– Мастеровой Келлер. Свободны. Возвращайтесь к своим обязанностям.
Келлер долго смотрел на мертвый серый экран, потом, будто очнувшись, вскочил на ноги.
Ему отчаянно захотелось в уборную.
5
Лифт довез Хэри до служебного коридора – гладкие белые стены, стальные двери, ковровая дорожка. А еще следы времени: плесень по стенам, пыль в застывшем воздухе, страшный контраст с безупречной обстановкой открытых для публики участков Студии. Хэри пришлось одолеть широкую дугу коридора почти до конца, прежде чем он свернул в закрытую на папиллярный замок дверь в трубу. Ровер следовал за ним, как привязанный.
Переход между Студией и Кунсткамерой представлял собой прозрачный тоннель длиной полкилометра. На пол была наспех постелена узкая дорожка из всепогодного ковролина. Низкие серые облака плевались дождем, и шепот бьющих в бронестекло капель почти заглушал шуршание кондиционеров. Хэри торопливо брел над ячейками гаража-улья в двадцати с лишним метрах внизу и ограждающим его десятиметровым забором.
– Ровер, стоять, – бросил он командным тоном, протянув руку к бронированной двери Кунсткамеры.
Кресло послушно щелкнуло тормозами. Хэри поморщился, переминаясь с ноги на ногу. Уже то было скверно, что приходилось пользоваться Ровером по необходимости, но заставить себя опуститься в коляску, устроиться поудобнее, покуда ноги еще держали, он никак не мог.
Он шлепнул ладонью по панели замка.
– Доступ запрещен, – ответил голосовой синтезатор системы безопасности. – Лица, чье состояние здоровья зависит от биоэлектрчиеских имплантатов, не допускаются в пределы здания согласно акту об уменьшении ущерба…
– Оверрайд, Майклсон-один.
– Прошу дать образец голоса на опознание.
– «Солдат – такой, солдат – сякой, бездельник и буян», – бесстрастно проговорил Хэри, – «но он храбрец, когда в строю зальется барабан»*.
Дверь с шипением распахнулась, открыв взгляду небольшой – человек на троих-четверых – шлюз. В дальней его стене стальная дверь затворялась не кибер-замком, а здоровым стальным засовом.
– Добро пожаловать в Кунсткамеру, директор Майклсон.
Хэри скривился. Этот момент он ненавидел. Пограничные эффекты его просто убивали.
Глубоко вздохнув, он перекатил коляску через порог. Стоило дверям затвориться за его спиной, как ноги принялись выделывать коленца, как у гальванизированной лягушки. С рычанием Хэри потянулся к засову, разворачивая кресло. Бедра свело такой судорогой, словно кто-то проткнул мышцу колом из сухого льда.
Переход через границу между земной физикой и поднебесно-нормальным полем всегда превращался для Хэри в гонку между руками и задницей. Внутреннюю дверь следовало распахнуть прежде, чем он потеряет контроль за сфинктерами. На границе, где физические законы Земли и Поднебесья как бы смешивались, шунт сходил с ума, но, стоило углубиться в ПН-поле, он просто сдыхал.
Хэри показалось, что прошел по меньшей мере час, прежде чем он сумел поднять затвор и распахнуть дверь. Ноги тут же отнялись. Он пару раз шлепнул по бедрам, чтобы убедиться, что судорога прошла, но мышцы только вяло вздрагивали под ударами.
Просто мясо.
«Все равно что пристегнуть к жопе пару дохлых собак, – подумал он. – Только жрать их нельзя».
Он с усилием покатил себя по коридору, направляясь на галерею вокруг Зала славы. Стоило ему выбраться на балкон, как экспозиция вспыхнула огнями. Посреди зала на едва заметных канатах парил дракон.
Тридцать пять метров змеящейся мощи – титанические крылья простирались полупрозрачным шатром, накрывая весь зал, – покрытой алмазно искрящейся чешуей. Длинная шея рептилии изгибалась перед броском, в распахнутой пасти поблескивали кривые зубы длиной с руку Хэри, и из глотки твари извергался поток солнечного пламени, алого, оранжевого, золотого и в самой сердцевине – ослепительно белого. А в центре этого невообразимого костра на небольшой круглой платформе стояла на коленях фигура в сверкающей броне, сложив руки на эфесе двуручного меча. Драконий пламень растопил камень вокруг рыцаря, но не мог пробиться сквозь искристый синий щит.
Хэри едва глянул на экспонат. Доспехи были самые настоящие: они принадлежали Джуббару Теканалу – актеру Раймонду Стори. И драконица была почти настоящая; Хэри лично возглавил экспедицию к месту битвы, чтобы собрать ее чешую. Ему стало вдруг любопытно: видел ли Крис Хансен запись легендарной трехдневной битвы между Стори и Ша-Риккинтайр? Вспомнилось откуда-то, что Стори был любимым актером Криса…
Он покатился дальше.
Хэри ненавидел долбаный паноптикум. Он сопротивлялся самой идее устроить в нем Зал славы, но президент Тернер настоял, и Совет попечителей поддержал его. Тернер заявил, что это будет ловушкой для туристов. СП согласился, а Хэри пришлось признать, что правы были они: Зал славы занимал едва пятую часть Кунсткамеры, но привлекал девять посетителей из десяти.
Развернув кресло, он поволок себя к спиральной рампе, соединяющей галерею с залом. Приходилось пошевеливаться: в полдень заведение откроется, а прежде чем тут все закишит туристами, дел еще предстоит сделать изрядно. Он все сильнее крутил колеса, набирая скорость еще до до того, как въехал на скат, и, почти не притормозив, скатился вниз, чтобы только там сбросить скорость, по широкой дуге выехав в коридор, ведущий к Залу Кейна.
В дальнем конце коридора, сморщенный расстоянием, его ждал Берн.
Фигура в бронестеклянном саркофаге под входной аркой изготовилась к бою. Облегающий саржевый костюм, некогда алый, выцвел до земляничного оттенка – тот же костюм, который был на нем в минуту гибели. С жестокой ухмылкой он стискивал обеими руками эфес Косалла, меча-бастарда с необычно широким клинком, будто мертвец защищал проход от неведомого противника.
Хэри заставил себя ехать дальше не глядя.
«Всякий раз мне кажется, что я могу проехать мимо, даже не вспомнив о нем, просто проехать…
И всякий раз не выходит».
В воздухе близ саркофага всегда попахивало химической дрянью, предохранявшей фигуру от разложения, – должно быть, в гробу поддерживалось повышенное давление. Таксидермия в наши дни далеко зашла: сотрудники Кунсткамеры просто обмыли тело, заштопали рваную одежду, париком прикрыли дыру в черепе, поставили труп прямо и нашпиговали какими-то уколами, чтобы мышцы не сгибались.
Вот, пожалуйста, настоящий Берн. И настоящий Косалл.
Самый популярный экспонат во всей Кунсткамере.
У гроба Хэри все же остановился, стараясь не смотреть на табличку. Надпись на ней он уже заучил наизусть. Вместо этого он смотрел в блестящие зрачки Берна.
«Иногда мне трудно поверить, что ты проиграл, а я победил».
Он молча оскалился в ответ покойнику и двинулся дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231