В своем прошении я указал, что нам, возможно, потребуется полномасштабная спасательная операция. Она может оказаться последней надеждой на вызволение председателя Майклсона. Ради нас он раз за разом выходил на линию огня. Теперь пришла наша очередь. Мы не оставим его в беде. Мы не позволим ему пропасть. Есть вероятность, что нам не удастся спасти его, но мы будем бороться за Кейна до конца!
Президент Тернер умолчал о том, что основная подготовка к вторжению была проведена несколькими днями раньше – когда еще не знали, жив Кейн или нет.
Пока он выступал перед публикой, первые отряды 82-го подразделения социальной полиции, принадлежавшие компании «Бауэр», – усиленный стрелковый батальон в сопровождении нескольких взводов нерегулярных частей, укомплектованных из лучших актеров, обученных в Поднебесье, – спускались на надувных лодках по Великому Шамбайгену к Анхане.
7
Когда Хабрак увидел Кейна, тот сидел, прислонившись к мокрой скале. Его ноги увязли в грязи, доходившей до самых ступеней лестницы. Он напоминал ту деревянную куклу, которую много лет назад Хабрак нашел на зимней дороге. Какой-то капризный ребенок бросил ее у стены, и она упала в кучу навоза. Хабрак отнес куклу домой, очистил и склеил сломанные части. Как блестели глазенки его дочери, когда утром в свой день рождения она получила подарок…
Сержант взглянул на арестанта и нахмурился. Будь то Кейн или не Кейн, ему не хотелось дубиной вышибать мозги беспомощному и безоружному человеку. После двадцати лет в армии и семнадцати лет в охране Донжона, двенадцать из которых он прослужил в чине сержанта, Хабрак считал, что знает свои обязанности. Он должен был присматривать за порядком в подземелье, превращенном в тюрьму. И все. Он не был, ядри его, имперским палачом. Разве не так?
Но объяснять это сраному патриарху не имело смысла.
Он не мог отказаться. Ему дали приказ, ему ясно намекнули на последствия. И он не мог перепоручить эту грязную работу кому-то из своих подчиненных. Более того, он не был уверен, что они выполнят задание правильно. Многие из них восприняли бы казнь как личное дело. Многие из его подчиненных проработали здесь достаточно долго, чтобы помнить о прошлом визите Кейна.
Это случилось семь лет назад – как раз в смену Хабрака. И именно его парни были убиты или искалечены во время бунта, который Кейн организовал, прикрывая свой отход.
Палица тяжело опустилась на землю возле ног. Хабрак просунул руку в кожаную петлю, закрепил ремень на запястье, приподнял дубину и критически осмотрел ее: дубовую рукоятку длиною с предплечье, обвязанный ремнями набалдашник и железные кольца с шипами. Он немного помедлил. Кончик его языка погладил щеку изнутри, следуя широкому витому шраму, который соединял уголок рта с суставом челюсти.
Он снова вспомнил тот момент: внезапно открывшуюся дверь Шахты, черные искрящиеся глаза Кейна и блеск его ножа. В воспоминании рука с ножом двигалась медленно, словно облако по летнему небу; но в реальности стальное лезвие выбило зуб и рассекло щеку прежде, чем он что-то понял.
У Хабрака было больше причин для личной мести, чем у любого из его подчиненных. Сейчас он мог воспользоваться случаем и, перед тем как убить своего обидчика, хорошенько проучить его, поиздеваться над ним. Но он не хотел этого. Возможно, там, над его головой, горел город и целый мир утопал в дыму и крови. Однако здесь, в Донжоне, должен царить порядок. Хабрак и каждый из его людей будут выполнять свои треклятые обязанности, покуда не поступит новый приказ.
Он опустил дубину и позвенел висевшими на поясе ключами. Сейчас он размозжит Кейну голову и бросит его в мясорубку. Без всякой радости. Просто выполнит приказ. Вот для чего нужны солдаты.
Глаза Кейна были остекленевшими и неподвижными. Хабрак провел перед ними лампой. Зрачки не отреагировали.
Мертв.
Хабрак кивнул сам себе. Неудивительно, если принять во внимание мокрые серые язвы, изжевавшие ноги Кейна. Похоже, перед смертью он нацарапал что-то на стене. Многие узники в Шахте поступали так же. Хабрак считал, что эти несчастные и забытые богом люди отчаянно хотели оставить какое-то упоминание о своем существовании. Иногда они писали что-то интересное, даже забавное.
Хабрак покосился на каракули, но не понял ни слова из того, что хотел сообщить заключенный. Затем он вспомнил, что, по слухам, Кейн был патканцем. Очевидно, надпись была сделана по-паткански. И, судя по всему, патканцы использовали другой алфавит. Хабрак не мог сказать, были то буквы, числа или какие-нибудь иероглифы. Он выругался про себя. Как обидно! Кейн нацарапал на стене последнее слово, но никто не сможет прочитать его.
Еще один мертвец, безвестный, как и остальные.
Оно и к лучшему.
Пусть он хоть трижды живой или мертвый, а Хабрак должен выполнить приказ. Одного хорошего удара по макушке будет достаточно. Не имеет смысла дробить лобную кость – так можно испортить лицо, а для того чтобы выйти отсюда, нужно будет убедить офицеров в том, что это действительно Кейн.
Он подцепил носком башмака грязное колено узника и попытался развернуть тело боком. Бить труп в таком положении было неудобно. Хабрак нахмурился и, прицеливаясь, покосился на голову Кейна. Наверное, лучше нанести удар двумя руками. Он нагнулся, поставил лампу на ступень лестницы, а когда снова повернулся к заключенному, то увидел, что Кейн смотрит ему прямо в глаза.
– Эй, – неуверенно произнес Хабрак. – Ты что, живой?
Кейн не ответил. Он даже не дышал.
Огромная тень, которую Хабрак отбрасывал на стену, съежилась и уменьшилась, когда он отступил на шаг от лампы. Сержант поднял дубину, опробовал хватку и замахнулся, словно двуручным мечом.
– Эй! Ты слышишь?
Он еще раз толкнул носком башмака полусогнутое колено Кейна.
– Ты живой или нет?
Губы Кейна изогнулись, обнажив зубы, блеснувшие в тусклом свете, словно волчьи глаза.
– Знаешь, что случилось, когда ты пнул меня по ноге? – тихо спросил Кейн.
Голос калеки скрипел, словно зола под пальцами.
– Было больно.
В тот день, когда мертвец назвал свое имя, могильный камень, запечатавший его гробницу, разбился на куски. Осколки сего камня были брошены в бездну, ибо сломанное им не починишь, а открытое им никогда не закроешь. Такова была власть его имени.
И восстал он из могилы своей, сияющий и могущественный, как утреннее солнце, взошедшее над темными горами.
Глава двадцатая
1
Откуда-то из тьмы вдруг возникает дубина: из Оортова облака тьмы, клубящейся за головой охранника. Она плывет по воздуху: словно пуховая подушка, упавшая с луны – со скоростью убегания материнских поцелуев. Кажется, что вспышка, удар грома – нет, выстрел из дробовика – овеял дуновением мое лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
Президент Тернер умолчал о том, что основная подготовка к вторжению была проведена несколькими днями раньше – когда еще не знали, жив Кейн или нет.
Пока он выступал перед публикой, первые отряды 82-го подразделения социальной полиции, принадлежавшие компании «Бауэр», – усиленный стрелковый батальон в сопровождении нескольких взводов нерегулярных частей, укомплектованных из лучших актеров, обученных в Поднебесье, – спускались на надувных лодках по Великому Шамбайгену к Анхане.
7
Когда Хабрак увидел Кейна, тот сидел, прислонившись к мокрой скале. Его ноги увязли в грязи, доходившей до самых ступеней лестницы. Он напоминал ту деревянную куклу, которую много лет назад Хабрак нашел на зимней дороге. Какой-то капризный ребенок бросил ее у стены, и она упала в кучу навоза. Хабрак отнес куклу домой, очистил и склеил сломанные части. Как блестели глазенки его дочери, когда утром в свой день рождения она получила подарок…
Сержант взглянул на арестанта и нахмурился. Будь то Кейн или не Кейн, ему не хотелось дубиной вышибать мозги беспомощному и безоружному человеку. После двадцати лет в армии и семнадцати лет в охране Донжона, двенадцать из которых он прослужил в чине сержанта, Хабрак считал, что знает свои обязанности. Он должен был присматривать за порядком в подземелье, превращенном в тюрьму. И все. Он не был, ядри его, имперским палачом. Разве не так?
Но объяснять это сраному патриарху не имело смысла.
Он не мог отказаться. Ему дали приказ, ему ясно намекнули на последствия. И он не мог перепоручить эту грязную работу кому-то из своих подчиненных. Более того, он не был уверен, что они выполнят задание правильно. Многие из них восприняли бы казнь как личное дело. Многие из его подчиненных проработали здесь достаточно долго, чтобы помнить о прошлом визите Кейна.
Это случилось семь лет назад – как раз в смену Хабрака. И именно его парни были убиты или искалечены во время бунта, который Кейн организовал, прикрывая свой отход.
Палица тяжело опустилась на землю возле ног. Хабрак просунул руку в кожаную петлю, закрепил ремень на запястье, приподнял дубину и критически осмотрел ее: дубовую рукоятку длиною с предплечье, обвязанный ремнями набалдашник и железные кольца с шипами. Он немного помедлил. Кончик его языка погладил щеку изнутри, следуя широкому витому шраму, который соединял уголок рта с суставом челюсти.
Он снова вспомнил тот момент: внезапно открывшуюся дверь Шахты, черные искрящиеся глаза Кейна и блеск его ножа. В воспоминании рука с ножом двигалась медленно, словно облако по летнему небу; но в реальности стальное лезвие выбило зуб и рассекло щеку прежде, чем он что-то понял.
У Хабрака было больше причин для личной мести, чем у любого из его подчиненных. Сейчас он мог воспользоваться случаем и, перед тем как убить своего обидчика, хорошенько проучить его, поиздеваться над ним. Но он не хотел этого. Возможно, там, над его головой, горел город и целый мир утопал в дыму и крови. Однако здесь, в Донжоне, должен царить порядок. Хабрак и каждый из его людей будут выполнять свои треклятые обязанности, покуда не поступит новый приказ.
Он опустил дубину и позвенел висевшими на поясе ключами. Сейчас он размозжит Кейну голову и бросит его в мясорубку. Без всякой радости. Просто выполнит приказ. Вот для чего нужны солдаты.
Глаза Кейна были остекленевшими и неподвижными. Хабрак провел перед ними лампой. Зрачки не отреагировали.
Мертв.
Хабрак кивнул сам себе. Неудивительно, если принять во внимание мокрые серые язвы, изжевавшие ноги Кейна. Похоже, перед смертью он нацарапал что-то на стене. Многие узники в Шахте поступали так же. Хабрак считал, что эти несчастные и забытые богом люди отчаянно хотели оставить какое-то упоминание о своем существовании. Иногда они писали что-то интересное, даже забавное.
Хабрак покосился на каракули, но не понял ни слова из того, что хотел сообщить заключенный. Затем он вспомнил, что, по слухам, Кейн был патканцем. Очевидно, надпись была сделана по-паткански. И, судя по всему, патканцы использовали другой алфавит. Хабрак не мог сказать, были то буквы, числа или какие-нибудь иероглифы. Он выругался про себя. Как обидно! Кейн нацарапал на стене последнее слово, но никто не сможет прочитать его.
Еще один мертвец, безвестный, как и остальные.
Оно и к лучшему.
Пусть он хоть трижды живой или мертвый, а Хабрак должен выполнить приказ. Одного хорошего удара по макушке будет достаточно. Не имеет смысла дробить лобную кость – так можно испортить лицо, а для того чтобы выйти отсюда, нужно будет убедить офицеров в том, что это действительно Кейн.
Он подцепил носком башмака грязное колено узника и попытался развернуть тело боком. Бить труп в таком положении было неудобно. Хабрак нахмурился и, прицеливаясь, покосился на голову Кейна. Наверное, лучше нанести удар двумя руками. Он нагнулся, поставил лампу на ступень лестницы, а когда снова повернулся к заключенному, то увидел, что Кейн смотрит ему прямо в глаза.
– Эй, – неуверенно произнес Хабрак. – Ты что, живой?
Кейн не ответил. Он даже не дышал.
Огромная тень, которую Хабрак отбрасывал на стену, съежилась и уменьшилась, когда он отступил на шаг от лампы. Сержант поднял дубину, опробовал хватку и замахнулся, словно двуручным мечом.
– Эй! Ты слышишь?
Он еще раз толкнул носком башмака полусогнутое колено Кейна.
– Ты живой или нет?
Губы Кейна изогнулись, обнажив зубы, блеснувшие в тусклом свете, словно волчьи глаза.
– Знаешь, что случилось, когда ты пнул меня по ноге? – тихо спросил Кейн.
Голос калеки скрипел, словно зола под пальцами.
– Было больно.
В тот день, когда мертвец назвал свое имя, могильный камень, запечатавший его гробницу, разбился на куски. Осколки сего камня были брошены в бездну, ибо сломанное им не починишь, а открытое им никогда не закроешь. Такова была власть его имени.
И восстал он из могилы своей, сияющий и могущественный, как утреннее солнце, взошедшее над темными горами.
Глава двадцатая
1
Откуда-то из тьмы вдруг возникает дубина: из Оортова облака тьмы, клубящейся за головой охранника. Она плывет по воздуху: словно пуховая подушка, упавшая с луны – со скоростью убегания материнских поцелуев. Кажется, что вспышка, удар грома – нет, выстрел из дробовика – овеял дуновением мое лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231