Слишком многое в его характере было от дяди. Да, статью пока не вышел, не заматерел. Но напористость фамильную-то не спрячешь!
- Ладно, ладно… Выгорит наше дело, не сомневайся, - грубовато объявил он. - Другие настанут времена.
- Времена… Говорить все горазды, - с горечью отозвался Иса. - А я что делать буду? Взять-то его можно хоть сегодня. А потом?
- Аллах велик! Иса, ты трус из трусов. Разве не обещал я тебе покровительство?
- Покровительство! - воскликнул Иса. - Ладно, слушай. Есть дом. Когда жены донимают Хасана, он там прячется. Вино пьет, в шахматишки играет. С этими своими… Казначеем, судьей и начальником стражи.
Рошан не видел его лица, но по голосу можно было обо всём догадаться. Обиженный ребенок. Старшие не взяли его в игру. Ушли компанией развеселой, оставили одного.
А он уже большой, тоже хочет со всеми. Винцо попивать, должности распределять, политикой ведать. Аукнутся тебе, Хасан, мальчишечьи слезки!
- А что кроме? - заинтересовался Тимурташ. - Женщины? Гашиш?
- Нет, - с некоторым даже испугом ответил Иса. - Всё чинно у них.
- Плохо. Ишь, праведник, Аллаха в душу… Хм! кхе-кхе!.. - Тимурташ притворно закашлялся. - Ладно. Знаю я твои беды. Сабиха боишься, да?.. - Чувствовалось, что Балаков племянник улыбается: - Свалишь Хасана, а тут тебе Сабих-Мабих. Меч к горлу: где брат твой, Иса? А ты ему: клянусь Мухаммедом (да хранит его Аллах и да приветствует!) не сторож я брату своему.
- Правду говоришь. Так и будет.
- Слушай! Есть у тебя черная с золотом джубба?
- Сыщется.
- Хорошо! О тайном доме забудь. Есть более простой способ. - Тимурташ нагнулся к Исе, и речь его стала неразборчивой. - Когда… сколько-то хватит, а потом… ну сам тоже… судьба…
Иса отвечал испуганным тенорком:
- А ворота как же?
- Ворота… Откроем, не бойся. Есть верные люди в Манбидже, хвала Аллаху. Я ассасинов нанял. Значит, так: дашь знак - и ходу. Я к Хасану, остальные откроют ворота.
- А я?
- Ты - тихо! Возьми бабу из невольниц, войди к ней. Пусть подтвердит, что ты с ней был всю ночь. По Корану, бабье слово - половина свидетельства, да хоть столько. Иначе манбиждцы тебя в клочья порвут. Не люб ты им.
- Хорошо. Сделаю.
- И джуббу, джуббу черную не забудь! Чтобы не порезали тебя в горячке. Остальных-то наши бить-убивать будут.
- Запомню.
Опять пошла неразборчивая речь. Ритмичные бормотки Тимурташа перемежались испуганным нытьем Исы. Если бы не боль в костях! Многое Рошан отдал бы, чтоб услышать знак, которым предатель должен призвать в город врагов.
Заговорщики разошлись. Рошан выждал немного, а потом двинулся обратно в город. Следовало поторапливаться. Чутье подсказывало, что Марьям, которую он покинул у дворца, попала в беду.
Ариман бы побрал эту ломоту в спине! Хорошо хоть, посох под рукой.
Рошан ковылял по ночным улицам, размышляя о братьях. Вот вроде бы совсем разные… День и ночь. А поди ж ты: оба не без червоточинки. Один город франкам задумал продать (в этом Фаррох уже не сомневался), другой - брата родного Тимурташу. Но Хасана хоть понять можно. К Манбиджу с двух сторон враги подступают. С севера - франки, с востока - арабы. Если держаться до последнего, победитель просто войдет в город и устроит резню, пожары, грабежи, насилие. Но Иса тоже ведь город спасает, получается. Откроет он ворота перед Тимурташем. Бойни не будет - у Тимурташа войск почти нет. Так, волчьи всадники, вряд ли сотня наберется… Но если Тимурташ стараниями Исы захватит в плен Хасана, а потом войдет в город, больше ему и не понадобится. Без Хасана Манбидж сопротивляться не будет.
Значит, ни пожаров, ни грабежей, ни насилия.
МЕЛИСАНДА И ЕЕ СЕСТРЫ
Мелисанда разделась и юркнула под одеяло. Еще не хватало, чтобы ее поймала Сатэ! Вообще-то ей полагалась своя комната, но с некоторых пор Мелис предпочитала спать с сестрами. Если что, отсюда можно незаметно выбраться, а когда имеешь дело с Морафией, это важно.
«Королевой я не стану шататься ночью по коридорам. Шпионить для меня будут другие», - подумала она.
От упражнений с мечом ныли плечи. Но уж лучше боль в мышцах, чем ожидание невесть чего, когда отец в плену. Этот… чуть не сказала «мерзкий» - Евстахий, граф Булони, тоже так говорит.
Слово «мерзкий», дурацкое девчачье словечко, к Мелисанде привязалось от Годьерны. У той всё было мерзким или миленьким в зависимости от настроения. Дождь ли, цветок среди камней, бородавка на носу коннетабля Гранье… Мелисанду эта привычка ужасно раздражала, чтобы не сказать бесила. Особенно бесило, что словечко это оказалось привязчивым.
Уж если и есть кто мерзкий во дворце, так это Гильом де Бюр. У-у, рожа!
Девчонки еще не спали. Ночь выдалась беспокойной; кричало воронье, и собаки тоскливо выли за окном. Сестры Мелисанды - шестнадцатилетняя Алиса и четырнадцатилетняя Годьерна - чуть ли не до самой хвалитны рассказывали друг другу истории о призраках и благородных рыцарях. Неудивительно, что им не спалось.
- …а он тогда переоделся в шута, - рассказывала Алиса, - и шасть домой! Под покровом ночи как будто. А с ним - двадцать вернейших друзей, переодетые святыми паломниками.
- Ерунду ты болтаешь, Лиска, - зевнула Мелисанда, подтягивая одеяло к подбородку. - Ну что это за паломники, если с шутом? Кто их в церковь-то пустит?
- А вот и паломники! - вскинулась Алиса. - И пустят! Они шутовское под плащ - тогда пустят! Как миленькие!
- Уй, Мелька! - На глаза Годьерны навернулись слезы. - Вечно ты всё испортишь. Противная! - И она яростно ткнула Мелисанду локтем.
Этого Мелис не стерпела. Она взвилась дикой кошкой, сорвала одеяло и отвесила сестре звучного шлепка. Годьерна взвизгнула. На смуглой коже проступил отпечаток ладони - ох, синяк будет! Миг - и принцессы вцепились друг другу в волосы.
Алиса бегала вокруг кровати, жалобно причитая:
- Ну хватит! Хватит же! Не надо, сударыни, молю вас!..
В драку она не лезла. С рождения ее отличал мягкий, незлобивый характер. Старшая и младшая принцессы пошли в отца. Лица их в полной мере унаследовали жесткость черт Балдуина, да и телосложением они нисколько не походили на свою мать, армянку Морафию. Высокие, плоскогрудые, с мальчишескими бедрами - рядом с Алисой они смотрелись дурнушками. Вся красота Морафии воплотилась в средней дочери: миниатюрная, женственная Алиса давно привлекала взгляды мужчин замка.
- Добрые сударыни сестры! Недостойно… недостойно принце… ах!..
Мелисанда наконец опрокинула Годьерну и принялась бить подушкой. Годьерна вывернулась, больно ударившись локтем, и вцепилась зубами в бедро сестры. Та завизжала.
Дверь распахнулась. На пороге стояла разъяренная Сатэ - старая нянька, привезенная Морафией из далекой Мелитены.
- Ай, что такое?! - крикнула она. - Звэрэныши! Совсем стыда нэт! Ай, матэри скажу!
Драчуньи перепугались. Угроза звучала нешуточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
- Ладно, ладно… Выгорит наше дело, не сомневайся, - грубовато объявил он. - Другие настанут времена.
- Времена… Говорить все горазды, - с горечью отозвался Иса. - А я что делать буду? Взять-то его можно хоть сегодня. А потом?
- Аллах велик! Иса, ты трус из трусов. Разве не обещал я тебе покровительство?
- Покровительство! - воскликнул Иса. - Ладно, слушай. Есть дом. Когда жены донимают Хасана, он там прячется. Вино пьет, в шахматишки играет. С этими своими… Казначеем, судьей и начальником стражи.
Рошан не видел его лица, но по голосу можно было обо всём догадаться. Обиженный ребенок. Старшие не взяли его в игру. Ушли компанией развеселой, оставили одного.
А он уже большой, тоже хочет со всеми. Винцо попивать, должности распределять, политикой ведать. Аукнутся тебе, Хасан, мальчишечьи слезки!
- А что кроме? - заинтересовался Тимурташ. - Женщины? Гашиш?
- Нет, - с некоторым даже испугом ответил Иса. - Всё чинно у них.
- Плохо. Ишь, праведник, Аллаха в душу… Хм! кхе-кхе!.. - Тимурташ притворно закашлялся. - Ладно. Знаю я твои беды. Сабиха боишься, да?.. - Чувствовалось, что Балаков племянник улыбается: - Свалишь Хасана, а тут тебе Сабих-Мабих. Меч к горлу: где брат твой, Иса? А ты ему: клянусь Мухаммедом (да хранит его Аллах и да приветствует!) не сторож я брату своему.
- Правду говоришь. Так и будет.
- Слушай! Есть у тебя черная с золотом джубба?
- Сыщется.
- Хорошо! О тайном доме забудь. Есть более простой способ. - Тимурташ нагнулся к Исе, и речь его стала неразборчивой. - Когда… сколько-то хватит, а потом… ну сам тоже… судьба…
Иса отвечал испуганным тенорком:
- А ворота как же?
- Ворота… Откроем, не бойся. Есть верные люди в Манбидже, хвала Аллаху. Я ассасинов нанял. Значит, так: дашь знак - и ходу. Я к Хасану, остальные откроют ворота.
- А я?
- Ты - тихо! Возьми бабу из невольниц, войди к ней. Пусть подтвердит, что ты с ней был всю ночь. По Корану, бабье слово - половина свидетельства, да хоть столько. Иначе манбиждцы тебя в клочья порвут. Не люб ты им.
- Хорошо. Сделаю.
- И джуббу, джуббу черную не забудь! Чтобы не порезали тебя в горячке. Остальных-то наши бить-убивать будут.
- Запомню.
Опять пошла неразборчивая речь. Ритмичные бормотки Тимурташа перемежались испуганным нытьем Исы. Если бы не боль в костях! Многое Рошан отдал бы, чтоб услышать знак, которым предатель должен призвать в город врагов.
Заговорщики разошлись. Рошан выждал немного, а потом двинулся обратно в город. Следовало поторапливаться. Чутье подсказывало, что Марьям, которую он покинул у дворца, попала в беду.
Ариман бы побрал эту ломоту в спине! Хорошо хоть, посох под рукой.
Рошан ковылял по ночным улицам, размышляя о братьях. Вот вроде бы совсем разные… День и ночь. А поди ж ты: оба не без червоточинки. Один город франкам задумал продать (в этом Фаррох уже не сомневался), другой - брата родного Тимурташу. Но Хасана хоть понять можно. К Манбиджу с двух сторон враги подступают. С севера - франки, с востока - арабы. Если держаться до последнего, победитель просто войдет в город и устроит резню, пожары, грабежи, насилие. Но Иса тоже ведь город спасает, получается. Откроет он ворота перед Тимурташем. Бойни не будет - у Тимурташа войск почти нет. Так, волчьи всадники, вряд ли сотня наберется… Но если Тимурташ стараниями Исы захватит в плен Хасана, а потом войдет в город, больше ему и не понадобится. Без Хасана Манбидж сопротивляться не будет.
Значит, ни пожаров, ни грабежей, ни насилия.
МЕЛИСАНДА И ЕЕ СЕСТРЫ
Мелисанда разделась и юркнула под одеяло. Еще не хватало, чтобы ее поймала Сатэ! Вообще-то ей полагалась своя комната, но с некоторых пор Мелис предпочитала спать с сестрами. Если что, отсюда можно незаметно выбраться, а когда имеешь дело с Морафией, это важно.
«Королевой я не стану шататься ночью по коридорам. Шпионить для меня будут другие», - подумала она.
От упражнений с мечом ныли плечи. Но уж лучше боль в мышцах, чем ожидание невесть чего, когда отец в плену. Этот… чуть не сказала «мерзкий» - Евстахий, граф Булони, тоже так говорит.
Слово «мерзкий», дурацкое девчачье словечко, к Мелисанде привязалось от Годьерны. У той всё было мерзким или миленьким в зависимости от настроения. Дождь ли, цветок среди камней, бородавка на носу коннетабля Гранье… Мелисанду эта привычка ужасно раздражала, чтобы не сказать бесила. Особенно бесило, что словечко это оказалось привязчивым.
Уж если и есть кто мерзкий во дворце, так это Гильом де Бюр. У-у, рожа!
Девчонки еще не спали. Ночь выдалась беспокойной; кричало воронье, и собаки тоскливо выли за окном. Сестры Мелисанды - шестнадцатилетняя Алиса и четырнадцатилетняя Годьерна - чуть ли не до самой хвалитны рассказывали друг другу истории о призраках и благородных рыцарях. Неудивительно, что им не спалось.
- …а он тогда переоделся в шута, - рассказывала Алиса, - и шасть домой! Под покровом ночи как будто. А с ним - двадцать вернейших друзей, переодетые святыми паломниками.
- Ерунду ты болтаешь, Лиска, - зевнула Мелисанда, подтягивая одеяло к подбородку. - Ну что это за паломники, если с шутом? Кто их в церковь-то пустит?
- А вот и паломники! - вскинулась Алиса. - И пустят! Они шутовское под плащ - тогда пустят! Как миленькие!
- Уй, Мелька! - На глаза Годьерны навернулись слезы. - Вечно ты всё испортишь. Противная! - И она яростно ткнула Мелисанду локтем.
Этого Мелис не стерпела. Она взвилась дикой кошкой, сорвала одеяло и отвесила сестре звучного шлепка. Годьерна взвизгнула. На смуглой коже проступил отпечаток ладони - ох, синяк будет! Миг - и принцессы вцепились друг другу в волосы.
Алиса бегала вокруг кровати, жалобно причитая:
- Ну хватит! Хватит же! Не надо, сударыни, молю вас!..
В драку она не лезла. С рождения ее отличал мягкий, незлобивый характер. Старшая и младшая принцессы пошли в отца. Лица их в полной мере унаследовали жесткость черт Балдуина, да и телосложением они нисколько не походили на свою мать, армянку Морафию. Высокие, плоскогрудые, с мальчишескими бедрами - рядом с Алисой они смотрелись дурнушками. Вся красота Морафии воплотилась в средней дочери: миниатюрная, женственная Алиса давно привлекала взгляды мужчин замка.
- Добрые сударыни сестры! Недостойно… недостойно принце… ах!..
Мелисанда наконец опрокинула Годьерну и принялась бить подушкой. Годьерна вывернулась, больно ударившись локтем, и вцепилась зубами в бедро сестры. Та завизжала.
Дверь распахнулась. На пороге стояла разъяренная Сатэ - старая нянька, привезенная Морафией из далекой Мелитены.
- Ай, что такое?! - крикнула она. - Звэрэныши! Совсем стыда нэт! Ай, матэри скажу!
Драчуньи перепугались. Угроза звучала нешуточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86