– А то ведь растреплет всем, что положил на обе лопатки чемпиона… Русский не может победить немца, Ганс!
Хотя Абросимов и не понимал немецкого языка, он догадывался, о чем они толкуют… Однако на этот раз пронесло. Поразмыслив, Бергер решил, что не стоит так поступать с русским. Это озлобит односельчан, подорвет доверие к освободителям.
– Хорошо, Ганс, – сказал он. – Будем считать, что это произошло случайно, но, если честно говорить, ты меня разочаровал…
– Так сказывай, Яков Ильич, зачем позвал, – сказал Абросимов. – Я тебя, слава богу, знаю: даром не любишь угощать.
– Мы же с тобой как-никак родственники, – заметил Супронович.
– А ты и родственников особо не балуешь… Вон внук твой бегает по поселку в драных портках, а Семен с подносом шастает в казино… тьфу, слово-то какое-то нерусское, грёб твою шлёп!
– Семену я не указ, – помрачнел Яков Ильич. – На базу прорабом не хочет, хоть он и кумекает в строительном деле. Я бы его в долю взял, так тоже выкобенивается… Варвара ему на мозги капает! Ночная кукушка кого хошь перекукует. И чего ей новая власть не по нраву? Сенька на базе большую деньгу заколачивал бы: прорабы и инженеры у них в почете. А Варька все назад оглядывается, думает, снова над поселковым Советом красный флаг заколышется…
– Наполеон Бонапарт Москву взял, а потом все одно из России за милую душу со своим беспортошным воинством драпал!
– То Бонапарт, а эти насовсем пришли, Андрей Иванович, – придал своему голосу убежденность Супронович. – Тебе надо это понять.
– Да когда такое было, грёб твою шлёп, чтобы русский человек под басурманом находился?
– Было, Андрей Иванович, было… – усмехнулся Яков Ильич. – Вспомни татарву. Считай, двести лет татарские кони нашу землю топтали! И в ком из нас теперь нет хоть капли татарской крови? Иногда оно и полезно, застоявшуюся-то кровь иноземной разбавить…
– Во-во! В самую точку! – ухмыльнулся Абросимов. – В тебе-то ее, похоже, хоть отбавляй!
– Ну шути, шути, Андрей Иванович, – жестко сказал Яков Ильич. – Бергер давно бы попер тебя из твоего собственного дома, коли бы я за тебя не поручился…
– А говоришь, новая власть хорошая! Что же ты хочешь от меня, заступник?
– Бросай свою дурацкую будку с переездом и иди ко мне в компаньоны, – сказал Супронович. – В будке посидит кто-нибудь другой, а ты будешь кум королю – на лошадке разъезжать по деревням и заготовлять для моего заведения сельскохозяйственный продукт и прочее.
Андрей Иванович хотел было послать свата ко всем чертям, но вовремя остановился: чем немцам служить на железной дороге, может, и впрямь лучше идти к Супроновичу? Компаньоном…
– А должность-то у меня вроде извозчичья?
– Не скажи, Андрей Иванович, – ласково заговорил Яков Ильич. – Будешь получать хороший процент, возьму тебя в долю… Что ни говори, у нас с тобой внуки общие.
– Чего заготовлять-то? Один петух в поселке остался да вонючий козел… Все освободители, грёб твою шлёп, прибрали к рукам! Погляди, как лес кругом валят? И все в свою Германию. Эшелон за эшелоном! Глаза бы не видели.
– Немцы – народ хозяйственный, – вставил Супронович.
– Грабители они, грёб твою шлёп! – стукнул кулаком по столу Андрей Иванович. – Готовы догола раздеть всю матушку-Россию!
Яков Ильич опасливо поглядел на дверь: чего доброго, на улице услышат…
– А ты подумай, Андрей Иванович, – сказал он. – С Бергером я договорюсь, дадут тебе… аусвайс… то есть документ с печатью, и езди себе с богом. Лошадь в стойле застоялась… Мужик ты оборотистый. Большим хозяйством обзаведешься, ежели не будешь сидеть сложа руки у своей путевой будки. Вспомни, до революции ты был тут самым крепким хозяином.
– После тебя, – заметил Андрей Иванович.
Он еще не задумывался, как и что, но кое-какие мысли забрезжили в его голове… А живуч в человеке червячок стяжателя, накопителя! Дремал себе до поры, до времени, а время пришло – и зашевелился… Вон как Яков Ильич развернулся! Три лошади в конюшне, две коровы, пять боровов жиреют на отходах казино, куры, утки. Да и сынок его, Ленька, все в дом тащит. Бергер даже отдал ему свой помятый в дорожной аварии небольшой автомобиль марки «оппель». А у Бергера теперь пятнистый «мерседес». И три мотоцикла с колясками постоянно дежурят у комендатуры. Чувствуется, прочно они тут обосновались. Обо всем этом подумывал Андрей Иванович, сидя в гостях у свата. Вспомнил, как и сам, проходя, бывало, мимо бывших своих домов, с болью примечал: у одного крыша протекала, у другого крыльцо почти сгнило… Потому что людям даром досталось. А когда своими руками соберешь избу по бревнышку да двадцать раз каждую балку примеришь и половничинку, тогда и смотришь за всем в оба глаза…
– Слышь, сват, хожу мимо бывших домов-то своих – сердце кровью обливается, – начал издалека Абросимов. – Стекла выбиты, ребятишки нагадили на полу, крыша течет…
Яков Ильич с полуслова понял.
– Дома-то твои, – сказал он. – Тем и хороша новая власть, что отобранное коммунистами добро снова хозяевам возвращает. А бумаги тебе в комендатуре Ленька выправит…
– Ему? За какие такие заслуги? – входя в комнату, сказал Леонид. Судя по всему он какое-то время подслушивал за дверью. – Ты верно, батя, сказал: наши освободители возвращают конфискованное Советами добро своим друзьям. А вот друг ли нам Андрей Иванович или нет, мы с тобой покудова не знаем.
– Андрей Иванович – наш родственник, – заметил Яков Ильич.
– С тобой, Ленька, хучь ты и корчишь из себя начальника, я, как говорится, на одном гектаре… – насупив брови, ругнулся Абросимов.
– Слышал, как он со мной? – Леонид повернул чисто выбритое лицо к Абросимову. – А ведь я могу тебя под монастырь подвести. Мне это ничего не стоит. Сын твой Дмитрий – оголтелый коммунист, сколько он тут в семнадцатом напакостил! Зять Дерюгин – подполковник Красной Армии, к тебе на легковушке приезжал. Бывший зять Кузнецов – гэпэушник, Варька и Алена – комсомолки…
– Андрей Иванович зятьев не выбирал, – вступился Яков Ильич.
– А ты, Яков, не встревай, – метнул на него сердитый взгляд Абросимов. – Мне охота послушать твоего сынка.
– Родственнички теперь, папаша, тоже разные бывают, – продолжал Леонид. – Возьми хоть родного братана Сему. Имеет хорошую специальность, а придуривается тут у тебя в казино. Кстати, Бергер обратил внимание, что почтительности для официанта у него маловато. А чего, спрашивается, рыло от новой власти воротит? Все Варвара…
– Сдалась тебе Варвара, – покачал головой Яков Ильич. – Не лезь ты, Леня, в наши дела.
– Дела у нас теперь, папаша, общие: капитал делать и коммунистическую сволочь искоренять!
– Гляди ты, из лагеря вернулся тише воды, ниже травы, а теперя расфуфырился! – усмехнулся Абросимов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Хотя Абросимов и не понимал немецкого языка, он догадывался, о чем они толкуют… Однако на этот раз пронесло. Поразмыслив, Бергер решил, что не стоит так поступать с русским. Это озлобит односельчан, подорвет доверие к освободителям.
– Хорошо, Ганс, – сказал он. – Будем считать, что это произошло случайно, но, если честно говорить, ты меня разочаровал…
– Так сказывай, Яков Ильич, зачем позвал, – сказал Абросимов. – Я тебя, слава богу, знаю: даром не любишь угощать.
– Мы же с тобой как-никак родственники, – заметил Супронович.
– А ты и родственников особо не балуешь… Вон внук твой бегает по поселку в драных портках, а Семен с подносом шастает в казино… тьфу, слово-то какое-то нерусское, грёб твою шлёп!
– Семену я не указ, – помрачнел Яков Ильич. – На базу прорабом не хочет, хоть он и кумекает в строительном деле. Я бы его в долю взял, так тоже выкобенивается… Варвара ему на мозги капает! Ночная кукушка кого хошь перекукует. И чего ей новая власть не по нраву? Сенька на базе большую деньгу заколачивал бы: прорабы и инженеры у них в почете. А Варька все назад оглядывается, думает, снова над поселковым Советом красный флаг заколышется…
– Наполеон Бонапарт Москву взял, а потом все одно из России за милую душу со своим беспортошным воинством драпал!
– То Бонапарт, а эти насовсем пришли, Андрей Иванович, – придал своему голосу убежденность Супронович. – Тебе надо это понять.
– Да когда такое было, грёб твою шлёп, чтобы русский человек под басурманом находился?
– Было, Андрей Иванович, было… – усмехнулся Яков Ильич. – Вспомни татарву. Считай, двести лет татарские кони нашу землю топтали! И в ком из нас теперь нет хоть капли татарской крови? Иногда оно и полезно, застоявшуюся-то кровь иноземной разбавить…
– Во-во! В самую точку! – ухмыльнулся Абросимов. – В тебе-то ее, похоже, хоть отбавляй!
– Ну шути, шути, Андрей Иванович, – жестко сказал Яков Ильич. – Бергер давно бы попер тебя из твоего собственного дома, коли бы я за тебя не поручился…
– А говоришь, новая власть хорошая! Что же ты хочешь от меня, заступник?
– Бросай свою дурацкую будку с переездом и иди ко мне в компаньоны, – сказал Супронович. – В будке посидит кто-нибудь другой, а ты будешь кум королю – на лошадке разъезжать по деревням и заготовлять для моего заведения сельскохозяйственный продукт и прочее.
Андрей Иванович хотел было послать свата ко всем чертям, но вовремя остановился: чем немцам служить на железной дороге, может, и впрямь лучше идти к Супроновичу? Компаньоном…
– А должность-то у меня вроде извозчичья?
– Не скажи, Андрей Иванович, – ласково заговорил Яков Ильич. – Будешь получать хороший процент, возьму тебя в долю… Что ни говори, у нас с тобой внуки общие.
– Чего заготовлять-то? Один петух в поселке остался да вонючий козел… Все освободители, грёб твою шлёп, прибрали к рукам! Погляди, как лес кругом валят? И все в свою Германию. Эшелон за эшелоном! Глаза бы не видели.
– Немцы – народ хозяйственный, – вставил Супронович.
– Грабители они, грёб твою шлёп! – стукнул кулаком по столу Андрей Иванович. – Готовы догола раздеть всю матушку-Россию!
Яков Ильич опасливо поглядел на дверь: чего доброго, на улице услышат…
– А ты подумай, Андрей Иванович, – сказал он. – С Бергером я договорюсь, дадут тебе… аусвайс… то есть документ с печатью, и езди себе с богом. Лошадь в стойле застоялась… Мужик ты оборотистый. Большим хозяйством обзаведешься, ежели не будешь сидеть сложа руки у своей путевой будки. Вспомни, до революции ты был тут самым крепким хозяином.
– После тебя, – заметил Андрей Иванович.
Он еще не задумывался, как и что, но кое-какие мысли забрезжили в его голове… А живуч в человеке червячок стяжателя, накопителя! Дремал себе до поры, до времени, а время пришло – и зашевелился… Вон как Яков Ильич развернулся! Три лошади в конюшне, две коровы, пять боровов жиреют на отходах казино, куры, утки. Да и сынок его, Ленька, все в дом тащит. Бергер даже отдал ему свой помятый в дорожной аварии небольшой автомобиль марки «оппель». А у Бергера теперь пятнистый «мерседес». И три мотоцикла с колясками постоянно дежурят у комендатуры. Чувствуется, прочно они тут обосновались. Обо всем этом подумывал Андрей Иванович, сидя в гостях у свата. Вспомнил, как и сам, проходя, бывало, мимо бывших своих домов, с болью примечал: у одного крыша протекала, у другого крыльцо почти сгнило… Потому что людям даром досталось. А когда своими руками соберешь избу по бревнышку да двадцать раз каждую балку примеришь и половничинку, тогда и смотришь за всем в оба глаза…
– Слышь, сват, хожу мимо бывших домов-то своих – сердце кровью обливается, – начал издалека Абросимов. – Стекла выбиты, ребятишки нагадили на полу, крыша течет…
Яков Ильич с полуслова понял.
– Дома-то твои, – сказал он. – Тем и хороша новая власть, что отобранное коммунистами добро снова хозяевам возвращает. А бумаги тебе в комендатуре Ленька выправит…
– Ему? За какие такие заслуги? – входя в комнату, сказал Леонид. Судя по всему он какое-то время подслушивал за дверью. – Ты верно, батя, сказал: наши освободители возвращают конфискованное Советами добро своим друзьям. А вот друг ли нам Андрей Иванович или нет, мы с тобой покудова не знаем.
– Андрей Иванович – наш родственник, – заметил Яков Ильич.
– С тобой, Ленька, хучь ты и корчишь из себя начальника, я, как говорится, на одном гектаре… – насупив брови, ругнулся Абросимов.
– Слышал, как он со мной? – Леонид повернул чисто выбритое лицо к Абросимову. – А ведь я могу тебя под монастырь подвести. Мне это ничего не стоит. Сын твой Дмитрий – оголтелый коммунист, сколько он тут в семнадцатом напакостил! Зять Дерюгин – подполковник Красной Армии, к тебе на легковушке приезжал. Бывший зять Кузнецов – гэпэушник, Варька и Алена – комсомолки…
– Андрей Иванович зятьев не выбирал, – вступился Яков Ильич.
– А ты, Яков, не встревай, – метнул на него сердитый взгляд Абросимов. – Мне охота послушать твоего сынка.
– Родственнички теперь, папаша, тоже разные бывают, – продолжал Леонид. – Возьми хоть родного братана Сему. Имеет хорошую специальность, а придуривается тут у тебя в казино. Кстати, Бергер обратил внимание, что почтительности для официанта у него маловато. А чего, спрашивается, рыло от новой власти воротит? Все Варвара…
– Сдалась тебе Варвара, – покачал головой Яков Ильич. – Не лезь ты, Леня, в наши дела.
– Дела у нас теперь, папаша, общие: капитал делать и коммунистическую сволочь искоренять!
– Гляди ты, из лагеря вернулся тише воды, ниже травы, а теперя расфуфырился! – усмехнулся Абросимов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178