– Господи, вот жизнь наступила! – перекрестилась на иконы Ефимья Андреевна. – Вечером не знаешь, что будет утречком… Вадька, бегом к Якову Ильичу! Все наш родственник, неужто не заступится? А ты, старый, не задирайся перед фрицем-то, коли чего, и шею пригни, не сломается…
– Ты, Ефимья, ребятишек учи уму-разуму, а я, как ни то, сам соображу что к чему.
Уже за калиткой подумал, что, может, стоило бы захватить с собой пистолет, который ему на всякий случай Дмитрий дал, – коли дойдет до предела, то этого Бергера и его молодчиков из него положить… Как говорится, помирать – так с музыкой!
Бергер вышел ему навстречу из-за письменного стола, чуть скривив уголки тонких губ, кивнул, но руки не подал. От него пахло одеколоном. У окна на стуле сидел переводчик Михеев. Лицо опухшее, под глазами мешки – видно, вчера в казино крепко поддал. Со стены надменно смотрел на Андрея Ивановича моложавый Гитлер с портупеей через плечо. Взгляд до того цепкий, что куда ни отводи глаза, а все равно фюрер на тебя смотрит.
– Кароший работа для тебя есть, – без предисловия начал по-русски Бергер. – Лучше, чем глюпый извозчик у Супроновича.
– Господин комендант предлагает тебе вступить в полицаи, – равнодушным голосом произнес Михеев.
– Эти… – Бергер кивнул головой на соседнюю комнату, где слышались голоса Копченого и Лисицына, – ошень мелкий люди… А ты… – он снизу вверх посмотрел на богатырскую фигуру Абросимова, – очень большой, крепкий, как… как? – Комендант перевел взгляд на переводчика.
– Как дуб, – сдерживая усмешку, подсказал тот.
– Плёхо! – поморщился Бергер.
– Как конь…
– Я-я, конь! – радостно закивал комендант. – Я видел, как ты Ганс капут делаль… Будешь делаль капут врагам великой Германии! Яволь?
Андрей Иванович, было обрадовавшийся, что пронесло, потерял дар речи: его хотят зачислить в эту банду негодяев?
Наверное, Михеев прочел его мысли на лице, потому как спокойно сказал:
– Ты будешь не просто рядовым полицаем, а главным, ну этим… старостой.
С тех пор как Карнаков увез с собой Леньку Супроновича, его никем пока не смогли заменить в Андреевке. Он тут был и старшим полицаем, и старостой. Лисицын иi Коровин не годились для этой роли: избить, расстрелять безоружных, произвести обыск с конфискацией – они и это делали вечно под мухой и без всякого соображения. Один лишь Ленька Супронович мог легко управлять этим сбродом. Но он стал бургомистром в Климове. Говорят, разъезжает теперь на машине и живет в каменном доме. Жену с ребятишками туда не взял, будто бы у него там завелась новая мамзель. Исчез из Андреевки и Костя Добрынин, говорили, что его, как самого грамотного из полицаев, послали в школу унтер-офицеров.
– Мы слышали, что поселок назван твоим именем, потому как ты его еще при царском режиме основал, – говорил Михеев. – Российское правительство оказало большую честь – тебе, Абросимов, как говорится, и карты в руки: управляй поселком, блюди образцовый порядок и цени доверие новой власти.
– Лучше снова переездным сторожем, грёб твою шлёп! – вырвалось у Андрея Ивановича. Лицо его стало сумрачным, что не укрылось от проницательного взора коменданта.
– Кажется, он не рад? – покосился на переводчика Бергер. – Не понимают эти русские своей выгоды.
– Темный народ, – поддакнул Михеев.
– Будет упираться – мы ему и в самом деле сделаем маленький «грёб-шлёп»! – рассмеялся комендант и дотронулся до кобуры.
– Не советую отказываться, – со значением произнес Михеев. – Не годится, Андрей Иванович, сердить господина гауптштурмфюрера.
Абросимов и сам понимал, что рассердить недолго, да и разговор у них с непокорными короткий. Он вспомнил, что Кузнецов и Дмитрий не раз предупреждали его, чтобы не задирался, сдерживал свой характер, а иначе недолго и голову потерять.
– Староста – это навроде председателя поселкового Совета? – поинтересовался он.
– Можно считать и так, – согласился Михеев. – И все же будет лучше, если ты и слово такое – «советы» – забудешь.
– Советы? – вопросительно взглянул на него гауптштурмфюрер. – Как понять?
– Как неудачное сравнение, – по-немецки ответил Михеев.
– Старостой куда ни шло, – решился Андрей Иванович, – а полицаем, хоть на куски режьте, не буду! У меня тут половина поселка родичей да свояков, неужто я буду из них жилы тянуть?
Михеев о чем-то негромко поговорил с Бергером, и тот, улыбнувшись, закивал головой: мол, он не возражает.
– Кого ты порекомендуешь старшим полицаем? – спросил переводчик.
– Куды их много-то? – спросил Абросимов. – Хватит и этих… – Он кивнул на стену, за которой слышались голоса полицаев. – До вас-то на весь поселок был один милиционер – и управлялся.
– Нужен старший, – настаивал Михеев.
– Николашку Михалева можно, – осенило Андрея Ивановича, – он пострадавший от Советской власти, сидел за решеткой как враг народа.., Самый подходящий человек для этого дела.
Абросимов невольно перевел взгляд с лица коменданта на портрет Гитлера и даже хмыкнул от удивления: Бергер явно чем-то походил на фюрера, сурово взирающего со стены. От коменданта это не укрылось. Бергер еще больше выпрямился, машинально пригладил указательным пальцем черные усики.
– Господину коменданту нравится ваша кандидатура, – заявил переводчик. И от себя насмешливо прибавил: – Ну вот, господин староста, вы и произвели свое первое назначение… Скажите Добрынину, чтобы документально оформил все как полагается.
«Колюня скажет мне спасибочко… – размышлял, возвращаясь домой, Абросимов. – Этакую свинью ему подложил! А с другой стороны, лучше пусть старшим полицаем будет тихоня Михалев, чем какой-нибудь бандюга вроде Леньки…»
Называя фамилию Николая Михалева, Андрей Иванович и не подозревал, что тот связан с партизанами, даже и зайти к нему не решился: пусть завтра узнает, когда вызовут в комендатуру.
Андрей Иванович пока еще смутно представлял свои обязанности, ему хотелось посоветоваться с Дмитрием, а теперь на лошадке не выедешь за пределы поселка, не вызвав подозрения у немцев. Придется партизанам другого связного искать… Вот удивится Супронович неожиданной перемене в судьбе свата!
– Беда какая. Андрей? – встретила его у калитки закутанная в черный платок жена. – Я уж хотела бежать в поселковый Совет… тьфу, в энту супостатскую комендатуру…
– И что бы ты там делала? – усмехнулся Андрей Иванович.
– Упала бы в ноги, Христом богом стала упрашивать, чтобы тебя ослобонили…
– Не было печали – черти накачали, – вздохнул Андрей Иванович, облокачиваясь на калитку. – Назначили меня, мать, – держись за жерди – старостой.
– За что же такая напасть, Андрей? – всхлипнула жена. – Небось оружию на шею повесят? В своих заставят, ироды, палить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178