Потом он опять прыгнул внутрь. Послышалось легкое царапанье,
он выскочил с большой веточкой в клюве и швырнул ее из дверей на землю. Он
вернулся за другой, которую также отправил вслед за первой, и так далее,
пока не вытащил и не побросал на землю все веточки, которые раньше так
заботливо и трудолюбиво собирал. Эта редкостная веточка с развилиной,
которую стоило столько труда доставить с площади Союза, и эти два мягких
прутика вроде тех, из которых было сделано гнездо его приемной матери, -
все, все пускай пропадает!
Около часа он трудился над разрушением своей постройки, молчаливо и в
одиночестве. Наконец работа была окончена, и внизу, на земле, лежала целая
куча веток, точно маленький костер.
Рэнди свирепо посмотрел на результаты уничтожения своего недельного
труда, оглянулся на пустой домик, издал короткое грубоватое чириканье -
вероятно, какое-нибудь бранное слово на воробьином языке - и улетел прочь.
На следующий день он вновь появился в сопровождении беглянки, кружась
около нее и возбужденно чирикая. Он снова подвел ее к своему домику. Бидди
прыгнула внутрь, потом выскочила и посмотрела сверху на кучу веток,
лежащую на земле. Затем снова вошла и появилась опять на пороге с
крошечной веточкой, видимо, забытой Рэнди, бросила ее и с удовольствием
следила, как она падала вниз, на кучу. После долгой беготни внутрь домика
и обратно оба улетели вместе и вскоре вернулись: Бидди - с пучком сена в
клюве, а Рэнди - с соломинкой. Все это было внесено внутрь домика и,
вероятно, прилажено на место по всем правилам строительного искусства.
Потом они опять отправились за сеном, после чего Бидди осталась в домике
устраиваться, пока Рэнди приносил сено, пучок за пучком, и только изредка,
когда он слишком медлил, она сама отправлялась за ношей.
Наконец-то мне представился удобный случай испытать их вкусы. Я
разложил на балконе, вблизи от птичьего домика, тридцать коротких тесемок
и лент. Пятнадцать из них были самого обыкновенного вида лоскутки, восемь
- из более роскошного материала и семь - из яркого шелка. Каждый светлый
лоскуток чередовался с темным. Бидди первая заметила эту выставку. Она
слетела вниз, осмотрела ее со всех сторон левым глазом, правым глазом,
потом решила" что не стоит ничего трогать. Но тут подоспел Рэнди: ему, как
бывшей комнатной птице, все это было знакомо. Он попрыгал в одну сторону,
затем в другую, тронул один лоскуток, отскочил назад, снова приблизился,
поклевал там и сям и наконец схватил свою добычу и улетел с нею. Затем
опять прилетела Бидди, и на этот раз оба унесли по лоскутку. Предпочтение
оказывалось только темным лоскуткам, но когда они кончились, Бидди
подобрала несколько более светлых лент. А самые яркие так и остались
нетронутыми.
Гнездо было уже наполовину готово, когда Рэнди еще раз сделал попытку
принести прутик. Но через мгновение прутик был сброшен вниз, на кучу, а
Бидди победоносно глядела ему вслед. Бедный Рэнди! Никакого снисхождения к
его слабости. Все чудесные прутики были выброшены! У его матери было
гнездо, сплетенное из прутиков, - великолепное гнездо! Однако он вынужден
был покориться. Теперь в домике ничего не осталось, кроме соломинок и
сена, - ни одной палочки, а только мягкие материалы. И он подчинился
этому: свобода ежедневно давала ему уроки подчинения. Раньше он думал, что
весь мир заключается в парикмахерской, а он, Рэнди, - самый важный из
живущих в этом мире существ. Но теперь оба эти представления рушились.
Бидди находила, что его воспитание имело весьма существенные пробелы в
практическом отношении, и ей на каждом шагу приходилось заново его учить.
Когда гнездо было на две трети закончено, Бидди, затеи которой были
поистине великолепны, стала откуда-то приносить большие мягкие перья. Но
теперь Рэнди нашел, что это заходит слишком далеко и нужно поставить
какой-нибудь предел.
Ему не понравилась постель из перьев, которых не было в его первой
колыбели, и он занялся выбрасыванием неприятных ему постельных
принадлежностей. Бидди подоспела как раз вовремя с новой ношей, чтобы
увидеть принесенные еще раньше перья вылетающими из домика вниз, на кучу
веток. Она бросилась за ними, схватила их еще в воздухе и вернулась
навстречу своему господину, показавшемуся из дверей с новым пучком
злополучных перьев. И так они остановились, смотря друг на друга и громко
чирикая, оба с клювами, полными перьев, и с сердцами, полными взаимной
обиды.
Сначала разыгралась бурная сцена, во время которой перья то вносили в
домик, то выбрасывали прочь или они летели по саду, гонимые ветром. Потом
наступило затишье, а на следующий день все перья были водворены обратно в
гнездо. Каким образом они пришли к соглашению, навсегда останется тайной.
Во всяком случае, большую часть работы выполнил сам Рэнди и не успокоился,
пока ящик не был набит самыми большими и мягкими из перьев.
Супруги обыкновенно держались вместе, но как-то раз Бидди улетела и
долго не возвращалась. Рэнди посмотрел вокруг, почирикал, взглянул вверх,
потом вниз и увидел опять кучу прутиков, на собирание которых он столько
затратил труда. Чудесные прутики, совсем как в той колыбельке, где он
родился! Рэнди слетел вниз. Замечательная веточка с развилиной все еще
лежала на месте, и соблазн был непреодолим. Рэнди схватил ее и поспешил с
ней к гнезду, потом залез внутрь. С этой веточкой всегда было трудно
обращаться, она зацеплялась развилиной за дверь. Но ему так часто
приходилось последнее время протаскивать ее внутрь, что он уже знал, как
лучше поступить. Провозившись с ней внутри с полминуты, он выпорхнул опять
наружу, гордо посмотрел вокруг, почистил себе перья, встряхнулся, затем
пропел свою канареечную песню несколько раз с начала до конца и с самым
счастливым видом взял несколько новых нот.
Когда Бидди прилетела с перьями, он предусмотрительно помог водворить
их на место. Гнездо было готово.
Двумя днями позже я поднялся к гнезду и нашел там яйцо. Воробьи видели,
как я влезал, но не носились с криком над головой, как поступает
большинство птиц, а, отлетев на почтительное расстояние, тревожно следили
за мной из-за дымовой трубы.
На третий день внутри домика началось какое-то движение, послышалась
сдержанная борьба, чириканье, и два-три раза птичий хвост показывался из
дверей, как будто обладатель его пятился назад, таща что-то. Наконец
обладатель хвоста вылез наружу настолько, что в нем уже можно было узнать
Бидди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
он выскочил с большой веточкой в клюве и швырнул ее из дверей на землю. Он
вернулся за другой, которую также отправил вслед за первой, и так далее,
пока не вытащил и не побросал на землю все веточки, которые раньше так
заботливо и трудолюбиво собирал. Эта редкостная веточка с развилиной,
которую стоило столько труда доставить с площади Союза, и эти два мягких
прутика вроде тех, из которых было сделано гнездо его приемной матери, -
все, все пускай пропадает!
Около часа он трудился над разрушением своей постройки, молчаливо и в
одиночестве. Наконец работа была окончена, и внизу, на земле, лежала целая
куча веток, точно маленький костер.
Рэнди свирепо посмотрел на результаты уничтожения своего недельного
труда, оглянулся на пустой домик, издал короткое грубоватое чириканье -
вероятно, какое-нибудь бранное слово на воробьином языке - и улетел прочь.
На следующий день он вновь появился в сопровождении беглянки, кружась
около нее и возбужденно чирикая. Он снова подвел ее к своему домику. Бидди
прыгнула внутрь, потом выскочила и посмотрела сверху на кучу веток,
лежащую на земле. Затем снова вошла и появилась опять на пороге с
крошечной веточкой, видимо, забытой Рэнди, бросила ее и с удовольствием
следила, как она падала вниз, на кучу. После долгой беготни внутрь домика
и обратно оба улетели вместе и вскоре вернулись: Бидди - с пучком сена в
клюве, а Рэнди - с соломинкой. Все это было внесено внутрь домика и,
вероятно, прилажено на место по всем правилам строительного искусства.
Потом они опять отправились за сеном, после чего Бидди осталась в домике
устраиваться, пока Рэнди приносил сено, пучок за пучком, и только изредка,
когда он слишком медлил, она сама отправлялась за ношей.
Наконец-то мне представился удобный случай испытать их вкусы. Я
разложил на балконе, вблизи от птичьего домика, тридцать коротких тесемок
и лент. Пятнадцать из них были самого обыкновенного вида лоскутки, восемь
- из более роскошного материала и семь - из яркого шелка. Каждый светлый
лоскуток чередовался с темным. Бидди первая заметила эту выставку. Она
слетела вниз, осмотрела ее со всех сторон левым глазом, правым глазом,
потом решила" что не стоит ничего трогать. Но тут подоспел Рэнди: ему, как
бывшей комнатной птице, все это было знакомо. Он попрыгал в одну сторону,
затем в другую, тронул один лоскуток, отскочил назад, снова приблизился,
поклевал там и сям и наконец схватил свою добычу и улетел с нею. Затем
опять прилетела Бидди, и на этот раз оба унесли по лоскутку. Предпочтение
оказывалось только темным лоскуткам, но когда они кончились, Бидди
подобрала несколько более светлых лент. А самые яркие так и остались
нетронутыми.
Гнездо было уже наполовину готово, когда Рэнди еще раз сделал попытку
принести прутик. Но через мгновение прутик был сброшен вниз, на кучу, а
Бидди победоносно глядела ему вслед. Бедный Рэнди! Никакого снисхождения к
его слабости. Все чудесные прутики были выброшены! У его матери было
гнездо, сплетенное из прутиков, - великолепное гнездо! Однако он вынужден
был покориться. Теперь в домике ничего не осталось, кроме соломинок и
сена, - ни одной палочки, а только мягкие материалы. И он подчинился
этому: свобода ежедневно давала ему уроки подчинения. Раньше он думал, что
весь мир заключается в парикмахерской, а он, Рэнди, - самый важный из
живущих в этом мире существ. Но теперь оба эти представления рушились.
Бидди находила, что его воспитание имело весьма существенные пробелы в
практическом отношении, и ей на каждом шагу приходилось заново его учить.
Когда гнездо было на две трети закончено, Бидди, затеи которой были
поистине великолепны, стала откуда-то приносить большие мягкие перья. Но
теперь Рэнди нашел, что это заходит слишком далеко и нужно поставить
какой-нибудь предел.
Ему не понравилась постель из перьев, которых не было в его первой
колыбели, и он занялся выбрасыванием неприятных ему постельных
принадлежностей. Бидди подоспела как раз вовремя с новой ношей, чтобы
увидеть принесенные еще раньше перья вылетающими из домика вниз, на кучу
веток. Она бросилась за ними, схватила их еще в воздухе и вернулась
навстречу своему господину, показавшемуся из дверей с новым пучком
злополучных перьев. И так они остановились, смотря друг на друга и громко
чирикая, оба с клювами, полными перьев, и с сердцами, полными взаимной
обиды.
Сначала разыгралась бурная сцена, во время которой перья то вносили в
домик, то выбрасывали прочь или они летели по саду, гонимые ветром. Потом
наступило затишье, а на следующий день все перья были водворены обратно в
гнездо. Каким образом они пришли к соглашению, навсегда останется тайной.
Во всяком случае, большую часть работы выполнил сам Рэнди и не успокоился,
пока ящик не был набит самыми большими и мягкими из перьев.
Супруги обыкновенно держались вместе, но как-то раз Бидди улетела и
долго не возвращалась. Рэнди посмотрел вокруг, почирикал, взглянул вверх,
потом вниз и увидел опять кучу прутиков, на собирание которых он столько
затратил труда. Чудесные прутики, совсем как в той колыбельке, где он
родился! Рэнди слетел вниз. Замечательная веточка с развилиной все еще
лежала на месте, и соблазн был непреодолим. Рэнди схватил ее и поспешил с
ней к гнезду, потом залез внутрь. С этой веточкой всегда было трудно
обращаться, она зацеплялась развилиной за дверь. Но ему так часто
приходилось последнее время протаскивать ее внутрь, что он уже знал, как
лучше поступить. Провозившись с ней внутри с полминуты, он выпорхнул опять
наружу, гордо посмотрел вокруг, почистил себе перья, встряхнулся, затем
пропел свою канареечную песню несколько раз с начала до конца и с самым
счастливым видом взял несколько новых нот.
Когда Бидди прилетела с перьями, он предусмотрительно помог водворить
их на место. Гнездо было готово.
Двумя днями позже я поднялся к гнезду и нашел там яйцо. Воробьи видели,
как я влезал, но не носились с криком над головой, как поступает
большинство птиц, а, отлетев на почтительное расстояние, тревожно следили
за мной из-за дымовой трубы.
На третий день внутри домика началось какое-то движение, послышалась
сдержанная борьба, чириканье, и два-три раза птичий хвост показывался из
дверей, как будто обладатель его пятился назад, таща что-то. Наконец
обладатель хвоста вылез наружу настолько, что в нем уже можно было узнать
Бидди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112