ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И сколько людей ни перетолковывало всячески рассуждение
Протагора, они так или иначе приходили к этой же мудрости. Видишь, Феодор,
чем дальше, тем более важные с вопросы встают перед нами.
Феодор. А разве у нас есть недостаток в досуге, Сократ?
Сократ. Это верно. И в иные времена и теперь мне не раз приходило на ум,
любезный друг, что не случайно люди, большую часть своего времени
проводящие в занятиях философией, выступая в суде, вызывают смех.
Феодор. Что ты хочешь этим сказать?
Сократ. Вероятно, если сравнить тех юношей, что толкаются в судах и тому
подобных местах, с теми, что проводят время в философии и ученых беседах,
что то воспитание первых будет рабским перед свободным воспитанием вторых.
Феодор. Почему?
Сократ. Потому, что у последних, как ты выразился, никогда не бывает
недостатка в досуге и своим рассуждениям они предаются в тишине и на
свободе. Вот мы сегодня переходим уже к третьему рассуждению - так же и
они, если какой-нибудь побочный вопрос более придется им по душе, чем
основной, не заботятся о том, долго или коротко придется им рассуждать,
лишь бы только дойти до сути. Первым же всегда недосуг, их подгоняют
водяные часы, не позволяя с им держать речь о чем любо, их связывает
противник и зачитываемый иск, сверх которого ничего нельзя говорить. Речи
же свои они держат, как раб за раба - перед господином, что восседает со
своим законом в руке, да и тяжбы у них никогда не об отвлеченном предмете,
но всегда о себе самом, и нередко дело идет о жизни и смерти. От всего
этого люди становятся ожесточенными и хитрыми (они знают, как польстить
господину речью и угодить делом), с мелкой и кривой душой. Величие, прямоту
и независимость с малых лет у них отняло рабство, принудившее их к
коварству, угрозами и страхом отравившее нежные еще души, и, кто не сумел
вооружиться сознанием истины и права, те не перенесли всего этого, но,
обратившись вскоре ко лжи и взаимным обидам, совершенно согнулись и
сломились, ь и теперь, превратившись из детей во взрослых людей, они,
совсем не имея разума, почитают себя искусными и мудрыми. Что до этих, то
они таковы, Феодор. Что же до людей из нашего хора, то, если угодно,
поговорим и о них. Или же оставим их в покое, обратившись ; к нашему
рассуждению, чтобы не слишком злоупотреблять отступлениями и той свободой
бесед, о которой мы только что говорили?
Феодор. Ни в коем случае, Сократ. Давай поговорим и о них. Ибо ты очень
хорошо сказал, что не мы, г люди такого хора, подчиняемся своим
рассуждениям, но они служат нам как рабы, и каждое из них дожидается того
часа, когда нам заблагорассудится его завершить: ведь мы ни поэты и над
нами нот ни судьи, ни зрителя со своими оценками и поучениями.
Сократ. Ну что ж, если тебе угодно, давай поговорим о корифеях, ибо что
можно сказать о тех, кто философией занимается без особого рвения? Эти же с
любое другое общественное собрание, Законов и постановлений, устных и
письменных, они в глаза но видали и слыхом не слыхали. Они не стремятся
вступить в товарищества для получения должностей, сходки и пиры и ночные
шествия с флейтистками даже и во сне им не могут присниться. Хорошего ли
рода кто из граждан или дурного, у кого какие неприятности из-за родителей,
от мужей или от жен - все это более скрыто от такого человека, чем сколько,
по пословице, мер воды в море. Ему не известно даже, что он этого не знает.
Ибо воздерживается он от этого вовсе не ради почета, но дело обстоит так,
что одно лишь тело его пребывает и обитает в городе, разум же, пренебрегши
всем этим как пустым и ничтожным, парит надо всем, как у Пиндара, моря
просторы земли, спускаясь под землю и воспаряя выше небесных светил, всюду
испытывая природу любой вещи в целом и не опускаясь до того, что находится
близко.
Феодор. Что ты имеешь в виду, Сократ?
Сократ. Я имею в виду Фалеса, Феодор. Рас сказывают, что когда он, наблюдая
небесные светила и заглядевшись наверх, упал в колодец, то какая-то
фракиянка, миловидная и бойкая служанка, посмеялась над ним, что-де он
стремится знать, что на небе, того же, что рядом и под ногами, не замечает.
Эта насмешка относится ко всем, кто проводит свой век в занятиях
философией. В самом деле, от такого человека скрыто не только что делает
его ближайший сосед, но чуть ли и не то, человек он или еще какая-то тварь.
А между тем он доискивается, что же такое человек и что подобает творить
или испытывать его природе в отличие от других, и крайне этим озабочен. Ну
как, теперь ты постигаешь, о чем я говорю?
Феодор. Да, и ты говоришь правду.
Сократ. Так вот, такой человек, общаясь с ком-то лично или выступая на
людях, - например, как мы с прежде говорили, когда ому приходится в суде
или где-нибудь еще толковать о том, что у него под ногами и перед глазами,
- вызывает смех не только у фракиянок, но и у прочего сброда, на каждом
шагу по неопытности попадая в колодцы и туники, и за эту ужасную
нескладность слывет придурковатым. Когда дело доходит до грубой ругани, он
не умеет никого уязвить, задев за живое, потому что по своей беспечности не
знает ни за кем ничего дурного, и в растерянности своей кажется смешным.
Когда же иные начинают при нем хвалить других или превозносить себя, то он,
не притворно, а искренне забавляясь всем этим, обнаруживает свою простоту и
производит впечатление дурака. Славословия тиранам или царям он слушает
так, как если бы хвалили пастухов, тех, что пасут свиней, овец или коров,
за богатый удой, с той только разницей, что людской скот, как он считает,
пасти и доить труднее и хлопотливее; при этом, считает он, пастырь,
учредивший свой загон на холме за прочной стеной, по недостатку досуга
неизбежно бывает ничуть не менее дик и необразован, чем те пастухи. Когда
же наш философ слышит, что кто-то прикупил тысячи плетров [земли] или же
приобрел еще более удивительные сокровища, то для него, привыкшего
обозревать всю землю, это - самая малость. Если же поспевают знатный род,
что-де кто-то насчитывает семь колен богатых предков, то он считает это
сомнительной похвалой недалеких людей, которые по своей необразованности не
могут охватить взором все страны и все времена и сообразить, что у каждого
были несметные тысячи дедов и прадедов, среди которых не раз случались
богачи и нищие, цари и рабы, варвары и эллины у кого угодно. Ему кажется
нелепым и пустяшным, когда кто-то гордится списком в двадцать пять предков
и возводит свой род к Гераклу и Амфитриону, потому что и Амфитрионов предок
в двадцать пятом колене был таков, какая выпала ему участь, равно как и
предок этого предка в пятидесятом колене, и ему смешна и людская
несообразительность и неспособность расстаться с суетностью неразумной
души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277