– Без сомнения, – устало отозвался Тоа-Сителл. – Как иначе? Такой возможности упускать нельзя. Нарушить ход празднества – невеликий труд, но выставить имперскую церковь слабой и непредусмотрительной – значит поставить под угрозу само существование Империи.
Он снова осушил рюмку, твердо пообещав себе, что это последняя. Он так устал, что даже от нескольких глотков бренди начинала кружиться голова. Стены сжимались вокруг него, и воздух густел, не давая вздохнуть.
– К началу празднеств кейнизм останется дурным сном. Уцелевшие кейнисты будут думать только о том, как пережить следующий день, а не о том, как надсмеяться над церковью. Я был снисходителен, Дамон. Я позволил им зайти слишком далеко, и они осмелели. Теперь придется раздавить их, прежде чем негодяи натворят дел.
Дамон ответил ему мрачным взглядом. Тоа-Сителл часто подумывал, что у посла есть свои соображения о том, насколько Империя представляет ценность для исполнения главной задачи Монастырей – верховенство человеческой расы над всеми остальными. Совет Братьев открыто поддерживал Империю как первейшую надежду человечества. Упрямая преданность Монастырям не позволяла Дамону публично отвергнуть политику Совета, но вросшая в душу честность не давала и согласиться прилюдно – поэтому посол отмалчивался.
Вздохнув, Тоа-Сителл все же налил себе еще рюмку. Неожиданно покойно было сидеть вот так… пусть и не с другом, но с человеком, которого патриарх не считал нужным использовать, при котором можно было отбросить тяжелую маску божественной непогрешимости. Бывший герцог решил про себя, что, закончив эту беседу, он вернется прямо во дворец Колхари и завалится спать до утра.
– Знаешь, – неспешно проговорил он, – в этой самой комнате я впервые встретился с ним. С Кейном. Прямо на этом месте.
– Я помню, – мрачно отозвался Дамон.
– Конечно-конечно. Ты ведь тоже был здесь, да?
Они переглянулись и разом посмотрели вниз, на широкий ковер, разделявший собеседников. Почти семь лет тому назад они стояли в этой комнате, наблюдая, как меркнет свет в глазах распростертого на этом самом ковре посла Крила по мере того, как останавливается сердце. Кейн переломил послу шею.
Тоа-Сителл часто подумывал, как изменился бы мир, если бы он той ночью поступил так, как подсказывал ему здравый смысл: приказал бы пристрелить Кейна, точно бешеного пса – удачное, очевидно, сравнение.
– Его милостью ты получил свой пост, – задумчиво пробормотал он. – Ты начал исполнять обязанности посла, когда Кейн убил Крила…
– Казнил, – твердо откликнулся Дамон.
Тоа-Сителл сделал вид, что не слышал замечания.
– Собственно, его милостью ты продолжаешь занимать свое место. Когда ты свидетельствовал перед Советом касательно обстоятельств гибели Крила, твои слова не понравились ни его друзьям, ни врагам. Ты оказался посередине, настроив против себя обе стороны – опасная позиция, но ты, как выяснилось, наделен редкостным чувством равновесия.
– Я рассказал им правду, – ответил Дамон, пожав плечами, и тут же с любопытством покосился на патриарха: – А откуда ты знаешь, о чем я свидетельствовал? Протоколы заседаний Совета…
– Да-да, все секретно, – отмахнулся Тоа-Сителл. – Я просто нахожу эту тему для раздумий занимательной – время от времени. Сам по себе Кейн был, несомненно, воплощением зла, как и считает церковь: бессердечный убийца, в стремлении удовлетворить очередной каприз нимало не заботившийся о разрушенных его прикосновением судьбах. Он предал господа нашего, и все же его предательством Ма’элКот был преображен. Он искалечил меня – перебил колено так, что никакие чародеи не в силах помочь мне, и боль, терзающая меня на каждом шагу, напоминает о прикосновении Кейна – и в то же время подарил власть над империей Анханы. Он затеял бунт, в ходе которого город едва не сгорел дотла, и начал гражданскую войну – собственно, не только вторую Династическую войну, но и первую.
В груди патриарха заныла старая боль от внезапно нахлынувшей скорби. В первую Династическую погибли Ташинель и Джаррот, оба его безмерно любимых сына. Он встряхнул головой – это была знакомая мука, притупленная к тому же алкоголем, – и продолжил:
– И в то же время Кейн спас Анхану во время битвы при Серено. Он сгубил бессчетное число душ… но нельзя забывать, что он оказал нашей стране огромную услугу, убив этого безумца Берна.
– Твоя церковь почитает Берна святым, – напомнил Дамон.
– Не моя. Церковь Ма’элКота. – Тоа-Сителл снова вяло махнул рукой в сторону алтарика. – Ты забываешь, что я был знаком с Берном. Завтра мы будем славить его жертву во имя господне, а не личные качества. Как личность, он был садистом и убийцей – похуже Кейна, и я готов под этим подписаться. В частной беседе.
Дамон криво усмехнулся, словно ему больно было изгибать губы.
– Ты и сам говоришь точно кейнист.
– Это все бренди, – махнул рукой Тоа-Сителл и, запрокинув голову, вылил в рот последние капли, после чего снова наполнил рюмку. – Я хочу, чтобы поняли все, Дамон: кейнизм – это государственная измена. Последователи Кейна открыто объявляют себя врагами державы и господа нашего. В пределах Империи кейнизм отныне вне закона – даже в устах монастырских подданных.
Дамон нахмурился.
– Не думай, что тебе позволено указывать подданным Монастырей, каких политических или философских взглядов им следует придерживаться, – важно проговорил он.
Тоа-Сителл устало взмахнул полной рюмкой бренди.
– И не пытаюсь. Я лишь рассчитываю, что Совет Братьев сочтет разумным носителей подобных взглядов отправлять куда-нибудь подальше – дабы избежать обвинений в намеренном оскорблении Империи и церкви. В конце концов, – добавил он рассудительно, – кейнистская ересь не должна быть слишком любезна сердцам Братьев. Если бы Кейн не погиб на стадионе Победы, уверен, вы вскоре сочли бы необходимым избавиться от него.
Дамон взболтал в бокале кактусовый самогон и с хмурым видом уставился на донышко.
– Иные твердят, что Кейн выжил – будто он ждет за краем мира, и когда вернется Ма’элКот, с ним явится и Кейн, чтобы вступить в последнюю битву.
– Дикарские предрассудки, – фыркнул Тоа-Сителл. – Сказки про конец света всегда будут популярны среди невежд – а распространяют их те же кейнисты, без всякого сомнения! Но я намерен удостовериться, что поклонники Кейна никогда не смогут осуществить свои лживые пророчества. Вот поэтому мы с тобой сейчас беседуем с глазу на глаз, Дамон, у тебя в кабинете. Я хочу убедить тебя, что тружусь в интересах человечества, как и ты, и любой послушник. Кейнизм – наш общий враг, и победить его можно только общими усилиями.
Тревога, замеченная им прежде на лице Дамона, вернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231