Во всем стало больше силы, но и нужно её тоже больше. Я слишком долго себе отказывал, ma petite.
Его ладони скользнули вдоль линии моего подбородка, взяли моё лицо лодочкой, и пальцы ушли в теплоту волос. Я услышала его мысль, что он греет руки в моих волосах. Так ему было пусто, холодно, голодно. Никогда я его таким не видела. Никогда.
Это был не его голод. Я повернулась посмотреть на Натэниела, который отошёл прислониться к стене. Он был не настолько близко, чтобы так излучать голод. И посмотрел на меня чистым взглядом лавандовых глаз. В голове я его не ощущала, были только Жан-Клод и я, но даже при этом голод его ощущался как голод Натэниела или Дамиана по прикосновению.
Поглядев в эти невероятно тёмные синие глаза, я шепнула:
— Тебе достался их голод.
А он сказал вслух:
— Боюсь, что да.
— Что можно сделать? — спросила я.
— Впусти меня, ma petite, впусти за свои прекрасные щиты.
Голос его прошелестел по коже, будто атласом по голому телу.
Я поёжилась, и только холодное прикосновение его рук помогло мне справиться с подкосившимися коленями. Глядя в эти глаза, в это лицо, я шепнула:
— Да.
Его лицо заполнило мои глаза, и губы его коснулись моих. Я ждала, что он схватит меня в объятия и поцелует со всем неистовством своего голода, но этого не случилось. Он лишь касался меня ртом, и едва-едва. Я сама прижалась к нему, подняла руку его коснуться, но он положил руку мне на плечо, удерживая. Через секунду я поняла, почему он так поступил: потому что вся душа моя выплеснулась в губы, вся моя суть превратилась во вкус на губах. Сила, магия, моё сердце и душа — все было в этом лёгком касании губ. Я раньше думала, что мы утоляли ardeur друг другом, но ошибалась. Он едва-едва пил с моих губ, осторожно, и хотел куда большего. Я ощущала это, чувствовала его голод. Но он сдерживал меня руками, лежавшими на моих плечах, хоть я и стремилась сократить расстояние. И я знала его знанием, что голая кожа — это голая кожа, и полное прикосновение может меня просто осушить.
Такого осторожного поцелуя я в жизни своей не знала, и такого неутолённого желания поцелуя — тоже. Я слегка постанывала, потому что хотела куда большего. Намного большего.
Когда он отодвинулся, пятнышко помады алело у него на губах. И на щеках появилась едва заметная краска. Он был как холод зимы, едва тронутый легчайшим прикосновением марта, когда тепло ещё только обещается, не всерьёз, не сейчас, а лишь далёкая надежда. Но надежда лучше её отсутствия.
Он судорожно сглотнул слюну, веки его затрепетали, на миг закрывшись, и тогда он выпрямился, твёрдо удерживая меня за плечи.
— Это лишь лёгкая проба того, что мне нужно, ma petite.
— Не останавливайся, — попросила я.
Он улыбнулся, но печально.
— Пусть ослабеют все эффекты, а потом ты мне скажешь, получу ли я больше.
Я покачала головой. О чем это он? Конечно, конечно получит!
— Это моя вина, ma petite. Я попросил тебя впустить меня за твои щиты. Я не думал, что ты снимешь всю защиту своего достаточно существенного арсенала. И это ошеломило нас обоих. — Он смотрел на меня, будто увидел во мне что-то новое — или кого-то нового. — Я должен заняться нашей почтеннейшей публикой.
Он чуть не прикоснулся ко мне снова прощальным поцелуем, но отодвинулся и велел кому-то:
— Кто-нибудь, побудьте с ней, пока она не придёт в себя совсем. Нет, не ты, она ещё не совсем в себе. Я думать боюсь, что она может сделать, если ты сейчас её коснёшься.
Голос его, когда зазвучал снова, заполнил весь клуб, отдался в самых тёмных уголках — и при этом казался интимным, будто что-то шептал тебе, и только тебе.
— Примо прошёл сквозь кровь и огонь, чтобы возродиться сегодня для вас. На ваших глазах он превратился из воина кошмаров в любовника грёз.
— Слишком они напуганы, никто не поверит.
Это был голос Натэниела. Я повернулась на голос, но лицо было другое. Натэниел стоял чуть поодаль, а Байрон — настолько близко, что меня это испугало. Ему ещё и трехсот лет не было, и обычно он передвигался как человек. Силы у него большой не было и никогда не будет, но сегодня я даже не знала, что он так близко от меня. И это меня отрезвило больше, чем что-либо другое. Я не услышала слабейшего из новых вампиров, которых пригласил в город Жан-Клод. Плохой некромант. Двойка.
— Ты никогда его не видел, когда он вот так напитается, — сказал Байрон. — Смотри.
Я подавила в себе желание посмотреть на Жан-Клода и стала смотреть на публику. Глаза расширенные, лица бледные или раскрасневшиеся. Кто-то из посетительниц ещё прятался под столами. Если бы драка не отрезала их от выхода, они бы удрали. Не хватало только таблички над ними «Напуганные до смерти». Наверное, дело в таком количестве пролитой крови, какой им в жизни видеть не приходилось. Действительно, страшновато выглядит.
Глядя на публику, я соглашалась с Натэниелом, но когда я глянула в спину Жан-Клода, обращающегося к ним, то… ну, в общем, я отвернулась. Мне пришлось отвернуться, потому что тяга к нему никуда не делась. Мне говорили, что эта тяга касаться его — обычная тяга слуги к мастеру, но я в это до конца не верила. А вот сейчас — да.
Я стала смотреть на Примо. Он ещё стоял на коленях, с глуповатым видом, окружённый полукругом охранников в чёрных рубахах. Он глядел на меня, и в глазах его было страдание. Когда он заговорил, его не услышали за столами — только я и охранники, да ещё вампир и леопард у меня за спиной.
— Ты меня поймала.
Я открыла рот, чтобы сказать, что я не нарочно, но кто-то тронул меня за левое запястье, и я дёрнулась от острой мгновенной боли. Повернувшись, я увидела, что это Байрон.
— Отпусти.
Он разжал пальцы, выпуская мою руку, и шепнул:
— У тебя идёт кровь. Жан-Клод велел мне быть при тебе. Позволь перевязать твою рану.
Лицо у него было ещё моложе и невиннее, чем у Натэниела. Ему, видно, ещё и двадцати не было, когда его обратил его прежний мастер. Волосы у него были светло-каштановые, и спадали свободными локонами, открывая шею и клин белой кожи на груди. Я вспомнила, что кто-то говорил, будто студенты колледжа хотят устроить Байрону обструкцию. Значит, это он был тогда на сцене.
Он был ниже меня ростом и худ — как юноша, ещё не возмужавший, и теперь ему уже не возмужать никогда. Стали бы у него шире плечи, вырос бы он ещё — теперь никто не узнает. Он мог бы поднимать тяжести и прибавить, он даже это делал, по настоянию Жан-Клода, но никогда ему не иметь такого тела, какое было бы, если бы убивший его вампир подождал ещё годик-другой.
Глаза у него были серые и занимали почти все лицо — огромные глаза цвета самого густого тумана, непроницаемой туманной стены.
Мне пришлось встряхнуть головой и податься назад — вот черт! Байрон почти подчинил меня глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
Его ладони скользнули вдоль линии моего подбородка, взяли моё лицо лодочкой, и пальцы ушли в теплоту волос. Я услышала его мысль, что он греет руки в моих волосах. Так ему было пусто, холодно, голодно. Никогда я его таким не видела. Никогда.
Это был не его голод. Я повернулась посмотреть на Натэниела, который отошёл прислониться к стене. Он был не настолько близко, чтобы так излучать голод. И посмотрел на меня чистым взглядом лавандовых глаз. В голове я его не ощущала, были только Жан-Клод и я, но даже при этом голод его ощущался как голод Натэниела или Дамиана по прикосновению.
Поглядев в эти невероятно тёмные синие глаза, я шепнула:
— Тебе достался их голод.
А он сказал вслух:
— Боюсь, что да.
— Что можно сделать? — спросила я.
— Впусти меня, ma petite, впусти за свои прекрасные щиты.
Голос его прошелестел по коже, будто атласом по голому телу.
Я поёжилась, и только холодное прикосновение его рук помогло мне справиться с подкосившимися коленями. Глядя в эти глаза, в это лицо, я шепнула:
— Да.
Его лицо заполнило мои глаза, и губы его коснулись моих. Я ждала, что он схватит меня в объятия и поцелует со всем неистовством своего голода, но этого не случилось. Он лишь касался меня ртом, и едва-едва. Я сама прижалась к нему, подняла руку его коснуться, но он положил руку мне на плечо, удерживая. Через секунду я поняла, почему он так поступил: потому что вся душа моя выплеснулась в губы, вся моя суть превратилась во вкус на губах. Сила, магия, моё сердце и душа — все было в этом лёгком касании губ. Я раньше думала, что мы утоляли ardeur друг другом, но ошибалась. Он едва-едва пил с моих губ, осторожно, и хотел куда большего. Я ощущала это, чувствовала его голод. Но он сдерживал меня руками, лежавшими на моих плечах, хоть я и стремилась сократить расстояние. И я знала его знанием, что голая кожа — это голая кожа, и полное прикосновение может меня просто осушить.
Такого осторожного поцелуя я в жизни своей не знала, и такого неутолённого желания поцелуя — тоже. Я слегка постанывала, потому что хотела куда большего. Намного большего.
Когда он отодвинулся, пятнышко помады алело у него на губах. И на щеках появилась едва заметная краска. Он был как холод зимы, едва тронутый легчайшим прикосновением марта, когда тепло ещё только обещается, не всерьёз, не сейчас, а лишь далёкая надежда. Но надежда лучше её отсутствия.
Он судорожно сглотнул слюну, веки его затрепетали, на миг закрывшись, и тогда он выпрямился, твёрдо удерживая меня за плечи.
— Это лишь лёгкая проба того, что мне нужно, ma petite.
— Не останавливайся, — попросила я.
Он улыбнулся, но печально.
— Пусть ослабеют все эффекты, а потом ты мне скажешь, получу ли я больше.
Я покачала головой. О чем это он? Конечно, конечно получит!
— Это моя вина, ma petite. Я попросил тебя впустить меня за твои щиты. Я не думал, что ты снимешь всю защиту своего достаточно существенного арсенала. И это ошеломило нас обоих. — Он смотрел на меня, будто увидел во мне что-то новое — или кого-то нового. — Я должен заняться нашей почтеннейшей публикой.
Он чуть не прикоснулся ко мне снова прощальным поцелуем, но отодвинулся и велел кому-то:
— Кто-нибудь, побудьте с ней, пока она не придёт в себя совсем. Нет, не ты, она ещё не совсем в себе. Я думать боюсь, что она может сделать, если ты сейчас её коснёшься.
Голос его, когда зазвучал снова, заполнил весь клуб, отдался в самых тёмных уголках — и при этом казался интимным, будто что-то шептал тебе, и только тебе.
— Примо прошёл сквозь кровь и огонь, чтобы возродиться сегодня для вас. На ваших глазах он превратился из воина кошмаров в любовника грёз.
— Слишком они напуганы, никто не поверит.
Это был голос Натэниела. Я повернулась на голос, но лицо было другое. Натэниел стоял чуть поодаль, а Байрон — настолько близко, что меня это испугало. Ему ещё и трехсот лет не было, и обычно он передвигался как человек. Силы у него большой не было и никогда не будет, но сегодня я даже не знала, что он так близко от меня. И это меня отрезвило больше, чем что-либо другое. Я не услышала слабейшего из новых вампиров, которых пригласил в город Жан-Клод. Плохой некромант. Двойка.
— Ты никогда его не видел, когда он вот так напитается, — сказал Байрон. — Смотри.
Я подавила в себе желание посмотреть на Жан-Клода и стала смотреть на публику. Глаза расширенные, лица бледные или раскрасневшиеся. Кто-то из посетительниц ещё прятался под столами. Если бы драка не отрезала их от выхода, они бы удрали. Не хватало только таблички над ними «Напуганные до смерти». Наверное, дело в таком количестве пролитой крови, какой им в жизни видеть не приходилось. Действительно, страшновато выглядит.
Глядя на публику, я соглашалась с Натэниелом, но когда я глянула в спину Жан-Клода, обращающегося к ним, то… ну, в общем, я отвернулась. Мне пришлось отвернуться, потому что тяга к нему никуда не делась. Мне говорили, что эта тяга касаться его — обычная тяга слуги к мастеру, но я в это до конца не верила. А вот сейчас — да.
Я стала смотреть на Примо. Он ещё стоял на коленях, с глуповатым видом, окружённый полукругом охранников в чёрных рубахах. Он глядел на меня, и в глазах его было страдание. Когда он заговорил, его не услышали за столами — только я и охранники, да ещё вампир и леопард у меня за спиной.
— Ты меня поймала.
Я открыла рот, чтобы сказать, что я не нарочно, но кто-то тронул меня за левое запястье, и я дёрнулась от острой мгновенной боли. Повернувшись, я увидела, что это Байрон.
— Отпусти.
Он разжал пальцы, выпуская мою руку, и шепнул:
— У тебя идёт кровь. Жан-Клод велел мне быть при тебе. Позволь перевязать твою рану.
Лицо у него было ещё моложе и невиннее, чем у Натэниела. Ему, видно, ещё и двадцати не было, когда его обратил его прежний мастер. Волосы у него были светло-каштановые, и спадали свободными локонами, открывая шею и клин белой кожи на груди. Я вспомнила, что кто-то говорил, будто студенты колледжа хотят устроить Байрону обструкцию. Значит, это он был тогда на сцене.
Он был ниже меня ростом и худ — как юноша, ещё не возмужавший, и теперь ему уже не возмужать никогда. Стали бы у него шире плечи, вырос бы он ещё — теперь никто не узнает. Он мог бы поднимать тяжести и прибавить, он даже это делал, по настоянию Жан-Клода, но никогда ему не иметь такого тела, какое было бы, если бы убивший его вампир подождал ещё годик-другой.
Глаза у него были серые и занимали почти все лицо — огромные глаза цвета самого густого тумана, непроницаемой туманной стены.
Мне пришлось встряхнуть головой и податься назад — вот черт! Байрон почти подчинил меня глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216