Он должен расти реалистом в мире, где мать не может ставить счастье сына выше своего собственного, особенно если мать молода, хороша собой, умна и рационалистична, если она способна вызвать в человеке такую любовь, какую ты вызвала во мне.
Я всегда полагал, что человек не должен жить одними надеждами. И все же я жду от тебя любой весточки. Я буду ждать, моя дорогая, буду ждать, пока мои руки снова не почувствуют тебя в своих объятиях, пока мои губы не прижмутся к твоим, где им и надлежит быть.
Всегда твой Санти».
Он внимательно перечитал написанное и сложил листок бумаги. Это было не совсем то, что он хотел бы сказать, но его английский был ограничен, и он чувствовал такую печаль, какой не испытывал никогда в жизни. Он вздохнул и сунул конверт в карман. А может, вдруг подумал он, лучше и вовсе не посылать письма? Но это он решит в Барселоне.
Марчелла погрузилась в работу, вычитывая гранки «Музыки любви», последние страницы которой уже были набраны. Ей удалось так устроить свою жизнь, что она проводила в одиночестве как можно больше времени. Если уж ей не суждено быть с Санти, она хотела остаться совсем одна. Чем более одинокой она себя чувствовала, тем больше заставляла себя писать. Она писала до глубокой ночи, пока не начинала брезжить заря и привычный шум машин не наполнял близлежащие улочки. Она чувствовала, что впервые пишет настоящий любовный роман, потому что теперь что-то настоящее случилось с ней самой. История о двух американках, отправившихся в путешествие на Майорку, должна была быть написана, пока впечатления еще свежи в памяти. Нужно непременно донести до бумаги ее воспоминания о напоенном ароматом сосен воздухе Пальмы, о звуках улицы за стенами квартиры Санти, о нежнейших оттенках олив в Дее, об их любви. На этот раз она описывала любовные отношения совсем иначе, чем в своих предыдущих книгах, – в них было меньше секса, больше духовности, больше романтики. Каждый раз, когда наверху страницы она печатала заглавие «Вечность начинается сегодня», она вспоминала, как Санти произнес впервые эти слова, и любовь смешивалась в ней с острой болью.
Поделиться своей страстью с миллионами читателей – это действовало на нее очищающе. Это сочинительство становилось криком, идущим из ее сердца и души. Она знала, что читатели обязательно поймут то, что она хотела сказать. Наконец-то она позволит им узнать, что же испытывает по-настоящему любящая женщина.
Марк был достаточно чуток к ее чувствам, чтобы понять, что ему следует держаться подальше. Ночные часы, которые она проводила за работой, означали, что спала она теперь до полудня. Вставая, она первым делом шла к письменному столу и просматривала почту, которую приносил Марк. Если письма от Санти не было, она давала себе слово не писать к нему. Но во время своих долгих ночных бдений, особенно между тремя и четырьмя утра, она неизменно нарушала данное себе обещание и с упоением принималась писать ему длинное, исполненное любви письмо. Она надписывала их «Экстренная почта» и откладывала, чтобы Марк опустил их утром по пути на занятия. Ему не нравилась его роль почтальона.
Когда однажды Марчелла поднялась раньше обычного, она застала его выходящим из своей комнаты.
– Зачем ты пишешь этому типу? – выпалил он. – Я думал, с этим давно покончено.
В это мгновение она ненавидела собственного сына, и он должен был почувствовать это, поймав ее ледяной взгляд.
– Тебе нет необходимости читать надписи на конвертах, – холодно сказала она.
– Его конверты ты называешь «Экстренной почтой»? Разумеется, я прочел имя, – парировал он.
Она пронзила его взглядом.
– Это экономит мне время, Марк, – пояснила она. – И мне в самом деле кажется, что это самое малое, что ты можешь для меня сделать в сложившихся обстоятельствах. Разве не так?
Он кинулся, чтобы обнять ее.
– Ну, прости, – сказал он. – Конечно же, я буду относить твои письма.
Она тоже обняла его, правда, не слишком сердечно, напоминая себе: «Я сделала из него эгоиста!» А может, это был подарок? Может быть, лучше быть эгоистом в мире эгоистов?
Санти предупреждал ее о том, как он горд, но его молчание ее убивало. Через три недели после его отъезда она не выдержала и набрала номер его галереи в Барселоне. Женский голос на просьбу позвать сеньора Рока ответил:
– No est?.
Теперь она избегала Эми, Нэнси и других своих подруг, с которыми обычно обедала. Ей хотелось разделить свою жизнь очень четко на «до Санти» и «после Санти», причем так, чтобы «после» было совершенно непохожим на «до».
– Тебе совсем незачем ехать со мной в Болонью, – ровным голосом уговаривал ее Марк в июле. – На прослушивание Джанни нас едет целая группа. Если ты поедешь, это будет даже глупо.
– Но я думаю, что могла бы оказать тебе моральную поддержку, Марк, – возражала Марчелла. – Я бы организовала поездку, взяла бы на себя хлопоты о деньгах, о паспорте…
– С нами едут Кол Ферер и другая учительница. Они прекрасно позаботятся о нас, – упрашивал Марк. – Да и вообще, мы же не дети.
Это обижало ее, но она знала, что ей нужно мужественно встретить первый удар его борьбы за личную независимость.
– А ты уверен, что справишься, Марк? – спросила она.
– Да не волнуйся ты! – заявил он. – Нам будет страшно весело.
– Забудь на этот раз о веселье, Марк, – посоветовала она. – Просто постарайся сыграть так, как не играл еще никогда в жизни!
Целых пять дней она прожила без него. И вот он позвонил и сообщил, что синьор Джанни берет его в ученики. Она откупорила бутылку шампанского и поздравила его по телефону.
– Поздравляю, дорогой мой. Я знала, что так все и будет! – тепло сказала она.
– Да и я знал, – нахально заявил Марк.
Они попрощались, и она уселась у темного окна своей спальни. Была уже глухая полночь. Марчелла медленно потягивала холодное вино.
– За Марка! – громко воскликнула она, поднимая бокал. – У него все получится. Он непременно станет великолепным, знаменитым музыкантом. Он будет играть на рояле, и весь мир будет ходить на его концерты.
Помогает, подумала она, отпивая вино. Действительно помогает. Чувство, которое мучило ее теперь постоянно, потихоньку рассеялось, и ей уже не казалось, что ее жизнь лишена смысла. Никто никогда ничего просто так не получает, думала она, чувствуя, как постепенно слабеет от вина ее тело. «Счастливые дети, успешная карьера и любовь. А сейчас, когда Марк целый год будет занят…»
Ее мысли прервал резкий телефонный звонок. Она подумала, что это, должно быть, перезванивает Марк, и рассеянно ответила.
– Марчелла! – Голос Санти, раздавшийся так близко, внезапно оборвал ее ноющую боль, снял тяжкий груз с ее души и сердца.
– Санти! – выдохнула она. – Неужели это ты?
– Сколько там у тебя сейчас времени?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Я всегда полагал, что человек не должен жить одними надеждами. И все же я жду от тебя любой весточки. Я буду ждать, моя дорогая, буду ждать, пока мои руки снова не почувствуют тебя в своих объятиях, пока мои губы не прижмутся к твоим, где им и надлежит быть.
Всегда твой Санти».
Он внимательно перечитал написанное и сложил листок бумаги. Это было не совсем то, что он хотел бы сказать, но его английский был ограничен, и он чувствовал такую печаль, какой не испытывал никогда в жизни. Он вздохнул и сунул конверт в карман. А может, вдруг подумал он, лучше и вовсе не посылать письма? Но это он решит в Барселоне.
Марчелла погрузилась в работу, вычитывая гранки «Музыки любви», последние страницы которой уже были набраны. Ей удалось так устроить свою жизнь, что она проводила в одиночестве как можно больше времени. Если уж ей не суждено быть с Санти, она хотела остаться совсем одна. Чем более одинокой она себя чувствовала, тем больше заставляла себя писать. Она писала до глубокой ночи, пока не начинала брезжить заря и привычный шум машин не наполнял близлежащие улочки. Она чувствовала, что впервые пишет настоящий любовный роман, потому что теперь что-то настоящее случилось с ней самой. История о двух американках, отправившихся в путешествие на Майорку, должна была быть написана, пока впечатления еще свежи в памяти. Нужно непременно донести до бумаги ее воспоминания о напоенном ароматом сосен воздухе Пальмы, о звуках улицы за стенами квартиры Санти, о нежнейших оттенках олив в Дее, об их любви. На этот раз она описывала любовные отношения совсем иначе, чем в своих предыдущих книгах, – в них было меньше секса, больше духовности, больше романтики. Каждый раз, когда наверху страницы она печатала заглавие «Вечность начинается сегодня», она вспоминала, как Санти произнес впервые эти слова, и любовь смешивалась в ней с острой болью.
Поделиться своей страстью с миллионами читателей – это действовало на нее очищающе. Это сочинительство становилось криком, идущим из ее сердца и души. Она знала, что читатели обязательно поймут то, что она хотела сказать. Наконец-то она позволит им узнать, что же испытывает по-настоящему любящая женщина.
Марк был достаточно чуток к ее чувствам, чтобы понять, что ему следует держаться подальше. Ночные часы, которые она проводила за работой, означали, что спала она теперь до полудня. Вставая, она первым делом шла к письменному столу и просматривала почту, которую приносил Марк. Если письма от Санти не было, она давала себе слово не писать к нему. Но во время своих долгих ночных бдений, особенно между тремя и четырьмя утра, она неизменно нарушала данное себе обещание и с упоением принималась писать ему длинное, исполненное любви письмо. Она надписывала их «Экстренная почта» и откладывала, чтобы Марк опустил их утром по пути на занятия. Ему не нравилась его роль почтальона.
Когда однажды Марчелла поднялась раньше обычного, она застала его выходящим из своей комнаты.
– Зачем ты пишешь этому типу? – выпалил он. – Я думал, с этим давно покончено.
В это мгновение она ненавидела собственного сына, и он должен был почувствовать это, поймав ее ледяной взгляд.
– Тебе нет необходимости читать надписи на конвертах, – холодно сказала она.
– Его конверты ты называешь «Экстренной почтой»? Разумеется, я прочел имя, – парировал он.
Она пронзила его взглядом.
– Это экономит мне время, Марк, – пояснила она. – И мне в самом деле кажется, что это самое малое, что ты можешь для меня сделать в сложившихся обстоятельствах. Разве не так?
Он кинулся, чтобы обнять ее.
– Ну, прости, – сказал он. – Конечно же, я буду относить твои письма.
Она тоже обняла его, правда, не слишком сердечно, напоминая себе: «Я сделала из него эгоиста!» А может, это был подарок? Может быть, лучше быть эгоистом в мире эгоистов?
Санти предупреждал ее о том, как он горд, но его молчание ее убивало. Через три недели после его отъезда она не выдержала и набрала номер его галереи в Барселоне. Женский голос на просьбу позвать сеньора Рока ответил:
– No est?.
Теперь она избегала Эми, Нэнси и других своих подруг, с которыми обычно обедала. Ей хотелось разделить свою жизнь очень четко на «до Санти» и «после Санти», причем так, чтобы «после» было совершенно непохожим на «до».
– Тебе совсем незачем ехать со мной в Болонью, – ровным голосом уговаривал ее Марк в июле. – На прослушивание Джанни нас едет целая группа. Если ты поедешь, это будет даже глупо.
– Но я думаю, что могла бы оказать тебе моральную поддержку, Марк, – возражала Марчелла. – Я бы организовала поездку, взяла бы на себя хлопоты о деньгах, о паспорте…
– С нами едут Кол Ферер и другая учительница. Они прекрасно позаботятся о нас, – упрашивал Марк. – Да и вообще, мы же не дети.
Это обижало ее, но она знала, что ей нужно мужественно встретить первый удар его борьбы за личную независимость.
– А ты уверен, что справишься, Марк? – спросила она.
– Да не волнуйся ты! – заявил он. – Нам будет страшно весело.
– Забудь на этот раз о веселье, Марк, – посоветовала она. – Просто постарайся сыграть так, как не играл еще никогда в жизни!
Целых пять дней она прожила без него. И вот он позвонил и сообщил, что синьор Джанни берет его в ученики. Она откупорила бутылку шампанского и поздравила его по телефону.
– Поздравляю, дорогой мой. Я знала, что так все и будет! – тепло сказала она.
– Да и я знал, – нахально заявил Марк.
Они попрощались, и она уселась у темного окна своей спальни. Была уже глухая полночь. Марчелла медленно потягивала холодное вино.
– За Марка! – громко воскликнула она, поднимая бокал. – У него все получится. Он непременно станет великолепным, знаменитым музыкантом. Он будет играть на рояле, и весь мир будет ходить на его концерты.
Помогает, подумала она, отпивая вино. Действительно помогает. Чувство, которое мучило ее теперь постоянно, потихоньку рассеялось, и ей уже не казалось, что ее жизнь лишена смысла. Никто никогда ничего просто так не получает, думала она, чувствуя, как постепенно слабеет от вина ее тело. «Счастливые дети, успешная карьера и любовь. А сейчас, когда Марк целый год будет занят…»
Ее мысли прервал резкий телефонный звонок. Она подумала, что это, должно быть, перезванивает Марк, и рассеянно ответила.
– Марчелла! – Голос Санти, раздавшийся так близко, внезапно оборвал ее ноющую боль, снял тяжкий груз с ее души и сердца.
– Санти! – выдохнула она. – Неужели это ты?
– Сколько там у тебя сейчас времени?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182