Фашисты мгновенно перенесли огонь в другую сторону, и Иван Васильевич увидел Петю Орехова – тот, высунувшись из-за толстой сосны, махал рукой: мол, скорее уходите!
Вскинув пулемет на плечо, Кузнецов побежал, пули щелкали по деревьям, сбивали мелкие сучки, длинная очередь срезала верхушку молодой елки. Справа снова громыхнула граната.
В то же мгновение он почувствовал тупой удар в предплечье. Левая рука стала чужой, на кисти быстро набухали синие жилы. Горячая боль обожгла плечо, заныло под шеей. Смерзшийся снег в лесу вдруг засверкал необыкновенно яркими золотистыми искорками. Услышав за спиной хриплый вскрик, Иван Васильевич обернулся.
– Я это! – услышал он Петин голос.
Стрельба все еще продолжалась, но отодвинулась вправо, больше не падали срезанные пулями сучки, не вздрагивали молодые деревья. Гитлеровцы отстали и повернули назад.
– Как горох посыпались из грузовиков, – возбужденно говорил Петя. – Покосили мы их!
– А наших сколько?
– Кажется, двое…
На шее и за спиной у Пети висели два немецких автомата. Ушанка была заломлена на затылок, голубые глаза блестели.
– Хотел офицерскую сумку взять, подполз почти к самой машине – заметили, сволочи… Я их тоже угостил будь здоров.
– Почему ты без приказа ушел? – сурово взглянул на него Кузнецов.
– Так патроны кончились! – заявил Петя. – И потом, я вам сказал, что подберусь к легковушке… Вот пару «шмайсеров» прихватил!
– Ты – радист, – строго заметил Иван Васильевич. – И никогда не лезь под пули. Что будут без тебя делать партизаны? Соображаешь?
– Скорее бы научить морзянке этого парня, что день и ночь торчит возле рации, – сказал Петя. – Будет у нас еще один радист.
– Я не заметил, как ты исчез, – остывая, проговорил Кузнецов.
– Жаль, офицерскую сумку не сумел взять, – вздохнул Орехов.
Они уже не бежали, а шли быстрым шагом, рука у Кузнецова наливалась тяжелой свинцовой болью, в глазах мельтешили золотистые точки, он боялся потерять сознание.
– Иван Васильевич, да на вас лица нет! – воскликнул Орехов. – Вроде фрицы отстали, давайте я вас перевяжу!
Он посадил Кузнецова прямо в снег и стащил полушубок.
На условленное место сбора они пришли последними. Там дожидались их партизаны. Все были возбуждены, делились махоркой, подсчитывали трофеи, захваченные на месте боя. Петя шел рядом с Кузнецовым, у которого левая рука была на перевязи. Кровотечение остановилось, но каждый шаг отдавался болью в плече и лопатке. Младший лейтенант с опаской поглядывал на командира, но тот, поймав его взгляд, сердито сдвинул светлые брови и прибавил шагу.
– Ну и задали мы фрицам жару! – возбужденно заметил Петя. – Кто мог знать, что их столько набилось в машину!
– Сколько еще наших погибло?
– Двоих недосчитались, – помрачнел Петя. – Лешу осколком наповал… А фашистов, я думаю, много положили, не считая офицеров. Удачная вылазка, товарищ капитан!
Иван Васильевич промолчал. Двое погибли… Вот тебе и внезапность, и выбор цели… А с другой стороны, война есть война, и без жертв она не бывает. Но до чего обидно терять на поле боя своих ребят!
5
Рудольф Бергер вразвалку шагал по крашеным скрипучим половицам, его усики подергивались, маленькая рука с белым перстнем на мизинце то и дело касалась парабеллума на поясе. Ночью ударил мороз, и в проталины окон сочился январский дневной свет. В печке потрескивали березовые поленья, но в комендатуре было прохладно.
– Ты с кем здесь воюешь? – гневно бросал гауптштурмфюрер Леониду Супроновичу. – С детишками и бабами? Ты выследил хотя бы одного партизана? Хвастаешься, что окрестные леса знаешь как свои пять пальцев, а сам туда и носа не суешь? А партизаны нападают в лесу на наших офицеров и солдат, взрывают воинские эшелоны!
– У нас тихо, – ввернул Леонид.
Он стоял у печки и хмуро слушал начальника. Развалившийся на диване Михеев переводил гневные тирады Бергера на русский язык. И делал он это с явным удовольствием.
– За что тебе и твоим дармоедам марки платим?! – гремел гауптштурмфюрер. – За то, чтобы вы население грабили, шнапс пили и рожи наедали? А партизаны в это время сидят в засадах и подкарауливают наши машины!..
Бергеру крепко досталось от начальства: партизаны разгромили автоколонну, убили около тридцати солдат и трех офицеров. В том числе подполковника. И хотя все это произошло далеко от поселка, Бергеру поставили налет в вину. Проклятые партизаны все больше и больше досаждали немцам! Начальство приказало найти их лагерь, уничтожить дотла, а всех, кто помогал бандитам, примерно наказать. Необходимо сделать так, чтобы местное население поголовно отвечало за проделки партизан. Бергер расстреливал каждого пятого, но, по-видимому, и этого мало, надо будет полностью сжечь одно-два села вместе с жителями. Может, тогда он отобьет у этих скотов охоту покрывать партизан?..
– Я не верю, что в Андреевке нет ни одного человека, который бы не был связан с партизанами. – Гауптштурмфюрер подошел к печке, погрел растопыренные ладони о теплый бок. – Русские наверняка интересуются нашим арсеналом. И пока вы… – он бросил неприязненный взгляд на своего помощника, – пьянствуете и «воюете» с бабами на печке, они рано или поздно доберутся и до нас…
– Что прикажете делать-то? – пробурчал Леонид. – Ежели партизан нет у нас, где их взять?
– Вот именно – взять! – снова взвился Бергер. – Найти! Привести ко мне…
Леонид бросил тоскливый взгляд на замороженное окно, переступил с ноги на ногу. От его крепких серых валенок натекло на полу. Он уже понял, что придется сейчас же садиться в машину с полицаями и снова колесить по лесным проселкам. Грузовик Леонид хорошо подготовил к встрече с партизанами: установил в фургоне крупнокалиберный пулемет, борта и кабину обшили стальными листами. Пять дальних рейсов совершили по деревням на грузовике, но ни разу не напоролись на партизан. Старший полицай был убежден, что их в окрестностях нет.
– В лес! – скомандовал Бергер. – И привезите мне… этих лесных зверей!
Михеев «лесных зверей» заменил на партизан. Впрочем, Леонид прекрасно и без перевода понимал гауптштурмфюрера…
Крытый брезентом грузовик остановился посередине деревни, как раз напротив заледенелого колодца. Из кабины выбрался Леонид Супронович с советским автоматом через плечо. Он расстегнул верхнюю пуговицу черного полушубка, чтобы была заметна матросская тельняшка, крикнул Матвея Лисицына и Афанасия Копченого. Сугробы блестели так ослепительно, что было больно глазам. Извилистая тропинка тянулась от дороги к речке, где чернела дымящаяся прорубь. Из труб лениво тянулись в чистое морозное небо дымки. На улице не было ни души.
Втроем они ввалились в душную избу. Пахло кислой капустой и дымом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Вскинув пулемет на плечо, Кузнецов побежал, пули щелкали по деревьям, сбивали мелкие сучки, длинная очередь срезала верхушку молодой елки. Справа снова громыхнула граната.
В то же мгновение он почувствовал тупой удар в предплечье. Левая рука стала чужой, на кисти быстро набухали синие жилы. Горячая боль обожгла плечо, заныло под шеей. Смерзшийся снег в лесу вдруг засверкал необыкновенно яркими золотистыми искорками. Услышав за спиной хриплый вскрик, Иван Васильевич обернулся.
– Я это! – услышал он Петин голос.
Стрельба все еще продолжалась, но отодвинулась вправо, больше не падали срезанные пулями сучки, не вздрагивали молодые деревья. Гитлеровцы отстали и повернули назад.
– Как горох посыпались из грузовиков, – возбужденно говорил Петя. – Покосили мы их!
– А наших сколько?
– Кажется, двое…
На шее и за спиной у Пети висели два немецких автомата. Ушанка была заломлена на затылок, голубые глаза блестели.
– Хотел офицерскую сумку взять, подполз почти к самой машине – заметили, сволочи… Я их тоже угостил будь здоров.
– Почему ты без приказа ушел? – сурово взглянул на него Кузнецов.
– Так патроны кончились! – заявил Петя. – И потом, я вам сказал, что подберусь к легковушке… Вот пару «шмайсеров» прихватил!
– Ты – радист, – строго заметил Иван Васильевич. – И никогда не лезь под пули. Что будут без тебя делать партизаны? Соображаешь?
– Скорее бы научить морзянке этого парня, что день и ночь торчит возле рации, – сказал Петя. – Будет у нас еще один радист.
– Я не заметил, как ты исчез, – остывая, проговорил Кузнецов.
– Жаль, офицерскую сумку не сумел взять, – вздохнул Орехов.
Они уже не бежали, а шли быстрым шагом, рука у Кузнецова наливалась тяжелой свинцовой болью, в глазах мельтешили золотистые точки, он боялся потерять сознание.
– Иван Васильевич, да на вас лица нет! – воскликнул Орехов. – Вроде фрицы отстали, давайте я вас перевяжу!
Он посадил Кузнецова прямо в снег и стащил полушубок.
На условленное место сбора они пришли последними. Там дожидались их партизаны. Все были возбуждены, делились махоркой, подсчитывали трофеи, захваченные на месте боя. Петя шел рядом с Кузнецовым, у которого левая рука была на перевязи. Кровотечение остановилось, но каждый шаг отдавался болью в плече и лопатке. Младший лейтенант с опаской поглядывал на командира, но тот, поймав его взгляд, сердито сдвинул светлые брови и прибавил шагу.
– Ну и задали мы фрицам жару! – возбужденно заметил Петя. – Кто мог знать, что их столько набилось в машину!
– Сколько еще наших погибло?
– Двоих недосчитались, – помрачнел Петя. – Лешу осколком наповал… А фашистов, я думаю, много положили, не считая офицеров. Удачная вылазка, товарищ капитан!
Иван Васильевич промолчал. Двое погибли… Вот тебе и внезапность, и выбор цели… А с другой стороны, война есть война, и без жертв она не бывает. Но до чего обидно терять на поле боя своих ребят!
5
Рудольф Бергер вразвалку шагал по крашеным скрипучим половицам, его усики подергивались, маленькая рука с белым перстнем на мизинце то и дело касалась парабеллума на поясе. Ночью ударил мороз, и в проталины окон сочился январский дневной свет. В печке потрескивали березовые поленья, но в комендатуре было прохладно.
– Ты с кем здесь воюешь? – гневно бросал гауптштурмфюрер Леониду Супроновичу. – С детишками и бабами? Ты выследил хотя бы одного партизана? Хвастаешься, что окрестные леса знаешь как свои пять пальцев, а сам туда и носа не суешь? А партизаны нападают в лесу на наших офицеров и солдат, взрывают воинские эшелоны!
– У нас тихо, – ввернул Леонид.
Он стоял у печки и хмуро слушал начальника. Развалившийся на диване Михеев переводил гневные тирады Бергера на русский язык. И делал он это с явным удовольствием.
– За что тебе и твоим дармоедам марки платим?! – гремел гауптштурмфюрер. – За то, чтобы вы население грабили, шнапс пили и рожи наедали? А партизаны в это время сидят в засадах и подкарауливают наши машины!..
Бергеру крепко досталось от начальства: партизаны разгромили автоколонну, убили около тридцати солдат и трех офицеров. В том числе подполковника. И хотя все это произошло далеко от поселка, Бергеру поставили налет в вину. Проклятые партизаны все больше и больше досаждали немцам! Начальство приказало найти их лагерь, уничтожить дотла, а всех, кто помогал бандитам, примерно наказать. Необходимо сделать так, чтобы местное население поголовно отвечало за проделки партизан. Бергер расстреливал каждого пятого, но, по-видимому, и этого мало, надо будет полностью сжечь одно-два села вместе с жителями. Может, тогда он отобьет у этих скотов охоту покрывать партизан?..
– Я не верю, что в Андреевке нет ни одного человека, который бы не был связан с партизанами. – Гауптштурмфюрер подошел к печке, погрел растопыренные ладони о теплый бок. – Русские наверняка интересуются нашим арсеналом. И пока вы… – он бросил неприязненный взгляд на своего помощника, – пьянствуете и «воюете» с бабами на печке, они рано или поздно доберутся и до нас…
– Что прикажете делать-то? – пробурчал Леонид. – Ежели партизан нет у нас, где их взять?
– Вот именно – взять! – снова взвился Бергер. – Найти! Привести ко мне…
Леонид бросил тоскливый взгляд на замороженное окно, переступил с ноги на ногу. От его крепких серых валенок натекло на полу. Он уже понял, что придется сейчас же садиться в машину с полицаями и снова колесить по лесным проселкам. Грузовик Леонид хорошо подготовил к встрече с партизанами: установил в фургоне крупнокалиберный пулемет, борта и кабину обшили стальными листами. Пять дальних рейсов совершили по деревням на грузовике, но ни разу не напоролись на партизан. Старший полицай был убежден, что их в окрестностях нет.
– В лес! – скомандовал Бергер. – И привезите мне… этих лесных зверей!
Михеев «лесных зверей» заменил на партизан. Впрочем, Леонид прекрасно и без перевода понимал гауптштурмфюрера…
Крытый брезентом грузовик остановился посередине деревни, как раз напротив заледенелого колодца. Из кабины выбрался Леонид Супронович с советским автоматом через плечо. Он расстегнул верхнюю пуговицу черного полушубка, чтобы была заметна матросская тельняшка, крикнул Матвея Лисицына и Афанасия Копченого. Сугробы блестели так ослепительно, что было больно глазам. Извилистая тропинка тянулась от дороги к речке, где чернела дымящаяся прорубь. Из труб лениво тянулись в чистое морозное небо дымки. На улице не было ни души.
Втроем они ввалились в душную избу. Пахло кислой капустой и дымом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178