Таким образом, длившаяся более
семи столетий Реконкиста в Испании была успешно завершена летом 1452 года.
Плоды этой блестящей победы пожинали не только Кастилия, Италия и
Арагон. С благословения Филиппа балеарский флот участил набеги на
Мавританию, а в середине августа гасконская армия оккупировала город
Джазаир,* ставший впоследствии форпостом галльской экспансии в Северной
Африке. Между тем иезуиты, пользуясь представившимся им случаем, расширили
Мароканскую область ордена к северу, захватив портовый город Танжер, и
остановили свое продвижение лишь на линии реки Ксар-Сгир, где встретились
с арагонцами, которые тоже не теряли времени даром и взяли под свой
контроль юго-восточную часть гибралтарского пролива, а также весь Сеутский
залив вплоть до мыса Кабо-Негро.
Валентин Юлий Истирийский, удостоенный по возвращении в Италию
триумфа, даже не думал почивать на лаврах. Вскоре он отправился в Тунис,
чтобы воевать там для вящей славы Рима и возрождения его былого
могущества.
Покончив с присутствием арабов на западе Европы и начав теснить их в
Северной Африке, католический мир, вместе с тем, не мог не обратить свои
взоры на восток континента, где наряду с надвигавшейся из Малой Азии
турецкой угрозой, к северу назревали процессы прямо противоположного
характера.
Еще в 1239 году, после победы русских войск в битве под Переяславом,
великий князь Киевский Даниил, ставший впоследствии королем Руси, и хан
Батый заключили перемирие, разделив между собой сферы влияния по линии
Полоцк - Смоленск - Новгород-Северский - Северский Донец. В первые сто лет
перемирия, которое, несмотря на постоянные пограничные стычки, соблюдалось
вот уже более двухсот лет, русские короли объединили находившиеся в сфере
их влияния княжества в единое государство, а затем утвердили власть Киева
на Азове и в Северном Причерноморье. Так что в середине XV века, когда
происходили описываемые нами события, Русь представляла собой
могущественное государство на востоке Европы, равное по территории двум
Германиям и уж куда более сплоченное, чем союз немецких княжеств.
А между тем, к северу от Руси набирала силу Литва. За прошедшие
двести лет литовцы разделили с поляками Пруссию, изгнали ливонских рыцарей
из куршских, ливских и эстских земель, успешно противостояли своим
северным соседям, скандинавам, и даже было распространили свою власть на
Карелию, впрочем, ненадолго. Вскорости им довелось уступить ее Московии,
вассальному Орде государству, которое возникло в результате объединения
славянских княжеств, оказавшихся в сфере влияния Казанского ханства.
Однако с тех пор литовские князья никак не могли забыть о потерянных
территориях, также как и русские короли частенько вспоминали о том, что в
былые времена северо-восточные княжества безоговорочно признавали
верховенство над собой киевского престола. Несколько лет назад король Руси
Роман II и великий князь Литовский Витовт IV решили, что настало время
восстановить историческую справедливость, и, заключив между собой союз,
начали активно готовиться к предстоящему освобождению своих, как не
уставал повторять король Роман, "исконных территорий".
Московиты, которые, впрочем, и сами постепенно стряхивали с себя
татарское иго, в принципе не имели ничего против братской помощи со
стороны Руси, однако цена, запрашиваемая Киевом за эту помощь - так
называемое воссоединение, - многим казалась непомерно высокой. И до
монголо-татарского нашествия восточные славяне, этот конгломерат из
множества разных племен, никогда не чувствовали себя единым народом, а
после раздела их шаткой общности - старокиевского государства,
северо-восточные славяне оказались в совершенно иных геополитических
условиях, нежели их сородичи на юге и юго-западе. Двухсотлетнее пребывание
под азиатским игом не могло не отразиться на психологии московитов, их
национальном характере и культуре, жизненном укладе и, естественно, на
самой форме московской государственности, которая была по-азиатски
деспотичной.
Пожалуй, самым проевропейски ориентированным слоем московского
общества являлось духовенство, поскольку оно напрямую зависело от
Константинопольского патриаршего престола и большинство высших церковных
постов в Московской метрополии занимали либо греки, либо русские. Именно
епископы были единственными в Московии, кто безоговорочно поддержал идею
Романа II об объединении двух восточно-славянских государств, а несколько
позже (но с существенными оговорками) и идею папы Павла VII о
воссоединении двух христианских церквей. Однако ни то, ни другое не нашло
широкой поддержки ни у простонародья (хотя его мнения никто не спрашивал),
ни среди московской знати. Московиты уже начинали осознавать себя нацией,
отдельным народом, и предпочли бы еще на век-полтора оставаться под
татарским игом, но сбросить его самим, собственными силами, сохранив при
том свою самобытность и свою государственность.
Поэтому русский король, не придя к согласию с московским царем,
заключил союз с великим князем Литовским, чтобы общими усилиями освободить
Московию от ига неверных (пусть даже вопреки воле самих московитов) и
присоединить ее к Руси, уступив Карелию Литве.
Обеспокоенный столь решительными намерениями Романа II, а также его
настойчивыми утверждениями о том, что московиты никакой не народ, но лишь
неотъемлемая часть единого русского народа, московский царь спешно
отправил на запад представительную делегацию во главе с князем Николаем
Рязанским и боярином Василием Козельским, целью которой было поелику
возможно постараться настроить католических государей против Руси и Литвы,
всеми средствами дипломатии (и не только дипломатии) сорвать вербовку ими
наемников и закупку военного снаряжения для похода на Московию, а если
получится - то и расстроить готовящееся объединение церквей.
Побывали Московиты и в Тулузе, где по прискорбному стечению
обстоятельств в то же самое время находился Филипп - после успешной
операции по захвату Байонны он приехал на несколько дней погостить у
своего дяди, короля Робера, и повидаться со своим побочным братом,
архиепископом Марком.
Первое знакомство Филиппа с московитами нельзя было назвать приятным.
На второй день после их приезда между ним и боярином из свиты Николая
Рязанского вспыхнула ссора из-за одной барышни, фрейлины королевы Марии
Фарнезе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
семи столетий Реконкиста в Испании была успешно завершена летом 1452 года.
Плоды этой блестящей победы пожинали не только Кастилия, Италия и
Арагон. С благословения Филиппа балеарский флот участил набеги на
Мавританию, а в середине августа гасконская армия оккупировала город
Джазаир,* ставший впоследствии форпостом галльской экспансии в Северной
Африке. Между тем иезуиты, пользуясь представившимся им случаем, расширили
Мароканскую область ордена к северу, захватив портовый город Танжер, и
остановили свое продвижение лишь на линии реки Ксар-Сгир, где встретились
с арагонцами, которые тоже не теряли времени даром и взяли под свой
контроль юго-восточную часть гибралтарского пролива, а также весь Сеутский
залив вплоть до мыса Кабо-Негро.
Валентин Юлий Истирийский, удостоенный по возвращении в Италию
триумфа, даже не думал почивать на лаврах. Вскоре он отправился в Тунис,
чтобы воевать там для вящей славы Рима и возрождения его былого
могущества.
Покончив с присутствием арабов на западе Европы и начав теснить их в
Северной Африке, католический мир, вместе с тем, не мог не обратить свои
взоры на восток континента, где наряду с надвигавшейся из Малой Азии
турецкой угрозой, к северу назревали процессы прямо противоположного
характера.
Еще в 1239 году, после победы русских войск в битве под Переяславом,
великий князь Киевский Даниил, ставший впоследствии королем Руси, и хан
Батый заключили перемирие, разделив между собой сферы влияния по линии
Полоцк - Смоленск - Новгород-Северский - Северский Донец. В первые сто лет
перемирия, которое, несмотря на постоянные пограничные стычки, соблюдалось
вот уже более двухсот лет, русские короли объединили находившиеся в сфере
их влияния княжества в единое государство, а затем утвердили власть Киева
на Азове и в Северном Причерноморье. Так что в середине XV века, когда
происходили описываемые нами события, Русь представляла собой
могущественное государство на востоке Европы, равное по территории двум
Германиям и уж куда более сплоченное, чем союз немецких княжеств.
А между тем, к северу от Руси набирала силу Литва. За прошедшие
двести лет литовцы разделили с поляками Пруссию, изгнали ливонских рыцарей
из куршских, ливских и эстских земель, успешно противостояли своим
северным соседям, скандинавам, и даже было распространили свою власть на
Карелию, впрочем, ненадолго. Вскорости им довелось уступить ее Московии,
вассальному Орде государству, которое возникло в результате объединения
славянских княжеств, оказавшихся в сфере влияния Казанского ханства.
Однако с тех пор литовские князья никак не могли забыть о потерянных
территориях, также как и русские короли частенько вспоминали о том, что в
былые времена северо-восточные княжества безоговорочно признавали
верховенство над собой киевского престола. Несколько лет назад король Руси
Роман II и великий князь Литовский Витовт IV решили, что настало время
восстановить историческую справедливость, и, заключив между собой союз,
начали активно готовиться к предстоящему освобождению своих, как не
уставал повторять король Роман, "исконных территорий".
Московиты, которые, впрочем, и сами постепенно стряхивали с себя
татарское иго, в принципе не имели ничего против братской помощи со
стороны Руси, однако цена, запрашиваемая Киевом за эту помощь - так
называемое воссоединение, - многим казалась непомерно высокой. И до
монголо-татарского нашествия восточные славяне, этот конгломерат из
множества разных племен, никогда не чувствовали себя единым народом, а
после раздела их шаткой общности - старокиевского государства,
северо-восточные славяне оказались в совершенно иных геополитических
условиях, нежели их сородичи на юге и юго-западе. Двухсотлетнее пребывание
под азиатским игом не могло не отразиться на психологии московитов, их
национальном характере и культуре, жизненном укладе и, естественно, на
самой форме московской государственности, которая была по-азиатски
деспотичной.
Пожалуй, самым проевропейски ориентированным слоем московского
общества являлось духовенство, поскольку оно напрямую зависело от
Константинопольского патриаршего престола и большинство высших церковных
постов в Московской метрополии занимали либо греки, либо русские. Именно
епископы были единственными в Московии, кто безоговорочно поддержал идею
Романа II об объединении двух восточно-славянских государств, а несколько
позже (но с существенными оговорками) и идею папы Павла VII о
воссоединении двух христианских церквей. Однако ни то, ни другое не нашло
широкой поддержки ни у простонародья (хотя его мнения никто не спрашивал),
ни среди московской знати. Московиты уже начинали осознавать себя нацией,
отдельным народом, и предпочли бы еще на век-полтора оставаться под
татарским игом, но сбросить его самим, собственными силами, сохранив при
том свою самобытность и свою государственность.
Поэтому русский король, не придя к согласию с московским царем,
заключил союз с великим князем Литовским, чтобы общими усилиями освободить
Московию от ига неверных (пусть даже вопреки воле самих московитов) и
присоединить ее к Руси, уступив Карелию Литве.
Обеспокоенный столь решительными намерениями Романа II, а также его
настойчивыми утверждениями о том, что московиты никакой не народ, но лишь
неотъемлемая часть единого русского народа, московский царь спешно
отправил на запад представительную делегацию во главе с князем Николаем
Рязанским и боярином Василием Козельским, целью которой было поелику
возможно постараться настроить католических государей против Руси и Литвы,
всеми средствами дипломатии (и не только дипломатии) сорвать вербовку ими
наемников и закупку военного снаряжения для похода на Московию, а если
получится - то и расстроить готовящееся объединение церквей.
Побывали Московиты и в Тулузе, где по прискорбному стечению
обстоятельств в то же самое время находился Филипп - после успешной
операции по захвату Байонны он приехал на несколько дней погостить у
своего дяди, короля Робера, и повидаться со своим побочным братом,
архиепископом Марком.
Первое знакомство Филиппа с московитами нельзя было назвать приятным.
На второй день после их приезда между ним и боярином из свиты Николая
Рязанского вспыхнула ссора из-за одной барышни, фрейлины королевы Марии
Фарнезе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74