так мы никогда не узнаем, действительно ли вы с Ашером были так красивы.
— Ашер говорит, что волосы у него тогда не были золотые, так что это мы знаем.
Я заметила, что отвлеклась от темы.
— Окей, ладно. Но вопрос вот какой: когда происходила эта перемена к лучшему?
— Ты становишься вампиром, и в первую же ночь, когда поднимаешься, встаёшь изменённым. Из-за злобной натуры многих из тех, кто испытывает первую жажду крови, не всегда легко заметить красоту, но это происходит вскоре после перехода к новой жизни.
Насчёт жизни я спорить не стала — слишком давно я потеряла чёткие критерии, что есть жизнь и что не есть.
— Так что после тысячи лет ты уже таков, каков ты есть?
На том конце провода наступила тишина. Даже дыхания его я не слышала — но это ничего не значило, потому что он не всегда должен дышать.
— Что-то случилось с Дамианом? Что-то ещё?
— Да.
— Я так понимаю, что вопрос о линии Бёлль не был праздным.
— Даже и близко.
— Расскажи, — тихо попросил он.
Я рассказала.
Он слушал спокойно, задавая вопросы, уточняя детали, вполне будничным голосом. По телефону, не видя его положения тела, мимики, да ещё когда он закрывался изо всех сил, я не могла определить, действительно ли он спокоен.
Наконец он сказал:
— Это интересно.
— Брось эту манеру университетского профессора! Что значит — «интересно»?
— Это значит интересно, ma petite. Дамиан не из линии Бёлль, таким образом, этого не должно было случиться. Более того, он старше тысячи лет, и, как ты весьма лаконично выразилась, он должен быть таким, как есть, и не меняться, тем более в такие поздние сроки.
— Но это случилось.
— Можно мне поговорить с Дамианом?
— Думаю, что да. — Я повернулась и протянула трубку: — Жан-Клод хочет побеседовать с тобой напрямую.
Дамиан встал — медленно, будто у него ноги занемели или пол был не совсем ровный. Но пол был ровный, что-то другое мешало ему двигаться уверенно. Взяв трубку, он сказал:
— Да?
И они перестали говорить по-английски. Как ни странно, перешли они не на французский, а на немецкий. Я даже не знала, что кто-то из них говорит на этом языке. Если Жан-Клод сменил язык из опасения, что я за последнее время лучше выучила французский, то он сам себя перехитрил, потому что по-немецки я говорю. Ну, не то чтобы совсем говорю, но понимаю, когда слышу. Бабуля Блейк со мной с колыбели говорила по-немецки. И в школе я тоже его выбрала, потому что ленилась и хотела посачковать.
Я не каждое слово разбирала — давно я уже не практиковалась в немецком, и акцент у Дамиана был не такой, как я привыкла — а я слышала как минимум два варианта. Но я достаточно услышала, чтобы понять: Жан-Клод спрашивает Дамиана, когда у него переменилось лицо — во время секса или сразу после, потому что Дамиан ответил: нет, не сразу после, где-то через час или позже. Тогда понятно, почему Жан-Клод пощадил мои нежные чувства: я действительно злюсь из-за секса, который не сама выбирала. Потом я услышала слово, означающее силу, и имя Бёлль Морт. Потом Дамиан часто повторял слово nein, или говорил по-немецки, что он не видел. Нет, он не видел с моей стороны никаких проявлений силы, о которых спрашивал Жан-Клод, и тут я уже ничего не поняла. Во-первых, мне была доступна только половина разговора, а во-вторых, некоторые слова моя бабушка нечасто употребляла. Мы с ней не слишком много говорили о сексе, вампирах и метафизических возможностях. Как ни странно.
Когда разговор подходил к завершению, я сказала Дамиану, что хочу поговорить с Жан-Клодом, пока он не повесил трубку. Вскоре Дамиан передал мне трубку, и я смогла сказать:
— Эй, ich kann Deutsch sprechen. — На том конце провода наступило долгое молчание. — Если ты хотел, чтобы я не поняла, надо было держаться французского.
— Дамиан по-французски не говорит, — тщательно контролируемым голосом ответил Жан-Клод.
— Тогда тебе не попёрло, — заметила я.
— Ma petite…
— Ты мне не маптиткай, а правду говори. Каких ещё вампирских сил я могу от себя ожидать?
— Если совсем честно, я не знаю.
— Ага, как же.
— Это правда, ma petite, я не знаю. Даже Бёлль никогда не преобразовывала вампира другой линии или такого возраста, как Дамиан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216