В те бесконечные часы унижения Коллберг ничего не мог поделать – оставалось только сидеть на скамье подсудимых, безнадежно и безответно. Он твердо знал, что будет уничтожен, ибо Студия – сила, которая могла спасти его, встать на его защиту, расплатиться за бескорыстную и преданную службу – обратилась против него. Чтобы спастись самой, она отсекла Коллберга от своего тела. Употребила. Выпотрошила. Отсекла все, что дарило смысл его существованию, и опустила в канавы поденщицких трущоб.
Он нажал курсором иконку, и посреди экрана развернулось диалоговое окошко:
РАБОЧИЙ АРТУРО КОЛЛБЕРГ,
ВАМ ПРИКАЗАНО ОСТАВАТЬСЯ У ЭКРАНА.
ЖДИТЕ СВЯЗИ С СОВЕТОМ ПОПЕЧИТЕЛЕЙ
НЕОГРАНИЧЕННЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
У Коллберга екнуло сердце.
«Они помнят. Через столько лет они вернулись за мной». В центре экрана появился индикатор загрузки, медленно заполняясь слева направо – что-то огромное закачивалось в терминал из сети. «Наконец они вернулись».
Шесть лет, почти семь – на поденщицких харчах. Шесть лет.
Шесть лет стоять в очереди к общественному терминалу, вымаливать работу и получать ее – четыре, от силы пять дней в месяц; шесть лет стоять в очереди к бесплатным кухням и благодарить униженно за полную миску вонючей дряни, которую приходится заглатывать, не жуя, чтобы не подавиться от смрада; шесть лет терпеть, когда тебя толкают, и пихают, и лапают вонючие твари, чьи пасти воняют дешевым пойлом и гнилыми зубами, чья одежда насквозь пропиталась, точно хлев, смесью стоялого пота и неподтертых задниц; шесть лет делить посменно единственную койку в подещицком блошатнике с двумя другими работягами и спать по восемь часов на сырых от чужого скверного пота и нездоровых выделений простынях.
Кривые ногти скрипнули по пластиковой стойке, и губы завязались невидимыми узлами.
Индикатор показывал, что загрузка почти завершена.
«Если это сон, – решил Коллберг, – он закончится, когда полоска дойдет до конца. Тут я и узнаю».
Скоро – очень скоро, мучительно скоро – его разбудит толчок или оплеуха, и он очнется на своем месте за терминалом в клинике для рабочих перед мерцающим мутным экраном. Придется поднять глаза на вонючего работягу, вместе с которым ему приходится гнуть спину, и, как бы извиняясь, пожать плечами, и стыдливо улыбнуться, и наврать про замучившую в последнее время бессонницу. Или хуже того – очнуться и увидеть над собой начальницу отдела, надутую мастеровую тварь с пластмассовыми сиськами и щедро зашпаклеванными ежеутренне морщинами. И подлая сука штрафанет его на часовой оклад, хотя он и задремал-то десять минут назад.
Вот такая жизнь.
Через пять лет душегубительного унижения поденных работ Коллберг нашел наконец место. Настоящее место. Платили здесь в час меньше, чем на поденных, зато постоянно. Проводя шестьдесят часов в неделю за терминалом, вбивая анкеты пациентов в центральный компьютер клиники, он зарабатывал достаточно, чтобы снять спальную ячейку всего в трех кварталах от клиники, взять напрокат сетевой монитор и даже покупать три-четыре раза в неделю настоящую еду. Он выбился – тем жестоко ограниченным образом, который в полной мере может осознать лишь другой поденщик – в люди.
Но теперь – знал он откуда-то – перед ним открывался новый мир: мир мечты, где еще могут осуществиться все его надежды и все детские желания.
Вспомнилось, как он вылез из постели, сбросив на пол простыни, с омерзением натянул несвежую рубашку и брюки. Без душа пришлось обойтись: пресная вода стоила три марки за десять минут, так что мыться приходилось дважды в неделю. Соленая вода была дешевле, но ее качали, не очищая, прямиком из залива, и после нее Коллберг вонял и чесался еще сильней, чем если бы не мылся вовсе. Избавился от щетины на щеках с помощью крема-депилятора и только тогда сообразил, что проспал на полчаса. Пришлось бежать на работу без завтрака, зато он успел прыгнуть на место и заявить о приходе на работу за минуту до начала, так что холодный взгляд мастеровой суки смог встретить слегка самодовольной улыбкой.
– Артур… – сурово начала она.
Коллберг сгорбился над клавиатурой, набрав в грудь воздуха, собираясь машинально поправить ее, но вовремя заметил, как она подняла бровь, как поджала уголок рта – она ждала, она надеялась, что он напомнит, что его имя Артуро, только ради того, чтобы снова назвать его Артуром – еще одно свидетельство того, как легко она может разрушить то немногое, что сохранилось от его достоинства. Но он отказался доставить ей такое удовольствие. Коллберг прикрыл на миг глаза, собираясь с мыслями, и вежливо отозвался:
– Да, ремесленник?
– Артур, – тяжело повторила она, – мне точно известно, что ты знаешь – правила внутреннего распорядка требуют от работников по вводу данных прибыть на место за пятнадцать минут до начала рабочего дня. Не думай, что тебе удастся удрать в уборную или выпить кофе до перерыва в девять тридцать. Нужно приходить раньше и делать личные дела до начала работы.
– Так точно, ремесленник.
– Я за тобой пригляду.
Щеки его горели. Он спиной, даже сквозь стены ячейки, чувствовал, как другие письмоводители тайком посматривают на него, и представлял себе, как они замерли над клавиатурами, не дыша, жадно прислушиваясь к его унижению.
– Так точно, ремесленник.
Коллберг страдал в звенящей тишине.
Наконец мастеровая сука окинула взглядом остальных, и по операционному залу волной начал распространяться глухой стрекот клавиш, и Коллберг сумел вздохнуть. Должно быть, решил он, тут на него и накатила сонливость, потому что до того день был совершенно обычный.
Индикатор заполнился до конца и пропал.
На мгновение экран полыхнул слепящей белизной, будто кристаллики в нем перегорели разом. Вспышка обжигала – жгло лицо, виски, горели уши, болели глаза так, словно свет проник в череп и теперь сводил вместе глазные яблоки.
Коллберг задохнулся. Из боли расцвели видения, разворачиваясь перед мысленным взором так ясно, словно они подгружались из сети прямо в мозг. Он увидел себя – вновь в статусе администратора, как он с триумфом возвращается в объятия Студии, как низшие касты под восторженные крики вносят его в железные ворота.
Вспышка …
Не в прежней касте, а в более высокой: бизнесмен Коллберг на подиуме Всемирного центра в Нью-Йорке принимает руководство Студией из рук Вестфильда Тернера.
Вспышка …
Праздножитель Коллберг отходит от дел, чтобы провести выделенный ему остаток дней на личном острове в Ионическом море в сибаритской роскоши и плотских радостях, невообразимых для низших каст…
И вот тут он понял. Это было не видение. Это было больше чем видение: предложение .
Проверка.
Семь лет он провел в пустыне, и теперь ему предлагали власть над всеми царствами земными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231