Тебе пить нельзя.
Он чокнулся с Мелисандой, и вино плеснуло через край кубка.
- Ваше здоровье, сударыня!
- За процветание ордена!
Они выплеснули несколько капель в море и выпили. Годфруа смотрел голодными глазами:
- Воистину «Болтаю, как дурак, а потом хожу трезвым».
Мелисанда рассмеялась. Годфруа повертел в пальцах пустую посудину и заявил:
- Мессир! А я ведь знаю, как возвеличить орден.
- Опять чушь какая-нибудь? - с подозрением спросил Гуго. - Все знают, ты на любое мошенство готов, лишь бы выпить.
- Да нет, мессир. Воистину беспроигрышная игра. Но я не смогу объяснить свою мысль на примере пустого сосуда.
- Пройдоха! Роланд, налей ему. - Вино забулькало, наполняя кубок. - И смотри, каналья, если ты глупость придумал, мы тебя искупаем, как Жоффруа.
- И умоляю, мессир! Нечего меня равнять с этим олухом. - Он сделал глоток и вытянул руку, наблюдая, как солнечные блики играют на темной поверхности вина. - Нет, сударь. Нам нужна святыня. Библейская реликвия, вроде Антиохийского камня или Гроба Господня.
- Реликвия? - Магистр стянул с плеч белый шиш и поддернул прилипшую к телу полотняную рубашку. - А где ты ее возьмешь? Да и какую именно?
- Какую? Да хотя бы чашу. Чашу, в которую Мария Магдалина собрала кровь Христа. Едва она попадет к нам в руки… О-о-о!
- Прекрасно! - принцесса захлопала в ладоши - Здорово! И вы будете ее искать, эту чашу?
- Осмелюсь доложить, братья… - Роланд густо покраснел, - это не очень хорошо. Даже греховно как-то.
Смех принцессы оборвался.
- Отчего же нехорошо? Чаша нехорошо?.. Почему?
- Дело в том, сударыня, что я несколько лет отдал схоластическим наукам.
- И? - магистр грозно нахмурил брови.
- Эх, мессир! Не при дамах будь сказано - они там символы толкуют. Увидят одно - придумают. И всё охально, конфузно так. Герменевтика одним словом. Не при дамах…
- Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
Толстый храмовник вконец смутился. Он мелкими шажками просеменил к Годфруа, и что-то зашептал ему на ухо. С каждым словом на лице де Сент-Омера проступало изумление.
- Да иди ты! - наконец воскликнул он. - Святая пятница, вот старые перечницы… Нет, ну вы подумайте! Воистину хорошее дело схоластикой не назовут.
Гуго напрягся:
- Что там, Годфруа? Не томи.
- Воистину, мессир, язык не поворачивается повторить. Сравнить копье Лонгиново с детородным членом, а чашу Христову… помилуйте! с женским лоном! Это только брат Роланд придумать мог.
Мелисанда возмущенно зашипела:
- Да что вы говорите такое! Сударь!
Звук пощечины - и на скуле крестоносца проступила алая пятерня.
- Вон! И ты, Роланд, тоже! Убирайтесь немедленно!
- Сударыня, - залебезил тот. - Молю, не лишайте счастья…
- Немедленно!
Годфруа унижаться не стал. Он поклонился и ушел с издевательской улыбкой на устах. Гуго задумчиво смотрел вслед:
- Может, ну его, этот целибат? А то ударятся в эту… схоластику. Позора не оберешься.
Когда крестоносцы убрались, он вздохнул:
- Прошу простить их, сударыня. Сами понимаете: солдафоны. Молодежь. На язык несдержанны, о женском лоне лишь думают… Умоляю, не судите строго.
- Да бог с ним, с лоном, - отмахнулась Мелисанда. - Я же не первый день живу. У матушки моей, де Пейн, наоборот: на словах всё чинно-прилично. А как сумерки - глядишь, в каждом углу по парочке.
- Однако, сударыня! Я был при дворе, но, уверяю вас, ни разу…
- Мессир, - перебила принцесса. - Я отослала этих шутов, чтобы серьезно поговорить. Комплименты комплиментами, всё это очень приятно, но я не сама еду в Антиохию. Мне предстоит не увеселительная прогулка, а дело. Опасное и жестокое.
- Не продолжайте. Я кое о чем догадываюсь. Евстахий - молчун; он так и не сказал, что ждет вас в Антиохииии. Мы договорились, что я довезу вас туда в целости и сохранности. И всё.
- Да. Он побоялся открыть правду. И я, мессир, тоже боюсь. Люди, с которыми мне предстоит встречаться, опасны и жестоки. Вы что-то говорили о магометанской мудрости, о тайном замке и спрятанных сокровищах? Всё это пустяки. Если вас заподозрят в связях с этими людьми, орден проклянут. Честные христиане отвернутся от вас.
- Бог мой! Так вы говорите…
- Об ассасинах. Сир де Пейн, я не могу принуждать вас к выбору. Еще не поздно отступить. Вы скажете: «Нет, сударыня, за моей спиной орден, которым я не вправе рисковать», - и я пойму вас. Ведь ваше предназначение свято. Вы охраняете паломников, направляющихся к Богу. А там, впереди - другое. Там ад. И сражаться придется, и вообще… Понимаете? Я… я не вправе…
- Сударыня, - перебил де Пейн. - Вы только что сказали прекрасные слова. Мы защищаем людей идущих к Богу. Но разве менее нуждается в защите тот, кому предстоит встреча с дьяволом?
Рыцарь опустился на одно колено и склонил голову:
- Примите мое бескорыстное служение, Ваше Высочество. Клянусь, я отправлюсь и в ад, и в рай чтобы оберегать вас от опасностей.
По щекам Мелисанды текли слезы.
- Встаньте, сударь! - Она схватила крестоносца за руку. - Я… я… спасибо вам большое!.. Я принимаю ваше служение, мессир.
Тяжело это - быть взрослой.
ЖОСЛЕН НА МАРШЕ, ИЛИ КАК РЫЦАРЬ ДЕРЖАЛ СТРОЙ
Манбидж можно было узнать издали - по аромату цветущих яблонь и вони костров. Разведчики докладывали, что город под осадой и что осаждают его просто смехотворные войска: человек триста степняков. Без машин и пехоты, одни только конные стрелки. Конечно же, с такими силами Тимурташ мог торчать под стенами хоть до второго пришествия. Колодцев в Манбидже хватало, да и запасами пищи город обделен не был.
Графа Жослена это всё изумляло до крайности. Он-то считал, что встретит по меньшей мере Балака с тремя тысячами озверелых курдов. А тут такой подарок судьбы!
Для пессимистических мыслей были все основания. С самого начала похода крестоносцев преследовал дурной рок. На недельный путь они потратили чуть ли не месяц, потом Жослену пришлось разбираться с мятежом в Самосате, а это крюк немаленький. Кроме того, он искал союза с Аланом де Мешиком, рыцарем-разбойником. Искал, искал, да не вышло. Видимо, когда вспыхнула походная церковь, Господь отвернулся от крестоносцев.
Манбидж придется отвоевывать самим. Но это неважно, ведь триста степняков - не три тысячи.
- Эй, Анри, - позвал Жослен оруженосца. - Сгоняй еще раз за Селью. Скажи, оченна графу загорелось его повидать. Просто до невозможности. Да и совет ждет. Бароны там всякие, рыцари… Ему, конечно, наплевать, да всё же пусть заглянет к нам.
- Слушаюсь, мой господин! - Носач, до того уныло вычесывавший своего мула, воодушевился. Степь, раскинувшаяся от горизонта до горизонта, нагоняла тоску. Даже пустячное приказание графа его радовало: какое-никакое, а разнообразие.
Оруженосцу приходилось отдуваться за двоих - Анри Дылда два дня назад подвернул ногу. Можно было ставить золотой безант против фиша, что произошло это не случайно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Он чокнулся с Мелисандой, и вино плеснуло через край кубка.
- Ваше здоровье, сударыня!
- За процветание ордена!
Они выплеснули несколько капель в море и выпили. Годфруа смотрел голодными глазами:
- Воистину «Болтаю, как дурак, а потом хожу трезвым».
Мелисанда рассмеялась. Годфруа повертел в пальцах пустую посудину и заявил:
- Мессир! А я ведь знаю, как возвеличить орден.
- Опять чушь какая-нибудь? - с подозрением спросил Гуго. - Все знают, ты на любое мошенство готов, лишь бы выпить.
- Да нет, мессир. Воистину беспроигрышная игра. Но я не смогу объяснить свою мысль на примере пустого сосуда.
- Пройдоха! Роланд, налей ему. - Вино забулькало, наполняя кубок. - И смотри, каналья, если ты глупость придумал, мы тебя искупаем, как Жоффруа.
- И умоляю, мессир! Нечего меня равнять с этим олухом. - Он сделал глоток и вытянул руку, наблюдая, как солнечные блики играют на темной поверхности вина. - Нет, сударь. Нам нужна святыня. Библейская реликвия, вроде Антиохийского камня или Гроба Господня.
- Реликвия? - Магистр стянул с плеч белый шиш и поддернул прилипшую к телу полотняную рубашку. - А где ты ее возьмешь? Да и какую именно?
- Какую? Да хотя бы чашу. Чашу, в которую Мария Магдалина собрала кровь Христа. Едва она попадет к нам в руки… О-о-о!
- Прекрасно! - принцесса захлопала в ладоши - Здорово! И вы будете ее искать, эту чашу?
- Осмелюсь доложить, братья… - Роланд густо покраснел, - это не очень хорошо. Даже греховно как-то.
Смех принцессы оборвался.
- Отчего же нехорошо? Чаша нехорошо?.. Почему?
- Дело в том, сударыня, что я несколько лет отдал схоластическим наукам.
- И? - магистр грозно нахмурил брови.
- Эх, мессир! Не при дамах будь сказано - они там символы толкуют. Увидят одно - придумают. И всё охально, конфузно так. Герменевтика одним словом. Не при дамах…
- Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
Толстый храмовник вконец смутился. Он мелкими шажками просеменил к Годфруа, и что-то зашептал ему на ухо. С каждым словом на лице де Сент-Омера проступало изумление.
- Да иди ты! - наконец воскликнул он. - Святая пятница, вот старые перечницы… Нет, ну вы подумайте! Воистину хорошее дело схоластикой не назовут.
Гуго напрягся:
- Что там, Годфруа? Не томи.
- Воистину, мессир, язык не поворачивается повторить. Сравнить копье Лонгиново с детородным членом, а чашу Христову… помилуйте! с женским лоном! Это только брат Роланд придумать мог.
Мелисанда возмущенно зашипела:
- Да что вы говорите такое! Сударь!
Звук пощечины - и на скуле крестоносца проступила алая пятерня.
- Вон! И ты, Роланд, тоже! Убирайтесь немедленно!
- Сударыня, - залебезил тот. - Молю, не лишайте счастья…
- Немедленно!
Годфруа унижаться не стал. Он поклонился и ушел с издевательской улыбкой на устах. Гуго задумчиво смотрел вслед:
- Может, ну его, этот целибат? А то ударятся в эту… схоластику. Позора не оберешься.
Когда крестоносцы убрались, он вздохнул:
- Прошу простить их, сударыня. Сами понимаете: солдафоны. Молодежь. На язык несдержанны, о женском лоне лишь думают… Умоляю, не судите строго.
- Да бог с ним, с лоном, - отмахнулась Мелисанда. - Я же не первый день живу. У матушки моей, де Пейн, наоборот: на словах всё чинно-прилично. А как сумерки - глядишь, в каждом углу по парочке.
- Однако, сударыня! Я был при дворе, но, уверяю вас, ни разу…
- Мессир, - перебила принцесса. - Я отослала этих шутов, чтобы серьезно поговорить. Комплименты комплиментами, всё это очень приятно, но я не сама еду в Антиохию. Мне предстоит не увеселительная прогулка, а дело. Опасное и жестокое.
- Не продолжайте. Я кое о чем догадываюсь. Евстахий - молчун; он так и не сказал, что ждет вас в Антиохииии. Мы договорились, что я довезу вас туда в целости и сохранности. И всё.
- Да. Он побоялся открыть правду. И я, мессир, тоже боюсь. Люди, с которыми мне предстоит встречаться, опасны и жестоки. Вы что-то говорили о магометанской мудрости, о тайном замке и спрятанных сокровищах? Всё это пустяки. Если вас заподозрят в связях с этими людьми, орден проклянут. Честные христиане отвернутся от вас.
- Бог мой! Так вы говорите…
- Об ассасинах. Сир де Пейн, я не могу принуждать вас к выбору. Еще не поздно отступить. Вы скажете: «Нет, сударыня, за моей спиной орден, которым я не вправе рисковать», - и я пойму вас. Ведь ваше предназначение свято. Вы охраняете паломников, направляющихся к Богу. А там, впереди - другое. Там ад. И сражаться придется, и вообще… Понимаете? Я… я не вправе…
- Сударыня, - перебил де Пейн. - Вы только что сказали прекрасные слова. Мы защищаем людей идущих к Богу. Но разве менее нуждается в защите тот, кому предстоит встреча с дьяволом?
Рыцарь опустился на одно колено и склонил голову:
- Примите мое бескорыстное служение, Ваше Высочество. Клянусь, я отправлюсь и в ад, и в рай чтобы оберегать вас от опасностей.
По щекам Мелисанды текли слезы.
- Встаньте, сударь! - Она схватила крестоносца за руку. - Я… я… спасибо вам большое!.. Я принимаю ваше служение, мессир.
Тяжело это - быть взрослой.
ЖОСЛЕН НА МАРШЕ, ИЛИ КАК РЫЦАРЬ ДЕРЖАЛ СТРОЙ
Манбидж можно было узнать издали - по аромату цветущих яблонь и вони костров. Разведчики докладывали, что город под осадой и что осаждают его просто смехотворные войска: человек триста степняков. Без машин и пехоты, одни только конные стрелки. Конечно же, с такими силами Тимурташ мог торчать под стенами хоть до второго пришествия. Колодцев в Манбидже хватало, да и запасами пищи город обделен не был.
Графа Жослена это всё изумляло до крайности. Он-то считал, что встретит по меньшей мере Балака с тремя тысячами озверелых курдов. А тут такой подарок судьбы!
Для пессимистических мыслей были все основания. С самого начала похода крестоносцев преследовал дурной рок. На недельный путь они потратили чуть ли не месяц, потом Жослену пришлось разбираться с мятежом в Самосате, а это крюк немаленький. Кроме того, он искал союза с Аланом де Мешиком, рыцарем-разбойником. Искал, искал, да не вышло. Видимо, когда вспыхнула походная церковь, Господь отвернулся от крестоносцев.
Манбидж придется отвоевывать самим. Но это неважно, ведь триста степняков - не три тысячи.
- Эй, Анри, - позвал Жослен оруженосца. - Сгоняй еще раз за Селью. Скажи, оченна графу загорелось его повидать. Просто до невозможности. Да и совет ждет. Бароны там всякие, рыцари… Ему, конечно, наплевать, да всё же пусть заглянет к нам.
- Слушаюсь, мой господин! - Носач, до того уныло вычесывавший своего мула, воодушевился. Степь, раскинувшаяся от горизонта до горизонта, нагоняла тоску. Даже пустячное приказание графа его радовало: какое-никакое, а разнообразие.
Оруженосцу приходилось отдуваться за двоих - Анри Дылда два дня назад подвернул ногу. Можно было ставить золотой безант против фиша, что произошло это не случайно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86