В коридоре забухали сапоги тюремщика.
- Вот досада… Старый хрен возвращается. Что ж, Ваше Высочество, ждите. Сегодня вечером!
- Я верю вам!
Храмовник не ответил. Зазвенели цепи, и жизнерадостный голос объявил:
- Диккон, старина! Что это ты приволок?
- Мерзкий, мерзкий храмуовник! Вот кхубок у меня. Гуляй же!
- Не хочу. Играем еще - на лошадь Жоффруа. Если не верну ее к завтрему, он мне голову оторвет.
- Аршамбоу, я ни разу не видел эту луошадь. И тебе нечего ставить!
- Как? А прогулка? Она оказалась неинтересной. Я верну тебе ее - если выиграешь.
Ближе к вечеру, когда Мелисанда вконец измаялась от страха и неизвестности, за ней пришли. Принцессе хотелось перекинуться с бойким храмовником еще хоть словечком, но не повезло: час назад Аршамбо выиграл досрочное освобождение. Диккон и Мелисанда остались в тюрьме одни.
Если не считать крыс, мокриц и пауков, конечно. А теперь еще и палача.
- Тише, тише, деточка, - донесся из-за двери голос. - Добренький Арман всего лишь выполняет свои обязанностишки. А сейчас принцессочка пойдет к мамочке и расскажет свои тайночки.
Иерусалимского палача звали Арманом Незабудкой. Мерзавец мастерски отбивал людям почки. Вырвавшиеся из его лап помнили Незабудку до конца жизни. У особо забывчивых память прояснялась при каждом походе в нужник.
- Куда вы меня ведете? - с дрожью в голосе спросила Мелисанда, выходя из камеры.
- В пыточный казематик, деточка. Мамочка хочет задать своей дочурке вопросик. И не один. Добренький Арман поможет Ее Величеству, пособит, да. У Армана есть славненькая дыбочка.
Солдаты нарочно замедляли шаг, чтобы не идти рядом с изувером. В отличие от выморочной твари Незабудки, они были обычными людьми. И не выглядели так, словно сей же миг собираются вцепиться вам в горло.
Принцессу затрясло.
«Папа! Помоги мне! - взмолилась она. - Гуго, где ты?!»
И почему-то:
«Сир Аршамбо!»
Странное дело: вспомнив бесшабашного храмовника, она успокоилась. Имя это оказало поистине целительное действие. А вслед за ним всплыло другое.
Гуго де Пейн. Великий магистр Храма.
- …ах, эти буравчики для ушек, - пел палач. - Еще тисочки для пальчиков бывают чудненькие. Такие с язычком и бархатными рукояточками. Чтобы крутить удобнее. И прелестненькие жаровенки. Знаете, милочка, когда раскаленный брусочек кладут человечку на животик, язычок развязывается, как бутон розочки. А какие дивненькие иголочки для ноготочков! М-м-м! Прелесть!
Одинокий луч солнца, чудом прорвавшийся в пыль и одиночество тюрьмы, упал на щеку принцессы. Девушка выпрямилась.
«Я - будущая королева, - подумала она. - Морафия, де Бюр, Арман - ух, вы у меня попляшете!»
Чтобы отвлечься от болтовни Незабудки, принцесса принялась считать ступени. А также запоминала переходы и повороты. Всё, что угодно, лишь бы избавиться от сладкой патоки, марающей уши.
- …а я говорю: «Это всего лишь пятилетняя девочка». Но барон… прошу прощения, милочка!. Сир барончик отвечает: «А мне без разницы. Я хочу видеть в действии свой новый, недавно приобретенный испанский сапожок. А также железную деву с бронзовыми усовершенствованными ручками, и набор трубок для раздутия чрева горячей водой». А я: «Не извольте беспокоиться, господин барон. Вот только сапожок, боюсь, великоват будет». А он: «Две ноги всунуть - в самый раз».
Мелисанда стиснула зубы.
Арман. Морафия. Де Бюр. Нет, Армана первым. Такие люди, как он, не должны жить. Но сперва надо выжить самой.
И не выдать Гуго.
- …а когда дошло до чревозаполнительных трубок, глаза у бедняжечки стали вылазить наружу. Тут я беру ложку…
Послышался сдавленный хрип: это затошнило одного из солдат. Второй с ненавистью скосился на палача.
- Вот упырина… - Он открыл дверь и ободряюще шепнул: - Пожалте, Ваше Высочество. Не держите зла. И да хранит вас Господь.
Хирургия Средневековья в основном сводилась к работе пилой и долотом. Дезинфекция, антисептика - от этих слов попахивало чернокнижием. Хирурги счищали ржавчину с инструмента точильным камнем, о прочем же не заботились.
Арман вымачивал свои лезвия и тисочки в бычьей моче, смешанной с киприйским вином. По стерильности его инструменты могли дать сто очков форы содержимому любого лекарского мешка.
Когда принцесса увидела коллекцию Незабудки, силы едва не покинули ее. Прихотливо изогнутые клиночки в форме листьев. Дробилки для пальцев, запястий и носовых хрящей. Сверла зубные, носовые, ушные.
Угли в жаровнях переливались рубиновым сиянием. Дыба черного дерева лоснилась от масла. Угол занимал огромный сундук с палаческим снаряжением, а рядом на табурете сидела нахохлившаяся Морафия.
- Здравствуй, дочь моя. Как спалось тебе?
- Благодарю, Ваше Величество.
- Не передумала еще? Учти, хахаля твоего и так сыщем. Никуда не денется. А вот ты… Ты станешь очень печальной девой.
- Ножки можно укоротить, сударыня, - услужливо подсказал палач. - Особенно левую. Для пикантности.
- Да. Вырезать нос. Снять губы, обнажив десны. Уши, щеки, веки… Арман - мастер своего дела, девочка моя. Он может превратить тебя в ночной кошмар. Подумай! - Королева подошла к девушке. - Твой любовник, кто бы он ни был, в ужасе бежит от тебя. Я знаю мужчин.
Она провела кончиками пальцев по груди Мелисанды.
- Острые соски, нежная шейка, - пальцы коснулись подбородка девушки, - прекрасное личико. Вот что их манит. И когда ты лишишься всего этого - подумай! - чем привлечешь своего милого?
Королева придвинулась. В ее глазах плясали оранжевые точки факелов.
- Скажи его имя, дочка. Обещаю, он умрет быстро и почти безболезненно.
Девушка помотала головой. Горло перехватило. Мелисанда боялась, что, если скажет хоть что-то, страх превратит слова в беспомощный писк.
- Жаль. Я хотела спасти тебя. Приступай же, Арман.
Палач засуетился, радостно потер ладони: Сейчас, сейчас! Добренький Арман уже готов. С чего начать? Жаровенку? Сверлочки?
- Помягче что-нибудь. Дадим девочке шанс. Девочке… тьфу! Дыбу или костеломку готовь.
Мелисанде стало дурно. Незабудка запрыгал вокруг нее жирным воробышком:
- Вы платьюшко-то снимите, деточка. Делишки нам предстоят грязненькие. Кровушка, мяско. Еще обделаетесь невзначай. А платьюшко, - он пощупал ткань, - дорогое. Большие безантики за него плочены.
- Не беспокойся, Арман. Делай свое дело. Если платье мешает, то сними.
- Не мешает, не мешает, Ваше Величество. Дорогому Арманчику ничто не мешает.
Словно во сне девушка прошла к дыбе. Морафия смотрела на дочь с легким сожалением:
- Может, одумаешься, мерзавочка? Последний раз предлагаю. Потом не буду.
Плюнуть в мучительницу у Мелисанды тоже не вышло. В горле пересохло от страха.
«Ой, мамочки! - билось в висках. - Да что же это? Да ведь это меня… со мной…»
- На скамеечку… на скамеечку, пожалте, сударыня… Не оступитесь, здесь кровосточек… Ручечки за спиночку… Сейчас петелечку накину принцессочке… ох незадачечка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86