И "лохматый" всегда выгадывал.
Случались дни, когда Уэб чувствовал себя настолько плохо, что не мог и
думать о битве, а когда ему было легче, враг прятался от него.
Вскоре Уэб заметил, что следы врага чаще всего встречаются в местах,
наиболее богатых кормом. И Уэб в те дни, когда чувствовал себя неспособным
к борьбе с врагом, стал избегать таких мест. Но так как он теперь почти
всегда чувствовал себя скверно, то получалось, что он отдал пришельцу
лучшую часть своих владений.
Проходили недели. Уэб чувствовал, что ему нужно принять серную ванну,
но не шел, и ему становилось все хуже и хуже. Теперь у него постоянно,
кроме задней лапы, болело и правое плечо.
От долгого, напряженного ожидания битвы Уэб стал беспокоен. Постоянная
тревога лишила его отваги, и теперь он думал уже только о том, как бы ему
не встретиться с врагом до тех пор, пока ему не станет лучше.
Итак, первая маленькая уступка Уэба привела к окончательному
отступлению. Уэб уходил все дальше и дальше вниз по реке, чтобы не
встречаться с "лохматым". Каждый день он находил все меньше и меньше пищи.
От недостатка питания Уэб стал слабеть.
Мало-помалу из всех владений Уэба ему остались только низовья реки. Это
были как раз те места, где он жил когда-то со своей матерью и братьями. И
жизнь его теперь очень напоминала жизнь маленького, беспомощного серого
медвежонка, оставшегося без семьи. Может быть, теперь он тоже чувствовал
бы себя иначе, если бы у него была семья.
Однажды утром Уэб, прихрамывая, тихо шел по обнаженной осиновой рощице.
Он искал каких-нибудь корешков или червивых ягод черники, которых не ели
даже белки и тетерева.
Вдруг он услышал, как вблизи с треском скатился камень, и вскоре до его
носа донесся противный запах врага. Уэб быстро перешел через холодную, как
лед, реку Пайни. В былое время он перескакивал через нее! От этой холодной
ванны он почувствовал ужасные боли. Но, несмотря на это, он уходил все
дальше и дальше. Куда же идти? У него была в запасе одна дорога - к ферме
Палетт-Рэнч. Однако в Палетт-Рэнче еще задолго до его прихода поднялась
такая суета, что он решил повернуть обратно.
Куда же идти? Приходилось, по-видимому, оставить все свои владения
ненавистному пришельцу.
Уэб чувствовал, что он теперь окончательно поражен, низложен и изгнан
из своих земель чужим медведем, слишком сильным, чтобы с ним можно было
сразиться. И Уэб повернул вверх, на запад, окончательно уходя из своих
владений. Его могучие ноги не имели прежней быстроты и силы, и потому
теперь он тратил в три раза больше времени на каждый хорошо знакомый
переход. При этом ему постоянно приходилось оглядываться назад, чтобы
узнать, не преследует ли его враг.
Далеко впереди виднелись Шошонские горы. В этих мрачных, неприступных
горах не было врагов, а за этими горами был Йеллоустонский парк. Вперед,
вперед!
Уэб уже начал, пошатываясь, взбираться наверх, как вдруг его нос
почувствовал запах смерти. Запах этот исходил из оврага Смерти, из той
лощинки, которая вся была наполнена смертоносным газом и где все было
мертво. Обычно Уэб уходил подальше от этого тяжелого запаха, но в этот раз
его что-то влекло к нему. Овраг Смерти находился как раз на пути Уэба.
Он поднял вверх свою серую морду с длинной белой, развевающейся по
ветру бородой. Этот тяжелый запах, прежде неприятный ему, вдруг показался
каким-то странно манящим и сладостным. Уэб стоял и глядел вокруг. Далеко
во все стороны, насколько хватал глаз, простиралась громадная область,
когда-то всецело принадлежавшая ему, где властвовал он много-много лет и
где никто не осмеливался встречаться с ним один на один.
Расстилавшийся перед Уэбом вид был очень красив, но Уэб думал сейчас не
о красоте его. Он думал о том, как хорошо было жить в этой стране, думал о
том, что когда-то эта страна была его владением, а теперь он ее потерял,
думал о том, что пропала его сила и он должен искать себе места, где мог
бы спокойно пожить.
Там, за Шошонскими горами, есть такое место, где можно жить ему, теперь
слабому и беспомощному, спокойно-спокойно, - это парк. Но может ли он туда
дойти? Ведь парк так далеко... Зачем же идти туда? Вот здесь, в этой
маленькой лощине тоже можно найти покой и сон.
Уэб на мгновение остановился у входа.
Пока он стоял, смертоносные пары, подхваченные ветром, уже начали
потихоньку свою работу. И мало-помалу засыпали пятеро его верных стражей:
обоняние, зрение, слух, осязание и вкус. Вот и его нос, его верный
руководитель с самого рождения, совсем перестал ему служить. Прошло еще
несколько мгновений. Уэб продолжал колебаться. Но вот былое мужество
всколыхнуло косматую грудь старика-медведя, и он бросился в лощину.
Удушливые пары нахлынули на него, наполнили все его огромное тело.
Спокойно опустился изгнанник Уэб на голую каменистую землю, опустился и
тихо заснул. И, засыпая, он чувствовал себя так хорошо, так бесконечно
хорошо, как давно себя не чувствовал...
ВИННИПЕГСКИЙ ВОЛК
1
Первая моя встреча с Виннипегским волком произошла во время большой
метели 1882 года. В середине марта я выехал из Сен-Поля, надеясь в
двадцать четыре часа пересечь прерии и добраться до Виннипега. Но царь
ветров решил иначе и послал на землю свирепую вьюгу. Час за часом валил
снег, упорно, яростно. Никогда в жизни я не видывал такой метели. Весь мир
погрузился в снег - снег, снег, снег, вертящийся, кусающий, жалящий,
порхающий снег. И пыхтящий чудовищный паровоз вынужден был остановиться по
приказу этих воздушных перистых кристаллов непорочной чистоты.
За преградившие нам путь заносы взялось много сильных рук с лопатами, и
час спустя наш паровоз сдвинулся с места, для того лишь, чтобы застрять в
следующем сугробе. Нелегкая была это работа: день за днем, ночь за ночью
мы попеременно то зарывались в сугробы, то вылезали из них, а снег все
продолжал виться и кружить в воздухе.
"Двадцать два часа до Эмерсона", - сказал железнодорожный служащий, но
прошло две недели, прежде чем мы достигли Эмерсона с его тополевыми рощами
- лучшей защитой от заносов. Отсюда поезд пошел быстрым ходом. Тополевые
рощи становились гуще, переходили в большие леса, тянувшиеся на целые
мили, с редкими просветами там и сям.
Приближаясь к восточной окраине Виннипега, мы медленно проехали мимо
небольшой просеки, в пятьдесят шагов ширины, и посреди нее я увидел
картину, потрясшую меня до глубины души.
На полянке стояла большая стая собак, больших и малых, рыжих, белых и
черных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Случались дни, когда Уэб чувствовал себя настолько плохо, что не мог и
думать о битве, а когда ему было легче, враг прятался от него.
Вскоре Уэб заметил, что следы врага чаще всего встречаются в местах,
наиболее богатых кормом. И Уэб в те дни, когда чувствовал себя неспособным
к борьбе с врагом, стал избегать таких мест. Но так как он теперь почти
всегда чувствовал себя скверно, то получалось, что он отдал пришельцу
лучшую часть своих владений.
Проходили недели. Уэб чувствовал, что ему нужно принять серную ванну,
но не шел, и ему становилось все хуже и хуже. Теперь у него постоянно,
кроме задней лапы, болело и правое плечо.
От долгого, напряженного ожидания битвы Уэб стал беспокоен. Постоянная
тревога лишила его отваги, и теперь он думал уже только о том, как бы ему
не встретиться с врагом до тех пор, пока ему не станет лучше.
Итак, первая маленькая уступка Уэба привела к окончательному
отступлению. Уэб уходил все дальше и дальше вниз по реке, чтобы не
встречаться с "лохматым". Каждый день он находил все меньше и меньше пищи.
От недостатка питания Уэб стал слабеть.
Мало-помалу из всех владений Уэба ему остались только низовья реки. Это
были как раз те места, где он жил когда-то со своей матерью и братьями. И
жизнь его теперь очень напоминала жизнь маленького, беспомощного серого
медвежонка, оставшегося без семьи. Может быть, теперь он тоже чувствовал
бы себя иначе, если бы у него была семья.
Однажды утром Уэб, прихрамывая, тихо шел по обнаженной осиновой рощице.
Он искал каких-нибудь корешков или червивых ягод черники, которых не ели
даже белки и тетерева.
Вдруг он услышал, как вблизи с треском скатился камень, и вскоре до его
носа донесся противный запах врага. Уэб быстро перешел через холодную, как
лед, реку Пайни. В былое время он перескакивал через нее! От этой холодной
ванны он почувствовал ужасные боли. Но, несмотря на это, он уходил все
дальше и дальше. Куда же идти? У него была в запасе одна дорога - к ферме
Палетт-Рэнч. Однако в Палетт-Рэнче еще задолго до его прихода поднялась
такая суета, что он решил повернуть обратно.
Куда же идти? Приходилось, по-видимому, оставить все свои владения
ненавистному пришельцу.
Уэб чувствовал, что он теперь окончательно поражен, низложен и изгнан
из своих земель чужим медведем, слишком сильным, чтобы с ним можно было
сразиться. И Уэб повернул вверх, на запад, окончательно уходя из своих
владений. Его могучие ноги не имели прежней быстроты и силы, и потому
теперь он тратил в три раза больше времени на каждый хорошо знакомый
переход. При этом ему постоянно приходилось оглядываться назад, чтобы
узнать, не преследует ли его враг.
Далеко впереди виднелись Шошонские горы. В этих мрачных, неприступных
горах не было врагов, а за этими горами был Йеллоустонский парк. Вперед,
вперед!
Уэб уже начал, пошатываясь, взбираться наверх, как вдруг его нос
почувствовал запах смерти. Запах этот исходил из оврага Смерти, из той
лощинки, которая вся была наполнена смертоносным газом и где все было
мертво. Обычно Уэб уходил подальше от этого тяжелого запаха, но в этот раз
его что-то влекло к нему. Овраг Смерти находился как раз на пути Уэба.
Он поднял вверх свою серую морду с длинной белой, развевающейся по
ветру бородой. Этот тяжелый запах, прежде неприятный ему, вдруг показался
каким-то странно манящим и сладостным. Уэб стоял и глядел вокруг. Далеко
во все стороны, насколько хватал глаз, простиралась громадная область,
когда-то всецело принадлежавшая ему, где властвовал он много-много лет и
где никто не осмеливался встречаться с ним один на один.
Расстилавшийся перед Уэбом вид был очень красив, но Уэб думал сейчас не
о красоте его. Он думал о том, как хорошо было жить в этой стране, думал о
том, что когда-то эта страна была его владением, а теперь он ее потерял,
думал о том, что пропала его сила и он должен искать себе места, где мог
бы спокойно пожить.
Там, за Шошонскими горами, есть такое место, где можно жить ему, теперь
слабому и беспомощному, спокойно-спокойно, - это парк. Но может ли он туда
дойти? Ведь парк так далеко... Зачем же идти туда? Вот здесь, в этой
маленькой лощине тоже можно найти покой и сон.
Уэб на мгновение остановился у входа.
Пока он стоял, смертоносные пары, подхваченные ветром, уже начали
потихоньку свою работу. И мало-помалу засыпали пятеро его верных стражей:
обоняние, зрение, слух, осязание и вкус. Вот и его нос, его верный
руководитель с самого рождения, совсем перестал ему служить. Прошло еще
несколько мгновений. Уэб продолжал колебаться. Но вот былое мужество
всколыхнуло косматую грудь старика-медведя, и он бросился в лощину.
Удушливые пары нахлынули на него, наполнили все его огромное тело.
Спокойно опустился изгнанник Уэб на голую каменистую землю, опустился и
тихо заснул. И, засыпая, он чувствовал себя так хорошо, так бесконечно
хорошо, как давно себя не чувствовал...
ВИННИПЕГСКИЙ ВОЛК
1
Первая моя встреча с Виннипегским волком произошла во время большой
метели 1882 года. В середине марта я выехал из Сен-Поля, надеясь в
двадцать четыре часа пересечь прерии и добраться до Виннипега. Но царь
ветров решил иначе и послал на землю свирепую вьюгу. Час за часом валил
снег, упорно, яростно. Никогда в жизни я не видывал такой метели. Весь мир
погрузился в снег - снег, снег, снег, вертящийся, кусающий, жалящий,
порхающий снег. И пыхтящий чудовищный паровоз вынужден был остановиться по
приказу этих воздушных перистых кристаллов непорочной чистоты.
За преградившие нам путь заносы взялось много сильных рук с лопатами, и
час спустя наш паровоз сдвинулся с места, для того лишь, чтобы застрять в
следующем сугробе. Нелегкая была это работа: день за днем, ночь за ночью
мы попеременно то зарывались в сугробы, то вылезали из них, а снег все
продолжал виться и кружить в воздухе.
"Двадцать два часа до Эмерсона", - сказал железнодорожный служащий, но
прошло две недели, прежде чем мы достигли Эмерсона с его тополевыми рощами
- лучшей защитой от заносов. Отсюда поезд пошел быстрым ходом. Тополевые
рощи становились гуще, переходили в большие леса, тянувшиеся на целые
мили, с редкими просветами там и сям.
Приближаясь к восточной окраине Виннипега, мы медленно проехали мимо
небольшой просеки, в пятьдесят шагов ширины, и посреди нее я увидел
картину, потрясшую меня до глубины души.
На полянке стояла большая стая собак, больших и малых, рыжих, белых и
черных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112