Сатэ могла. Девушки как по команде выстроились у стены. Голые, растрепанные, запыхавшиеся - они нисколько не походили на принцесс, наследниц Иерусалимского королевства.
- Нянюшка! - взмолилась Алиса. - Христом-богом прошу, не рассказывай! Мы больше не будем.
- Не надо, нянюшка, - поддержала ее Мелисанда. Она повернулась так, чтобы Сатэ не увидела следы зубов. Годьерна же только сопела и смотрела волчонком.
Армянка смягчилась. Мало кто мог устоять перед Алисиным обаянием, да и лишний раз попадаться Морафии на глаза не хотелось. С тех пор как Балдуин попал в мусульманский плен, королева стала сама не своя. Младшую принцессу, пятилетнюю Иветту, не отпускала от себя ни на шаг. Рассказывали, будто королева нянчит ее, как младенца. Укутывает в пеленки, качает в колыбели… Слуги ходили на цыпочках, не зная, чего ждать. Стена возле Золотых ворот украсилась головами нескольких неудачников - и это было только начало.
- Мы в шутку, - продолжала Мелисанда. - Мы же не дети.
Старуха смягчилась:
- Ай, ладно! Да только смотритэ! - Она заговорщицки придвинулась к девчонкам и зашептала: - Королэва бродит. Покоя нэ знаэт. Тихо, горлинки мои, сидитэ, совсэм тихо!
Девушки закивали. Няня ушла, и они вновь юркнули под одеяло. На этот раз обошлось без ссор: младшие прижались к Мелисанде и лежали тихо-тихо.
- Ты это… - Годьерна шмыгнула носом. - Прости меня, Мелька, ладно?.. Что я тебя укусила.
- Ага. Ладно.
- Вот и чудненько. Ты такая милая!
- Воистину так, - поддержала ее Алиса. - Как хорошо, что вы помирились!
- Дети, - задумчиво пробормотала Мелисанда. - Маленькие, глупые дети…
За дверью послышались шаркающие шаги. Этот звук Мелисанда узнала бы из сотен других. Морафия обходила замок. Девочки сжались. Шаги стали громче, еще громче, а потом стихли.
Королева ненавидела дочерей. Ей так и не удалось подарить королю сына. Балдуин ни разу не упрекнул ее в этом, но Мелисанда не раз слышала, как мать плачет в своих покоях. Как-то всё это было связано: слезы Морафии, сюсюкающий голосок Годьерны, робость Алисы…
«Я должна быть сильной, - думала принцесса. - Сильной, решительной и хитрой. Я - будущая королева».
Годьерна успела уснуть и сопела, уткнувшись носом в плечо Мелисанды. Осторожно, чтобы не потревожить сестру, девушка перевернулась на живот. Алиса спала на самом краю, свернувшись калачиком. Одеяло сбилось, и лунный свет серебром разливался по ее спине, рельефно очерчивая позвонки.
У каждой из принцесс были свои странности. Алиса могла положить ноги на подушку или вообще лечь поперек кровати. Когда ее спрашивали зачем, она лишь пожимала плечами. Откуда ей было знать? Ночной свободой тело мстило за дневные часы, проведенные в покорности и страхе. Мелисанда ворочалась, накручивая на себя одеяло, и выпихивала сестер с кровати. Годьерна бродила во сне. Когда это случалось, ее приходилось искать по всему замку - тихо, чтобы не услышала мать. Не раз сестры обнаруживали Годьерну на чердаке - посиневшую от холода, дрожащую. Как-то раз на нее раньше всех наткнулся поваренок. Когда их нашли, мальчишка сидел на корточках над спящей принцессой, с интересом ее разглядывая. Гладил по обнаженным бедрам, что-то бормотал себе под нос. Через два дня он случайно упал в котел с кипящей водой. Честь семьи Морафия поддерживала рьяно.
«Я - будущая королева. Я должна быть сильной».
Сон не шел к Мелисанде. В голову лезла всякая чушь - призраки, печальные мертвецы. Интересно, вернется ли отец? Вот уже год он в плену. Год, как сестры живут в постоянном кошмаре…
Раньше тоже бывало несладко, но оставалась надежда. Вернется отец, и всё будет как раньше - так думала Мелисанда. Сколько бы ни выпадало дел, Балдуин всегда находил время для дочери. Иногда ей казалось, что король воспринимает ее мальчишкой, своим наследником. Глупо, конечно, но…
Мелисанда сидела на всех королевских советах. Ее учили языкам, дипломатии, обращению с оружием. Временами ей приходилось принимать послов. Дипломаты Триполи и Антиохии сперва умиленно улыбались, но потом стали воспринимать ее всерьез. Сумрачная долговязая девчонка проявляла недетскую сообразительность. Порой она решала вопросы, которые ставили в тупик опытных царедворцев. Когда к восемнадцати она расцвела и похорошела, правители стали искать ее руки.
«Если бы отец не попал в плен, - думала Мелисанда, засыпая. - Если бы… если…»
Понемногу дыхание ее выровнялось. Снилась Мелисанде ерунда: паломники в сарацинских шлемах и шутовских плащах, цепи и туман над разбитыми башнями. Потом приехал отец, на поверку оказавшийся Гуго де Пюизе. Морафия била его веером, Мелисанда безумицу прогнала, а сама принялась вытирать кровь с лица гостя. Платок в ее ладони скоро намок алым; все видели это, и принцессе стало стыдно. Но остановиться она не могла - каждое прикосновение вызывало в теле сладкий озноб.
Еще! Еще!
Жаль, что это всего лишь сон…
МАРЬЯМ И КЛАДБИЩЕНСКАЯ ВЕДЬМА
Крик застрял в горле Марьям. Девушка вцепилась в сверток, прижимая к груди. Вот и всё… Сама напросилась.
- Да ты боишься меня, что ли? - удивилась ведьма. - Подойди, девочка, не страшись, - и она вытянула руку.
Марьям робко коснулась ведьминой ладони. Пальцы призрака оказались теплыми, мягкими. Ведьма придвинулась, и чересполосица теней омыла ее лицо, унося наваждение.
Незнакомка смотрела с материнской любовью. Мать Марьям умерла при родах - откуда ей знать, как она смотрят? И вот теперь… теперь…
- Это… ты… мама?..
- Да, девочка моя. Я мать всему, что вышло из лона женщины. Всему, что явилось в мир сквозь врата боли. Доверься мне, милая, я исцелю твои раны.
Сколько людей искали доверия Марьям! Рошан, Хасан, брат его. И что же?
Чем кончилось всё?
- Дай мне что принесла, девочка. Это Мара научила тебя?.. Верная дочь моя… Один ум, одна судьба. Дай же!
Торопливо, словно боясь передумать, Марьям протянула ведьме живой сверток. Удивительно, что ребенок молчит. Маком его опоили, что ли?.. Женщина в саване приняла сверток благоговейно, положила у ног своих. Золото же в пыль бросила:
- Погань, ядом пропитана. Кровь за него покупают и горе!
К счастью, у Марьям нашлось немного серебра. Его хозяйка могил взяла.
- А теперь отдай мне, дочка, то, из-за чего пришла.
Вот оно, главное… Теперь не убежишь. Рубеж пройден.
- Вот… - девушка робко протянула перстень. - Возьми, мама…
Тонкие пальцы обхватили темный ободок. По коже ведьмы зазмеились искры - солнечная сила, заключенная в золоте, вступила в единоборство с лунной. И - проиграла.
- Вижу. Узнаю… Человек, что носил это, богат и знатен. Высоко сидит, орел степной, да?.. И не прочь полевку закогтить.
Марьям не ответила.
- А чего же ты, дочка, сама хочешь? Мести? или счастья?
- Сча… стья… - Губы Марьям не слушались, но она всё-таки произнесла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
- Нянюшка! - взмолилась Алиса. - Христом-богом прошу, не рассказывай! Мы больше не будем.
- Не надо, нянюшка, - поддержала ее Мелисанда. Она повернулась так, чтобы Сатэ не увидела следы зубов. Годьерна же только сопела и смотрела волчонком.
Армянка смягчилась. Мало кто мог устоять перед Алисиным обаянием, да и лишний раз попадаться Морафии на глаза не хотелось. С тех пор как Балдуин попал в мусульманский плен, королева стала сама не своя. Младшую принцессу, пятилетнюю Иветту, не отпускала от себя ни на шаг. Рассказывали, будто королева нянчит ее, как младенца. Укутывает в пеленки, качает в колыбели… Слуги ходили на цыпочках, не зная, чего ждать. Стена возле Золотых ворот украсилась головами нескольких неудачников - и это было только начало.
- Мы в шутку, - продолжала Мелисанда. - Мы же не дети.
Старуха смягчилась:
- Ай, ладно! Да только смотритэ! - Она заговорщицки придвинулась к девчонкам и зашептала: - Королэва бродит. Покоя нэ знаэт. Тихо, горлинки мои, сидитэ, совсэм тихо!
Девушки закивали. Няня ушла, и они вновь юркнули под одеяло. На этот раз обошлось без ссор: младшие прижались к Мелисанде и лежали тихо-тихо.
- Ты это… - Годьерна шмыгнула носом. - Прости меня, Мелька, ладно?.. Что я тебя укусила.
- Ага. Ладно.
- Вот и чудненько. Ты такая милая!
- Воистину так, - поддержала ее Алиса. - Как хорошо, что вы помирились!
- Дети, - задумчиво пробормотала Мелисанда. - Маленькие, глупые дети…
За дверью послышались шаркающие шаги. Этот звук Мелисанда узнала бы из сотен других. Морафия обходила замок. Девочки сжались. Шаги стали громче, еще громче, а потом стихли.
Королева ненавидела дочерей. Ей так и не удалось подарить королю сына. Балдуин ни разу не упрекнул ее в этом, но Мелисанда не раз слышала, как мать плачет в своих покоях. Как-то всё это было связано: слезы Морафии, сюсюкающий голосок Годьерны, робость Алисы…
«Я должна быть сильной, - думала принцесса. - Сильной, решительной и хитрой. Я - будущая королева».
Годьерна успела уснуть и сопела, уткнувшись носом в плечо Мелисанды. Осторожно, чтобы не потревожить сестру, девушка перевернулась на живот. Алиса спала на самом краю, свернувшись калачиком. Одеяло сбилось, и лунный свет серебром разливался по ее спине, рельефно очерчивая позвонки.
У каждой из принцесс были свои странности. Алиса могла положить ноги на подушку или вообще лечь поперек кровати. Когда ее спрашивали зачем, она лишь пожимала плечами. Откуда ей было знать? Ночной свободой тело мстило за дневные часы, проведенные в покорности и страхе. Мелисанда ворочалась, накручивая на себя одеяло, и выпихивала сестер с кровати. Годьерна бродила во сне. Когда это случалось, ее приходилось искать по всему замку - тихо, чтобы не услышала мать. Не раз сестры обнаруживали Годьерну на чердаке - посиневшую от холода, дрожащую. Как-то раз на нее раньше всех наткнулся поваренок. Когда их нашли, мальчишка сидел на корточках над спящей принцессой, с интересом ее разглядывая. Гладил по обнаженным бедрам, что-то бормотал себе под нос. Через два дня он случайно упал в котел с кипящей водой. Честь семьи Морафия поддерживала рьяно.
«Я - будущая королева. Я должна быть сильной».
Сон не шел к Мелисанде. В голову лезла всякая чушь - призраки, печальные мертвецы. Интересно, вернется ли отец? Вот уже год он в плену. Год, как сестры живут в постоянном кошмаре…
Раньше тоже бывало несладко, но оставалась надежда. Вернется отец, и всё будет как раньше - так думала Мелисанда. Сколько бы ни выпадало дел, Балдуин всегда находил время для дочери. Иногда ей казалось, что король воспринимает ее мальчишкой, своим наследником. Глупо, конечно, но…
Мелисанда сидела на всех королевских советах. Ее учили языкам, дипломатии, обращению с оружием. Временами ей приходилось принимать послов. Дипломаты Триполи и Антиохии сперва умиленно улыбались, но потом стали воспринимать ее всерьез. Сумрачная долговязая девчонка проявляла недетскую сообразительность. Порой она решала вопросы, которые ставили в тупик опытных царедворцев. Когда к восемнадцати она расцвела и похорошела, правители стали искать ее руки.
«Если бы отец не попал в плен, - думала Мелисанда, засыпая. - Если бы… если…»
Понемногу дыхание ее выровнялось. Снилась Мелисанде ерунда: паломники в сарацинских шлемах и шутовских плащах, цепи и туман над разбитыми башнями. Потом приехал отец, на поверку оказавшийся Гуго де Пюизе. Морафия била его веером, Мелисанда безумицу прогнала, а сама принялась вытирать кровь с лица гостя. Платок в ее ладони скоро намок алым; все видели это, и принцессе стало стыдно. Но остановиться она не могла - каждое прикосновение вызывало в теле сладкий озноб.
Еще! Еще!
Жаль, что это всего лишь сон…
МАРЬЯМ И КЛАДБИЩЕНСКАЯ ВЕДЬМА
Крик застрял в горле Марьям. Девушка вцепилась в сверток, прижимая к груди. Вот и всё… Сама напросилась.
- Да ты боишься меня, что ли? - удивилась ведьма. - Подойди, девочка, не страшись, - и она вытянула руку.
Марьям робко коснулась ведьминой ладони. Пальцы призрака оказались теплыми, мягкими. Ведьма придвинулась, и чересполосица теней омыла ее лицо, унося наваждение.
Незнакомка смотрела с материнской любовью. Мать Марьям умерла при родах - откуда ей знать, как она смотрят? И вот теперь… теперь…
- Это… ты… мама?..
- Да, девочка моя. Я мать всему, что вышло из лона женщины. Всему, что явилось в мир сквозь врата боли. Доверься мне, милая, я исцелю твои раны.
Сколько людей искали доверия Марьям! Рошан, Хасан, брат его. И что же?
Чем кончилось всё?
- Дай мне что принесла, девочка. Это Мара научила тебя?.. Верная дочь моя… Один ум, одна судьба. Дай же!
Торопливо, словно боясь передумать, Марьям протянула ведьме живой сверток. Удивительно, что ребенок молчит. Маком его опоили, что ли?.. Женщина в саване приняла сверток благоговейно, положила у ног своих. Золото же в пыль бросила:
- Погань, ядом пропитана. Кровь за него покупают и горе!
К счастью, у Марьям нашлось немного серебра. Его хозяйка могил взяла.
- А теперь отдай мне, дочка, то, из-за чего пришла.
Вот оно, главное… Теперь не убежишь. Рубеж пройден.
- Вот… - девушка робко протянула перстень. - Возьми, мама…
Тонкие пальцы обхватили темный ободок. По коже ведьмы зазмеились искры - солнечная сила, заключенная в золоте, вступила в единоборство с лунной. И - проиграла.
- Вижу. Узнаю… Человек, что носил это, богат и знатен. Высоко сидит, орел степной, да?.. И не прочь полевку закогтить.
Марьям не ответила.
- А чего же ты, дочка, сама хочешь? Мести? или счастья?
- Сча… стья… - Губы Марьям не слушались, но она всё-таки произнесла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86