Налила воды, капнула, как учила смуглянка, три капли. Фу, гадость! Из лягушачьих костей, что ли, сварено?
Даже после всего, что между ними было, Гуго стеснялся наблюдать за голой девушкой. Чтобы не смущать любовника, Мелисанда накинула камизу и влезла в тяжелое блио. Ей показалось, что между ней и Гуго возникла стена отчуждения.
Но нет. Оруженосец, сопя, вылез из-под одеяла и затрусил в дальний угол чердака. Послышалось деловитое журчание. Странные они, мужчины…
- Тебе надо тряпки найти, - сказал он, возвращаясь. - Из моего на тебе всё болтаться будет. Но я поговорю с Мишелем. Он тощий, его одежка тебе как раз будет. Вот только… Как тебя в свиту устроить?
- Я могу и в обозе. Сир Гильом ни в чем себе не отказывает. А правда, что он возит с собой золотую ванну?
- Медную. - Мальчишка замялся: - Мелис… В смысле, Ваше Высочество… В обозе придется со шлюхами ехать.
- А то я шлюх не видала?
- Но… Ладно.
- Ну да… Узнай служанки, да еще и Сатэ, чем я тут занимаюсь, - меня бы первую в шлюхи записали.
Мелисанда усмехнулась. В памяти всплыл образ румийской принцессы. Смуглянка одобрительно подмигнула.
- Я поговорю с Гранье. Пусть порекомендует меня оруженосцем.
Мысль была сумасшедшая, почище, чем пробиваться с войсками в Халеб. Но Мелисанда знала, что всё это у нее получится: и уговорить Гранье, и приникнуть переодетой в свиту коннетабля. Вот что делать дальше - это вопрос.
Хотя нет. Ей ведь главное - убраться из Иерусалима, подальше от материнского надзора. А там - Триполи, Антиохия… Можно будет заявиться к Понсу и князю Боэмунду и потребовать. Она же будущая королева!
Если надо, наобещать им с три короба… Денег, городов, земель. Сестер пообещать вот. Боэмунду - Алиску, она красивая.
А Понсу - Годьерну. Девчонке уже четырнадцать, не ребенок. Оба правителя холостяки, вряд ли откажутся породниться с домом короля Иерусалимского.
Пока Мелисанда мечтала, Гуго съел все яблоки и пирожки. Еще раз подивившись прозорливости румийки (предсказывала, всё знала!), принцесса приказала мальчишке одеться и не трясти своим, пока еще не рыцарственным достоинством. Им предстояло много дел, один разговор с Гранье чего стоит! А откладывать нельзя: скоро старик отправится в инспекцию, и поминай как звали. Тогда уж действительно придется в обозе со шлюхами ехать.
На нижних ступеньках лестницы Мелисанда накинула плащ, достала из корзинки молитвенник. Сейчас надо будет выйти в сад и притвориться, что эти часы она провела в благочестивых размышлениях. Всего-то.
И вот тут Гуго всё испортил. На него накатило романтическое настроение. Мальчишка стал перед принцессой на одно колено и схватил ее за руку:
- Когда я смогу еще раз лицезреть вас, моя госпожа?
От этого «лицезреть» Мелисанду передернуло. Уж лучше лимон целиком сжевать! Нет, понятно: не так давно Иерусалим посетил Дюбуа Среброязычный. Сестры ни одного представления не пропустили. Да и сама Мелисанда… Но надо же различать, где песня, а где жизнь!
- Вставай, дурачок, ты что?! - оторопела девушка. - Еще увидит кто!
- Один поцелуй! Всего один!
Оруженосец вошел в роль. Кем он, интересно, себя мнит? Гавейном? Белым рыцарем? Мальчишка пылко (и, надо признаться, уже довольно умело) поцеловал девушку. И еще раз. И…
- Принцэсса? - Этот голос Мелисанда узнала бы из тысяч других. - Дэточка! Ах, бэсстыднэца!
Сатэ? Как некстати! Оттолкнув Гуго, принцесса махнула плащом, чтобы скрыть его лицо. Мальчишка бросился бежать. Хорошо хоть, капюшон накинул! По рыжим лохмам его всякий признал бы, несмотря на сумерки.
Мелисанда напустила на себя неприступный вид:
- Сатэ! Вы нарушили мое уединение. - Для решительности она покачала в воздухе молитвенником. - И вообще! Как вы смеете шпионить за мной?! Убирайтесь! Немедленно!
- Но, но! Не так быстро, дочь моя, - сильная рука ухватила принцессу за плечо. - Что ж ты гонишь свою старую нянюшку?
Когда на дорожке появилась королева, Мелисанда не успела заметить. Вот только что было пусто, свет факела пробивался сквозь спутанные ветви желтой звездой, и нате вам! Черное платье (словно королева в трауре), волосы распущены - что, девицу невинную из себя корчит? Лицо - сердечком, глаза - смеющиеся луны, а над верхней губой чернеют усики. Алису эти усики приводили в ужас. Бедная девочка каждое утро пытала зеркало: началось или нет? С красотой матери девчонка унаследовала и ее недостатки, с этим приходилось мириться.
- Молитвы, значит, читаешь, - сузила глаза Морафия. Она взяла из онемелых пальцев дочери фолиант, перелистала. - Глаза портишь… Да как же ты в сумерках буквы различаешь, дочь моя?
- Я знаю все молитвы наизусть, матушка, - пролепетала принцесса.
- Да? - брови королевы поползли вверх. - Вот уж не знала, что ты такая набожная. Стой спокойно!
Она наклонилась к принцессе и принялась ее обнюхивать. Нос ее шевелился, словно у гончей. На миг Мелисанде стало страшно. Ей представилось, как мать вцепляется зубами в живот и рвет, выгрызает мышцы и внутренности. Однажды принцессе довелось видеть, как охотничьи псы драли в клочья лису… Страшное зрелище!
- От тебя пахнет кровью, дочь моя.
- Это потому… потому, что у меня время такое.
- И мужчиной.
Мать нахмурилась. Последнего она не могла утверждать наверняка. Гильом де Бюр покинул ее покои совсем недавно, запах его тела преследовал Морафию.
- Любая благочестивая девушка, когда у нее наступают такие дни, сидит дома и занимается рукоделием. Но ты-то у нас не благочестивая. Ты - набожная. С кем была, маленькая шлюха?!
- Я клянусь, мама!..
- Ах, клянешься? - Пальцы Морафии вцепились в ухо. Принцесса взвизгнула, опускаясь на колени. - Ах, ты у нас молитвенник наизусть знаешь! Читай же! Читай! - Морафия ткнула девушке под нос перевернутую книгу. - Ну же?!
Жесткая рука отпустила ухо и вцепилась в волосы. Морафия подняла обмершую девушку к своему лицу. Мелисанда заглянула в круглый, пылающий безумием глаз, и силы покинули ее.
- Ты. Была. С мужчиной, - чеканя каждое слово, произнесла королева. - Кто он?
- Матушка!!
- Ах, стервища! Выродок! Жаль, что я не выгранила плод, когда зачала тебя! Неблагодарная тварь! Кто он?!
- Не скажу!
От пощечины Мелисанда на миг ослепла. В ушах звенело, из носа побежали теплые быстрые капли.
«Меня! - мелькнула яростная мысль. - Будущую королеву! Какая-то безумная старуха!»
- Кто он?! Кто он?! КТО ОН?!! - орала Морафия.
Образ несчастного поваренка, похожего на свареную курицу, вновь посетил Мелисанду. На миг распяленная бело-серая мордочка превратилась в лицо Гуго. Мертвое, измученное смертной болью. Принцессу затошнило.
- Не скажу-у!! - завопила она и вцепилась зубами и руку матери. Вопль, потрясший парк, мог состязаться в громкости с ревом труб Иисуса Навина.
- Мерзавка! - взвыла королева. - Стража! Стража!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Даже после всего, что между ними было, Гуго стеснялся наблюдать за голой девушкой. Чтобы не смущать любовника, Мелисанда накинула камизу и влезла в тяжелое блио. Ей показалось, что между ней и Гуго возникла стена отчуждения.
Но нет. Оруженосец, сопя, вылез из-под одеяла и затрусил в дальний угол чердака. Послышалось деловитое журчание. Странные они, мужчины…
- Тебе надо тряпки найти, - сказал он, возвращаясь. - Из моего на тебе всё болтаться будет. Но я поговорю с Мишелем. Он тощий, его одежка тебе как раз будет. Вот только… Как тебя в свиту устроить?
- Я могу и в обозе. Сир Гильом ни в чем себе не отказывает. А правда, что он возит с собой золотую ванну?
- Медную. - Мальчишка замялся: - Мелис… В смысле, Ваше Высочество… В обозе придется со шлюхами ехать.
- А то я шлюх не видала?
- Но… Ладно.
- Ну да… Узнай служанки, да еще и Сатэ, чем я тут занимаюсь, - меня бы первую в шлюхи записали.
Мелисанда усмехнулась. В памяти всплыл образ румийской принцессы. Смуглянка одобрительно подмигнула.
- Я поговорю с Гранье. Пусть порекомендует меня оруженосцем.
Мысль была сумасшедшая, почище, чем пробиваться с войсками в Халеб. Но Мелисанда знала, что всё это у нее получится: и уговорить Гранье, и приникнуть переодетой в свиту коннетабля. Вот что делать дальше - это вопрос.
Хотя нет. Ей ведь главное - убраться из Иерусалима, подальше от материнского надзора. А там - Триполи, Антиохия… Можно будет заявиться к Понсу и князю Боэмунду и потребовать. Она же будущая королева!
Если надо, наобещать им с три короба… Денег, городов, земель. Сестер пообещать вот. Боэмунду - Алиску, она красивая.
А Понсу - Годьерну. Девчонке уже четырнадцать, не ребенок. Оба правителя холостяки, вряд ли откажутся породниться с домом короля Иерусалимского.
Пока Мелисанда мечтала, Гуго съел все яблоки и пирожки. Еще раз подивившись прозорливости румийки (предсказывала, всё знала!), принцесса приказала мальчишке одеться и не трясти своим, пока еще не рыцарственным достоинством. Им предстояло много дел, один разговор с Гранье чего стоит! А откладывать нельзя: скоро старик отправится в инспекцию, и поминай как звали. Тогда уж действительно придется в обозе со шлюхами ехать.
На нижних ступеньках лестницы Мелисанда накинула плащ, достала из корзинки молитвенник. Сейчас надо будет выйти в сад и притвориться, что эти часы она провела в благочестивых размышлениях. Всего-то.
И вот тут Гуго всё испортил. На него накатило романтическое настроение. Мальчишка стал перед принцессой на одно колено и схватил ее за руку:
- Когда я смогу еще раз лицезреть вас, моя госпожа?
От этого «лицезреть» Мелисанду передернуло. Уж лучше лимон целиком сжевать! Нет, понятно: не так давно Иерусалим посетил Дюбуа Среброязычный. Сестры ни одного представления не пропустили. Да и сама Мелисанда… Но надо же различать, где песня, а где жизнь!
- Вставай, дурачок, ты что?! - оторопела девушка. - Еще увидит кто!
- Один поцелуй! Всего один!
Оруженосец вошел в роль. Кем он, интересно, себя мнит? Гавейном? Белым рыцарем? Мальчишка пылко (и, надо признаться, уже довольно умело) поцеловал девушку. И еще раз. И…
- Принцэсса? - Этот голос Мелисанда узнала бы из тысяч других. - Дэточка! Ах, бэсстыднэца!
Сатэ? Как некстати! Оттолкнув Гуго, принцесса махнула плащом, чтобы скрыть его лицо. Мальчишка бросился бежать. Хорошо хоть, капюшон накинул! По рыжим лохмам его всякий признал бы, несмотря на сумерки.
Мелисанда напустила на себя неприступный вид:
- Сатэ! Вы нарушили мое уединение. - Для решительности она покачала в воздухе молитвенником. - И вообще! Как вы смеете шпионить за мной?! Убирайтесь! Немедленно!
- Но, но! Не так быстро, дочь моя, - сильная рука ухватила принцессу за плечо. - Что ж ты гонишь свою старую нянюшку?
Когда на дорожке появилась королева, Мелисанда не успела заметить. Вот только что было пусто, свет факела пробивался сквозь спутанные ветви желтой звездой, и нате вам! Черное платье (словно королева в трауре), волосы распущены - что, девицу невинную из себя корчит? Лицо - сердечком, глаза - смеющиеся луны, а над верхней губой чернеют усики. Алису эти усики приводили в ужас. Бедная девочка каждое утро пытала зеркало: началось или нет? С красотой матери девчонка унаследовала и ее недостатки, с этим приходилось мириться.
- Молитвы, значит, читаешь, - сузила глаза Морафия. Она взяла из онемелых пальцев дочери фолиант, перелистала. - Глаза портишь… Да как же ты в сумерках буквы различаешь, дочь моя?
- Я знаю все молитвы наизусть, матушка, - пролепетала принцесса.
- Да? - брови королевы поползли вверх. - Вот уж не знала, что ты такая набожная. Стой спокойно!
Она наклонилась к принцессе и принялась ее обнюхивать. Нос ее шевелился, словно у гончей. На миг Мелисанде стало страшно. Ей представилось, как мать вцепляется зубами в живот и рвет, выгрызает мышцы и внутренности. Однажды принцессе довелось видеть, как охотничьи псы драли в клочья лису… Страшное зрелище!
- От тебя пахнет кровью, дочь моя.
- Это потому… потому, что у меня время такое.
- И мужчиной.
Мать нахмурилась. Последнего она не могла утверждать наверняка. Гильом де Бюр покинул ее покои совсем недавно, запах его тела преследовал Морафию.
- Любая благочестивая девушка, когда у нее наступают такие дни, сидит дома и занимается рукоделием. Но ты-то у нас не благочестивая. Ты - набожная. С кем была, маленькая шлюха?!
- Я клянусь, мама!..
- Ах, клянешься? - Пальцы Морафии вцепились в ухо. Принцесса взвизгнула, опускаясь на колени. - Ах, ты у нас молитвенник наизусть знаешь! Читай же! Читай! - Морафия ткнула девушке под нос перевернутую книгу. - Ну же?!
Жесткая рука отпустила ухо и вцепилась в волосы. Морафия подняла обмершую девушку к своему лицу. Мелисанда заглянула в круглый, пылающий безумием глаз, и силы покинули ее.
- Ты. Была. С мужчиной, - чеканя каждое слово, произнесла королева. - Кто он?
- Матушка!!
- Ах, стервища! Выродок! Жаль, что я не выгранила плод, когда зачала тебя! Неблагодарная тварь! Кто он?!
- Не скажу!
От пощечины Мелисанда на миг ослепла. В ушах звенело, из носа побежали теплые быстрые капли.
«Меня! - мелькнула яростная мысль. - Будущую королеву! Какая-то безумная старуха!»
- Кто он?! Кто он?! КТО ОН?!! - орала Морафия.
Образ несчастного поваренка, похожего на свареную курицу, вновь посетил Мелисанду. На миг распяленная бело-серая мордочка превратилась в лицо Гуго. Мертвое, измученное смертной болью. Принцессу затошнило.
- Не скажу-у!! - завопила она и вцепилась зубами и руку матери. Вопль, потрясший парк, мог состязаться в громкости с ревом труб Иисуса Навина.
- Мерзавка! - взвыла королева. - Стража! Стража!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86