Некоторое время он лежал в полной темноте, пока не додумался
раскрыть глаза. Это была еще не мысль, а скорее осознание того факта, что
он способен думать, а значит существует.
В комнате царили сумерки, но это не помешало Филиппу узнать свою
спальню. С трудом повернув голову и застонав от острой боли, которая будто
раскалывала его череп на части, обнаружил, что окна зашторены, а по краям
тяжелых штор из плотной красной ткани слабо пробивается свет. Значит, там,
снаружи, сейчас день.
"Нужно раздвинуть шторы", - была первая его связная мысль, и в то же
самое время его губы произнесли первые осмысленные слова:
- Дайте свет... темно... Кто-нибудь есть?..
Послышались быстрые шаркающие шаги - в комнате он был не один.
- Слава всевышнему, наконец-то! - Преподобный Антонио, его духовный
наставник, увидев разумный блеск в глазах Филиппа, радостно и облегченно
вздохнул. - Я так волновался за тебя, сын мой, так боялся, что ты никогда
не придешь в себя.
Пока падре раздвигал шторы на ближайшем окне, Филипп напряженно
размышлял над его последними словами, но без каких-либо видимых
результатов. Боль в голове чувствительно мешала ему сосредоточиться.
- И откройте окно, - добавил он. - Душно.
Дон Антонио исполнил и эту его просьбу. Повеяло приятной прохладой.
Филипп с наслаждением вдыхал чистый и свежий воздух, наполненный ароматами
поздней весны.
Падре вернулся к Филиппу, присел на край широкой кровати и взял его
за руку.
- Как себя чувствуешь? - заботливо спросил он.
- Довольно скверно, - откровенно признался Филипп. - Голова будто
ватой набита, слабость какая-то... Что случилось, падре?
- Ты сильно ударился и, похоже, у тебя было сотрясение мозга. К
счастью, все обошлось.
- Сотрясение мозга, - повторил Филипп. - Понятно... И как долго я был
без сознания?
- Три с половиной дня.
- Ага... - Филипп попытался вспомнить, как его угораздило получить
сотрясение мозга, но безуспешно: прошлое плотно окутывал густой туман
забытья. - Я не помню, как это произошло, падре. Наверно, я здорово
нахлестался и спьяну натворил делов. Больше я не буду так напиваться.
Никогда.
Преподобный отец встревожено воззрился на него:
- Что ты говоришь, Филипп?! Ведь ты был трезв.
- Я? Трезв? - Филипп в недоумении захлопал своими длинными светлыми
ресницами. - Вы ошибаетесь, падре. Тогда я много выпил, очень много...
даже не помню, сколько.
- Нет, это было накануне. А ударился ты на следующий день утром.
- Утром? - Филипп снова заморгал. - Как это утром? Разве я утром...
Нет, не понимаю. Я ничего не понимаю!
- Так ты не помнишь об ЭТОМ? - спросил падре, внимательно глядя ему в
глаза.
- Об этом? О чем? - Филипп снова напряг свою память, и вскоре у него
с новой силой разболелась голова. - Я ничего не помню о следующем дне,
падре. Ровным счетом ничего. Последнее, что я помню, это как я пил на
вечеринке, чтобы набраться смелости... А что стряслось? Что?
Дон Антонио покачал головой.
- Лучше тебе самому вспомнить... А если не вспомнишь, тем лучше для
тебя.
- Вот как! - Филипп вконец растерялся. - Я вас не понимаю. Расскажи
мне все.
Падре вздохнул.
- Нет, Филипп, не сейчас. Разумеется, рано или поздно ты обо всем
узнаешь - но лучше позже, чем раньше... Ладно, оставим это. - Преподобный
отец помолчал, прикидывая в уме, как перевести разговор на другую тему,
потом просто сказал: - Вчера приехал граф Альбре с сестрой.
Филипп слабо улыбнулся.
- Это хорошо. Я по ним так соскучился... особенно по Амелине. Я хочу
видеть их. Обоих. Но прежде всего - Амелину.
Падре медленно поднялся.
- Сейчас я велю разыскать их и сообщить, что ты уже пришел в себя. Не
сомневаюсь, что Амелина тотчас прибежит к тебе.
С этими словами он направился к выходу, но у самой двери Филипп
задержал его:
- А Эрнан? Он уже приехал из Беарна?
- Да. Вместе с Гастоном и Амелиной, - ответил падре, на лицо его
набежала тень.
- Тогда пошлите, пожалуйста, вестового в Кастель-Фьеро...
- В этом нет необходимости, - мягко перебил его дон Антонио. -
Господин де Шатофьер здесь.
- Где именно? - оживился Филипп.
- Полчаса назад я видел его в твоей библиотеке.
- Так позовите его. Немедленно
- Ладно, - снова вздохнул преподобный отец. - Позову. И пока вы
будете разговаривать, пойду распоряжусь насчет обеда.
Слово "обед" пробудило в Филиппе волчий аппетит. Он подумал, что ему
совсем не помешает плотно поесть, и при этой мысли у него потекли слюнки,
а в животе заурчало.
Его гастрономические размышления прервало появление Эрнана - высокого
крепкого парня с черными, как смоль, волосами и серыми со стальным блеском
глазами. В каждом его движении сквозила недюжинная сила, и потому он
казался на несколько лет старше, чем был на самом деле.
- Привет, дружище, - усмехнулся Филипп. - Пока тебя не было, я в
такой переплет попал... Даже толком не знаю в какой.
Шатофьер как-то отрешенно поглядел на него и молча кивнул. Лицо его
было бледное, с болезненным сероватым оттенком, а под воспаленными глазами
явственно проступали круги.
- Ты плохо себя чувствуешь? - участливо спросил Филипп.
- Да. В общем, неважно, - ответил Эрнан, голос его звучал глухо и
прерывисто, как стон. После короткой паузы он добавил: - Дон Антонио
предупредил, что ты ничего не помнишь, но я все равно благодарен тебе...
за то, что ты хотел сделать вместо меня... хоть и не смог.
- О чем ты говоришь? - удивленно спросил Филипп. - Что же, в конце
концов, произошло?
- Она... - Из груди Эрнана вырвался всхлип. - Она была мне как
сестра... Больше, чем сестра, ты знаешь...
В этот момент память полностью вернулась к Филиппу. Он пронзительно
вскрикнул и зарылся лицом в подушку, прижав ладони к вискам. Ему казалось,
что голова его вот-вот треснет от нахлынувших воспоминаний. Туман забытья,
окутывавший события того рокового утра, в одночасье развеялся, и Филипп с
предельной ясностью вспомнил все, что случилось с ним тогда. И что
случилось с НЕЙ...
Ее звали Эджения. Она была дочерью кормилицы Эрнана и его сверстницей
- как тогда говорили, она была его молочной сестрой. Мать Шатофьера умерла
вскоре после родов, отец - немногим позже; их он, естественно, не помнил и
мамой называл свою кормилицу, а ее дочь была для него родной сестрой. Они
росли и воспитывались вместе, были очень привязаны другу к другу, а когда
повзрослели (как и Филипп, они повзрослели раньше срока), их привязанность
переросла в настоящую любовь. Никто не знал об истинных намерениях Эрнана
в отношении его молочной сестры;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74