И Иса… он пришел… Рошан, они схватят Хасана!
Лучше бы она пнула гнездо шершней. Чужаки одновременно вскочили с мест. Блеснули ножи.
Ни бить посохом, ни уворачиваться времени не осталось. Жалобно пискнула Марьям, когда гебр задвинул ее себе за спину.
- Эй! Эй! - заорал старший. - Больно прыток! А кинжал в брюхо?
- Бей! Бей! Бей! - вступил второй.
Керим бросился к двери. Та вновь распахнулась: на пороге стоял еще один чужак в приметной джуббе. Закатив глаза, евнух сполз на пол.
- Это что еще? - нахмурился вошедший. Окинув взглядом духан, он властно шагнул вперед. Рошан перехватил посох поудобнее, примерился…
…и перевел дыхание.
- Вот вы где, сыны ослицы! - новый гость грузно затопал к шпионам. - Оголодали, шайтаново семя? Пловика по-манбиджски захотелось? А ну встать!!
Воины и так стояли. Но от этого окрика они подпрыгнули, стремясь вытянуться еще больше.
- Наши уже во дворце, - пролаял гость. - Хасана с мига на миг повезут из… - Он смятенно оглянулся на Рошана: - Аллах велик! Что здесь делает этот бродяга?
- Это враг! - сорвался с места первый. - Позвольте, я выпущу ему кишки!
- Стой! Сам разберусь.
Гость повернулся к Рошану. Мордатый, здоровый - зубр зубром. Поди свали такого.
- Соглядатай? От Хасана?
- Вовсе нет, уважаемый, - затараторил гебр. - Служу здесь. Чай подаю, на столы накрываю, хурма-бастурма. Все меня знают, все помнят! Кого хочешь спроси: всяк ответит, другом назовет!
Марьям сжалась в комок. Глаза ее затравленно блестели из-под хиджаба. Рошан выхватил из рук онемевшего трактирщика чайник. Придерживая посох под мышкой, налил в пиалу ароматной коричневой жидкости.
- Угощайтесь, благородный господин! Угощайтесь, благословенный воин!
Гость вызверился на гебра волком.
- Не понял.
- Сейчас поймешь.
Золотисто-коричневая струя выплеснулась из пиалы. Хлестнула по лицу мордатого.
- А-а-а!!
Воины рванулись, но поздно. Фаррох разбил манник о голову самого быстрого, второго - посохом и зубы и бежать.
- Марьям, скорее! Керим, двигай задом!
За спиной дурными голосами выли ошпаренные заговорщики.
МЕЛИСАНДУ ЖДУТ «ГРЯЗНЕНЬКИЕ ДЕЛИШКИ»
Темнота и сырость - вот неизменные атрибуты любого каземата. Сколько позади тюремных дней? Мелисанда уже не помнила. Она лежала на охапке саломы, прислушиваясь к звукам за дверью. Где-то скрипели половицы, сменялся караул. Охал и бормотал коротышка тюремщик.
Мелисанда осторожно уселась. Спину саднило.
Приходилось кусать губы, чтобы не заплакать. Морафия вчера собственноручно выпорола дочь. Недостаток умения королева восполняла энтузиазмом.
- Стой! - прикрикнул тюремщик неведомо на кого. - Сиди спуокойно, шелудивий пес! Кому говорью?
Диккон говорил с причудливым акцентом. Сколько принцесса ни ломала голову, она так и не смогла понять, откуда стражник родом. Гласные в его речи перетекали одна в другую, звучали широко и вкусно. Ему бы актерствовать, а не ворье охранять.
- А что, Дик, - отвечал незнакомый голос, - осталось на донышке? Клянусь пояском Марии Египетской, я алчу и жажду. А ты глух к моим стенаниям, словно жена Лотова.
- Побойся бога, Аршамбоу! Ты в темнице, гнусный храмуовник. Зачем я дуолжен тебя поить?
- Хе-хе! - Что-то звякнуло. - Почему… Потому что ты мне вчера все ключики продул от дальних камер. А ну как Гранье ворья насажает? В шкафу ты их станешь прятать, что ли?..
- Гуосподь покарает тебя, храмуовник! Ну… разве по маленькуой.
- Дело. Раскидывай! Ставлю ключи против бутылки.
Мелисанда прижалась ухом к двери. Неведомый узник не шутил: он действительно собирался сыграть с тюремщиком в кости. Зашаркали подошвы Диккона. Загремели решетки.
- Пуоклянись, что не убежишь, храмуовник.
- Я что тебе, жена Лотова? Ты ж меня, почитай, каждый месяц запираешь.
- Клянись! Знаю я вас, муорд рицарских.
- Ладно. Я, Аршамбо де Сент-Аман, рыцарь Храма, клянусь пояском Марии Египетской, что не буду женой Лотовой и последней сволочью. Клянусь, что не сбегу из тюрьмы, оставив друга моего Диккона в одиночестве распивать бургонское, присланное магистром де Пейном… эй! эй! Куда набуровил столько?.. А мне?.. Договаривались же по три бокала!
Тюремщик что-то проворчал в ответ. Вновь забулькало вино. Мелисанда с тоской вздохнула. После вчерашней порки и допроса немилосердно хотелось есть и пить. Устраиваются же некоторые! Этот вот… как его… Аршамбо де Сент-Аман. Словно дома!
Мелисанда даже стишок сложила:
Аршамбо де Сент-Аман, Плачет по тебе тюрьма.
Но стихи стихами, а тюрьма по храмовнику вовсе не плакала. Наоборот, веселилась. Игральные кости стучали, и счастье игрецкое переходило с одном стороны на другую.
- Ставлю меч против твоего кубка, пояса и ключей!
- Храмуовник… - в голосе Диккона звучала Укоризна. - Твуой меч в этом сундуке. Он не твуой и не муой. Он принадлежит закуону.
- Ладно. Не будь женой Лотовой… Ставлю лошадь Жоффруа. Он всё равно не узнает. А ты доешь вот этот окорок.
Скоро храмовник проиграл и лошадь, и сбрую. Потом отыграл и добавил к этому пояс тюремщика. Диккон вступил в полосу невезения.
- Жена Лотова!.. - доносилось до Мелисанды.
- Муорда рицарская!..
- Но-но! Без жульства! У Храма длинные руки! - Наконец, после ожесточенного перестука костей ликующий голос Аршамбо возвестил:
- Хо-хо! Я выиграл! С тебя прогулка по коридору.
- Муорда храмуовничья… Ладно, Аршамбоу, пуока я не осушу этот кхубок, можешь гулять. Но берегись! Я… Эй-эй! Куда ты забруосил его?! Это мой кхубок!
- Тебе же говорили - у Храма длинные руки. А ты не верил. Я видел внизу хорошую стремянку. Сбегай, Диккон. Тогда, может, достанешь.
- Мерзуавец!
Затопали сапоги тюремщика. Эхо разнеслось под каменными сводами. Через некоторое время зазвенели цепи. Звук приблизился к двери камеры, в которой сидела Мелисанда.
- Эй! - негромко позвал храмовник. - Брат мой Жоффруа! Ты всё еще дуешься из-за той лошади? Не будь женой Лотовой, отзовись. Аршамбо пришел тебе на выручку.
- Его нет здесь, добрый сир де Сент-Аман, - отозвалась Мелисанда. И добавила: - Если вы, конечно, о том чернявом юноше с улыбкой законченного прохвоста. Его выпустили. Теперь я вместо него сижу.
- О чудо! Слышу дивный голосок. Клянусь пояском Марии Египетской… Кто вы?
- Я Мелисанда! Принцесса Иерусалимская.
- Принцесса? И кой черт занес вас в эти казематы? Принцессам полагается сидеть на мягких подушках, попивая горячее винишко с пряностями. Вышивать и почитывать молитвенник.
При слове «вышивать» Мелисанду прорвало.
- Я невиновна! - всхлипнула она. - Помогите мне, сир де Сент-Аман!..
И принцесса принялась взахлеб рассказывать, что с ней случилось.
- Вот, значит, как бывает… - пробормотал Аршамбо, когда она закончила свою повесть. - Знаете что, сударыня? Дождитесь вечера. Не погибайте и не падайте духом. Аршамбо что-нибудь придумает, клянусь титьками святой Агаты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Лучше бы она пнула гнездо шершней. Чужаки одновременно вскочили с мест. Блеснули ножи.
Ни бить посохом, ни уворачиваться времени не осталось. Жалобно пискнула Марьям, когда гебр задвинул ее себе за спину.
- Эй! Эй! - заорал старший. - Больно прыток! А кинжал в брюхо?
- Бей! Бей! Бей! - вступил второй.
Керим бросился к двери. Та вновь распахнулась: на пороге стоял еще один чужак в приметной джуббе. Закатив глаза, евнух сполз на пол.
- Это что еще? - нахмурился вошедший. Окинув взглядом духан, он властно шагнул вперед. Рошан перехватил посох поудобнее, примерился…
…и перевел дыхание.
- Вот вы где, сыны ослицы! - новый гость грузно затопал к шпионам. - Оголодали, шайтаново семя? Пловика по-манбиджски захотелось? А ну встать!!
Воины и так стояли. Но от этого окрика они подпрыгнули, стремясь вытянуться еще больше.
- Наши уже во дворце, - пролаял гость. - Хасана с мига на миг повезут из… - Он смятенно оглянулся на Рошана: - Аллах велик! Что здесь делает этот бродяга?
- Это враг! - сорвался с места первый. - Позвольте, я выпущу ему кишки!
- Стой! Сам разберусь.
Гость повернулся к Рошану. Мордатый, здоровый - зубр зубром. Поди свали такого.
- Соглядатай? От Хасана?
- Вовсе нет, уважаемый, - затараторил гебр. - Служу здесь. Чай подаю, на столы накрываю, хурма-бастурма. Все меня знают, все помнят! Кого хочешь спроси: всяк ответит, другом назовет!
Марьям сжалась в комок. Глаза ее затравленно блестели из-под хиджаба. Рошан выхватил из рук онемевшего трактирщика чайник. Придерживая посох под мышкой, налил в пиалу ароматной коричневой жидкости.
- Угощайтесь, благородный господин! Угощайтесь, благословенный воин!
Гость вызверился на гебра волком.
- Не понял.
- Сейчас поймешь.
Золотисто-коричневая струя выплеснулась из пиалы. Хлестнула по лицу мордатого.
- А-а-а!!
Воины рванулись, но поздно. Фаррох разбил манник о голову самого быстрого, второго - посохом и зубы и бежать.
- Марьям, скорее! Керим, двигай задом!
За спиной дурными голосами выли ошпаренные заговорщики.
МЕЛИСАНДУ ЖДУТ «ГРЯЗНЕНЬКИЕ ДЕЛИШКИ»
Темнота и сырость - вот неизменные атрибуты любого каземата. Сколько позади тюремных дней? Мелисанда уже не помнила. Она лежала на охапке саломы, прислушиваясь к звукам за дверью. Где-то скрипели половицы, сменялся караул. Охал и бормотал коротышка тюремщик.
Мелисанда осторожно уселась. Спину саднило.
Приходилось кусать губы, чтобы не заплакать. Морафия вчера собственноручно выпорола дочь. Недостаток умения королева восполняла энтузиазмом.
- Стой! - прикрикнул тюремщик неведомо на кого. - Сиди спуокойно, шелудивий пес! Кому говорью?
Диккон говорил с причудливым акцентом. Сколько принцесса ни ломала голову, она так и не смогла понять, откуда стражник родом. Гласные в его речи перетекали одна в другую, звучали широко и вкусно. Ему бы актерствовать, а не ворье охранять.
- А что, Дик, - отвечал незнакомый голос, - осталось на донышке? Клянусь пояском Марии Египетской, я алчу и жажду. А ты глух к моим стенаниям, словно жена Лотова.
- Побойся бога, Аршамбоу! Ты в темнице, гнусный храмуовник. Зачем я дуолжен тебя поить?
- Хе-хе! - Что-то звякнуло. - Почему… Потому что ты мне вчера все ключики продул от дальних камер. А ну как Гранье ворья насажает? В шкафу ты их станешь прятать, что ли?..
- Гуосподь покарает тебя, храмуовник! Ну… разве по маленькуой.
- Дело. Раскидывай! Ставлю ключи против бутылки.
Мелисанда прижалась ухом к двери. Неведомый узник не шутил: он действительно собирался сыграть с тюремщиком в кости. Зашаркали подошвы Диккона. Загремели решетки.
- Пуоклянись, что не убежишь, храмуовник.
- Я что тебе, жена Лотова? Ты ж меня, почитай, каждый месяц запираешь.
- Клянись! Знаю я вас, муорд рицарских.
- Ладно. Я, Аршамбо де Сент-Аман, рыцарь Храма, клянусь пояском Марии Египетской, что не буду женой Лотовой и последней сволочью. Клянусь, что не сбегу из тюрьмы, оставив друга моего Диккона в одиночестве распивать бургонское, присланное магистром де Пейном… эй! эй! Куда набуровил столько?.. А мне?.. Договаривались же по три бокала!
Тюремщик что-то проворчал в ответ. Вновь забулькало вино. Мелисанда с тоской вздохнула. После вчерашней порки и допроса немилосердно хотелось есть и пить. Устраиваются же некоторые! Этот вот… как его… Аршамбо де Сент-Аман. Словно дома!
Мелисанда даже стишок сложила:
Аршамбо де Сент-Аман, Плачет по тебе тюрьма.
Но стихи стихами, а тюрьма по храмовнику вовсе не плакала. Наоборот, веселилась. Игральные кости стучали, и счастье игрецкое переходило с одном стороны на другую.
- Ставлю меч против твоего кубка, пояса и ключей!
- Храмуовник… - в голосе Диккона звучала Укоризна. - Твуой меч в этом сундуке. Он не твуой и не муой. Он принадлежит закуону.
- Ладно. Не будь женой Лотовой… Ставлю лошадь Жоффруа. Он всё равно не узнает. А ты доешь вот этот окорок.
Скоро храмовник проиграл и лошадь, и сбрую. Потом отыграл и добавил к этому пояс тюремщика. Диккон вступил в полосу невезения.
- Жена Лотова!.. - доносилось до Мелисанды.
- Муорда рицарская!..
- Но-но! Без жульства! У Храма длинные руки! - Наконец, после ожесточенного перестука костей ликующий голос Аршамбо возвестил:
- Хо-хо! Я выиграл! С тебя прогулка по коридору.
- Муорда храмуовничья… Ладно, Аршамбоу, пуока я не осушу этот кхубок, можешь гулять. Но берегись! Я… Эй-эй! Куда ты забруосил его?! Это мой кхубок!
- Тебе же говорили - у Храма длинные руки. А ты не верил. Я видел внизу хорошую стремянку. Сбегай, Диккон. Тогда, может, достанешь.
- Мерзуавец!
Затопали сапоги тюремщика. Эхо разнеслось под каменными сводами. Через некоторое время зазвенели цепи. Звук приблизился к двери камеры, в которой сидела Мелисанда.
- Эй! - негромко позвал храмовник. - Брат мой Жоффруа! Ты всё еще дуешься из-за той лошади? Не будь женой Лотовой, отзовись. Аршамбо пришел тебе на выручку.
- Его нет здесь, добрый сир де Сент-Аман, - отозвалась Мелисанда. И добавила: - Если вы, конечно, о том чернявом юноше с улыбкой законченного прохвоста. Его выпустили. Теперь я вместо него сижу.
- О чудо! Слышу дивный голосок. Клянусь пояском Марии Египетской… Кто вы?
- Я Мелисанда! Принцесса Иерусалимская.
- Принцесса? И кой черт занес вас в эти казематы? Принцессам полагается сидеть на мягких подушках, попивая горячее винишко с пряностями. Вышивать и почитывать молитвенник.
При слове «вышивать» Мелисанду прорвало.
- Я невиновна! - всхлипнула она. - Помогите мне, сир де Сент-Аман!..
И принцесса принялась взахлеб рассказывать, что с ней случилось.
- Вот, значит, как бывает… - пробормотал Аршамбо, когда она закончила свою повесть. - Знаете что, сударыня? Дождитесь вечера. Не погибайте и не падайте духом. Аршамбо что-нибудь придумает, клянусь титьками святой Агаты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86