В чем выражаются?
– Гляжу, ты стал большой любитель кино…
– А что? Кино, если его с толком смотреть, на многое глаза открывает. Возьмем, к примеру, заграничные фильмы… Мэри Пикфорд, Дуглас Фербенкс. Какая там жизнь, а? Купаются в роскоши, все у них есть. Даже чаплинские придурки живут себе и радуются: нынче бедняк – завтра миллионщик! Была бы голова на плечах. Умеют деньги делать, умеют их и проживать… Разъезжают на автомобилях, живут в хоромах, жрут в ресторанах…
– Жрут-то и в золоте купаются миллионеры, – вставил Семен. – А бедняки зубами щелкают да на бирже труда околачиваются.
– Кто с головой, тот не пропадет…
– Мне наша жизнь нравится, – сказал Семен. – Дома все есть, ребятишки растут, люди уважают, начальство ценит.
– И все? – насмешливо посмотрел на него Леонид.
– Разве этого мало?
– Мне мало, – жестко сказал Леонид.
– Тогда вспомни, как мы с тобой с подносами наперегонки бегали, обслуживали пьянчуг, а сейчас ты – бригадир!
– Туфта все это!
– Туфта?
– Гляжу, тебя там, в Комсомольске-на-Амуре крепко обработали! – Леонид насмешливо посмотрел на брата. – В партию еще не вступил?
– Может, вступлю.
– Видно, нам теперь не понять друг друга, – заметил Леонид.
– Нет у меня злости на Советскую власть, – сказал Семен. – Что она у нас отобрала? Трактир «Милости просю»? А что дала? Да все, Леня! Я чувствую, что занимаюсь своим, понимаешь, своим делом: строю заводы, дома, жизнь строю. Дай мне сейчас десять трактиров и всю эту «красивую жизнь», которую ты увидел в кино, – мне все это даром не надо.
– Как сказать, – многозначительно заметил Леонид, но Семен не обратил внимания на его тон.
– Старое не вернется, Леня…
– Ну и живи, как крот в норе, ничего ты вокруг не видишь, потому что на глазах у тебя шоры. А я то думал, мы с тобой, как прежде…
– Что прежде-то? – вскинулся брат. – Беготня с подносами: «Пожалте!», «Мерси!», «Чего желаете?» Споры с пьяными, танцульки в клубе? Ну еще драки?
– Я о другом…
– Выбрось ты свою обиду, – посоветовал Семен. – Не доведет это до добра.
– Не ты ли уж меня продашь, браток?
– Дурак ты, Леня, – в сердцах сказал Семен.
Летучая мышь прошмыгнула над самой головой. Маневровый на станции тоненько свистнул, скрежетнул колесами и куда-то в ночь покатил. Красные искры заискрились над крышей вокзала. Невидимый дым из паровозной трубы заслонил звезды. Кузнечики умолкли на миг, затем с новой силой застрекотали. Неожиданно совсем близко, за изгородью, послышалось:
Собираю, собираю
Васильковые цветы.
Я тебя не забываю,
Не забудь меня и ты.
Чистый девичий голос оборвался, всхлипнула гармошка, ломкий юношеский басок затянул:
Крутится, вертится шар голубой.
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть.
Кавалер барышню хочет украсть…
Леонид встал, головой зацепил за ветку яблони, в сердцах хрипло выкрикнул:
– Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил… Мустафа по ней поехал, а Жиган его убил…
– Вы что это, братки, загуляли? – Голос Варвары донесся из темноты. – Мы же рано утром за грибами собирались, Сеня! А ну-ка быстренько спать!
– Ишь, командир в юбке!.. – усмехнулся Леонид.
– Что было, то быльем поросло, – сказал Семен, зевая. – Ворчишь, ворчишь, как старый дед…
– Оторвался ты от нас, браток! Вон куда тебя нелегкая занесла, еще подальше, чем меня твой родственничек Митя упрятал!
– И чего ты такой злой? – вздохнул Семен.
– Зато ты очень уж стал добрый… Я тоже в дальних краях… пожил и людей разных повидал.
– Преступников, Леня, – перебил брат.
– А уж об этом ты лучше помалкивай, – зло уронил Леонид. – Ты этого народа не знаешь.
– Знаю, браток, – усмехнулся Семен. – Видал и этих… Есть такие, которые думают, как ты, а много и других, порвавших с прежним навсегда.
– Может случиться так, что ты еще попросишь защиты у меня…
– Ты это о чем? – насторожился Семен.
– Жизня, она такая непонятная штука, – туманно обронил Леонид. – Один бог знает, каким она к людям боком повернется…
– Что-то я не понимаю тебя.
– Жаль, что пути у нас наметились разные… – сказал Леонид и, повернувшись к брату спиной, затянул: – Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил…
Он вышел за калитку, притворил ее и зашагал по дороге. Семен проводил брата задумчивым взглядом, собрал посуду на деревянный поднос. Улыбнувшись, ловко заскользил меж грядок, держа поднос на вытянутых руках, но у самого крыльца зацепился за куст крыжовника и все вывернул на траву.
В черном проеме двери появилась Варвара в длинной ночной рубашке.
– Не получится уже… – рассмеялся Семен. – Отвыкли руки-то держать поднос.
– О чем вы с Леней-то толковали?
– Помнишь, в гражданскую? – посерьезнев, сказал Семен. – Сын на отца, брат на брата…
– И охота ему из пустого в порожнее переливать, – зевнула Варя.
У перекрестка Леонид свернул на соседнюю улицу. Длинные изломанные тени от телеграфных столбов косо перечеркнули тропинку. Не разжимая губ, он глухо напевал себе под нос: «Мустафа по ней поехал, а Жиган его убил…» Поравнявшись со знакомым домом, воровато оглянулся и привычным движением изнутри отодвинул железную задвижку. Только поднял руку к окну, чтобы постучать, как с крыльца послышался спокойный голос Николая Михалева:
– Ежели за яблоками, так они еще не поспели…
– Караулишь? – вышел из тени Леонид.
– С волками жить – по-волчьи выть, – уронил Николай.
На перилах крыльца тускло блеснули стволы ружья. Смутная неподвижная фигура Михалева вырисовывалась на фоне светлой двери. В руке чуть заметно тлела цигарка.
– Неужто из-за бабы в человека из обоих стволов шарахнешь? – усмехнулся Леонид.
– Иной человек хуже зверя лютого, – сказал Михалев. Он по-прежнему был неподвижен, только рука с розовым огоньком описывала полукружья, замирая у рта.
– Когда же ты спишь, Николай?
– А это уж не твоя забота, – буркнул тот.
– Слышал такую песенку: «Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил…»?
– Я воровские песни не запоминал, – глухо перебил Михалев. – Послушай, Жиган, ты лучше забудь сюда дорогу, чесану волчьей дробью – кишок не соберешь.
– Не будь фраером, Коля, нет такой бабы на свете, из-за которой стоило бы жизнью рисковать.
– Ты запомни, что я сказал.
– Послушай ты, чучело, давай бабами махнемся, а? – со смехом предложил Леонид. – Неужто тебе Любка не надоела? Бери мою Ритку, а я…
– Давай-давай, вали отсюда, уголовник! – Темная фигура на крыльце пошевелилась, придвинула ружье к себе.
– Бывай, Коля, – ласково, однако с угрозой в голосе сказал Леонид. Он вышел за калитку, повернул злое лицо к хозяину дома: – Скучно что-то, Михалев! Пальнул бы из своего дрянного штуцера хоть в небо?..
Громко рассмеялся и провалился в тень от забора со свешивающимися через жердины яблоневыми ветками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
– Гляжу, ты стал большой любитель кино…
– А что? Кино, если его с толком смотреть, на многое глаза открывает. Возьмем, к примеру, заграничные фильмы… Мэри Пикфорд, Дуглас Фербенкс. Какая там жизнь, а? Купаются в роскоши, все у них есть. Даже чаплинские придурки живут себе и радуются: нынче бедняк – завтра миллионщик! Была бы голова на плечах. Умеют деньги делать, умеют их и проживать… Разъезжают на автомобилях, живут в хоромах, жрут в ресторанах…
– Жрут-то и в золоте купаются миллионеры, – вставил Семен. – А бедняки зубами щелкают да на бирже труда околачиваются.
– Кто с головой, тот не пропадет…
– Мне наша жизнь нравится, – сказал Семен. – Дома все есть, ребятишки растут, люди уважают, начальство ценит.
– И все? – насмешливо посмотрел на него Леонид.
– Разве этого мало?
– Мне мало, – жестко сказал Леонид.
– Тогда вспомни, как мы с тобой с подносами наперегонки бегали, обслуживали пьянчуг, а сейчас ты – бригадир!
– Туфта все это!
– Туфта?
– Гляжу, тебя там, в Комсомольске-на-Амуре крепко обработали! – Леонид насмешливо посмотрел на брата. – В партию еще не вступил?
– Может, вступлю.
– Видно, нам теперь не понять друг друга, – заметил Леонид.
– Нет у меня злости на Советскую власть, – сказал Семен. – Что она у нас отобрала? Трактир «Милости просю»? А что дала? Да все, Леня! Я чувствую, что занимаюсь своим, понимаешь, своим делом: строю заводы, дома, жизнь строю. Дай мне сейчас десять трактиров и всю эту «красивую жизнь», которую ты увидел в кино, – мне все это даром не надо.
– Как сказать, – многозначительно заметил Леонид, но Семен не обратил внимания на его тон.
– Старое не вернется, Леня…
– Ну и живи, как крот в норе, ничего ты вокруг не видишь, потому что на глазах у тебя шоры. А я то думал, мы с тобой, как прежде…
– Что прежде-то? – вскинулся брат. – Беготня с подносами: «Пожалте!», «Мерси!», «Чего желаете?» Споры с пьяными, танцульки в клубе? Ну еще драки?
– Я о другом…
– Выбрось ты свою обиду, – посоветовал Семен. – Не доведет это до добра.
– Не ты ли уж меня продашь, браток?
– Дурак ты, Леня, – в сердцах сказал Семен.
Летучая мышь прошмыгнула над самой головой. Маневровый на станции тоненько свистнул, скрежетнул колесами и куда-то в ночь покатил. Красные искры заискрились над крышей вокзала. Невидимый дым из паровозной трубы заслонил звезды. Кузнечики умолкли на миг, затем с новой силой застрекотали. Неожиданно совсем близко, за изгородью, послышалось:
Собираю, собираю
Васильковые цветы.
Я тебя не забываю,
Не забудь меня и ты.
Чистый девичий голос оборвался, всхлипнула гармошка, ломкий юношеский басок затянул:
Крутится, вертится шар голубой.
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть.
Кавалер барышню хочет украсть…
Леонид встал, головой зацепил за ветку яблони, в сердцах хрипло выкрикнул:
– Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил… Мустафа по ней поехал, а Жиган его убил…
– Вы что это, братки, загуляли? – Голос Варвары донесся из темноты. – Мы же рано утром за грибами собирались, Сеня! А ну-ка быстренько спать!
– Ишь, командир в юбке!.. – усмехнулся Леонид.
– Что было, то быльем поросло, – сказал Семен, зевая. – Ворчишь, ворчишь, как старый дед…
– Оторвался ты от нас, браток! Вон куда тебя нелегкая занесла, еще подальше, чем меня твой родственничек Митя упрятал!
– И чего ты такой злой? – вздохнул Семен.
– Зато ты очень уж стал добрый… Я тоже в дальних краях… пожил и людей разных повидал.
– Преступников, Леня, – перебил брат.
– А уж об этом ты лучше помалкивай, – зло уронил Леонид. – Ты этого народа не знаешь.
– Знаю, браток, – усмехнулся Семен. – Видал и этих… Есть такие, которые думают, как ты, а много и других, порвавших с прежним навсегда.
– Может случиться так, что ты еще попросишь защиты у меня…
– Ты это о чем? – насторожился Семен.
– Жизня, она такая непонятная штука, – туманно обронил Леонид. – Один бог знает, каким она к людям боком повернется…
– Что-то я не понимаю тебя.
– Жаль, что пути у нас наметились разные… – сказал Леонид и, повернувшись к брату спиной, затянул: – Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил…
Он вышел за калитку, притворил ее и зашагал по дороге. Семен проводил брата задумчивым взглядом, собрал посуду на деревянный поднос. Улыбнувшись, ловко заскользил меж грядок, держа поднос на вытянутых руках, но у самого крыльца зацепился за куст крыжовника и все вывернул на траву.
В черном проеме двери появилась Варвара в длинной ночной рубашке.
– Не получится уже… – рассмеялся Семен. – Отвыкли руки-то держать поднос.
– О чем вы с Леней-то толковали?
– Помнишь, в гражданскую? – посерьезнев, сказал Семен. – Сын на отца, брат на брата…
– И охота ему из пустого в порожнее переливать, – зевнула Варя.
У перекрестка Леонид свернул на соседнюю улицу. Длинные изломанные тени от телеграфных столбов косо перечеркнули тропинку. Не разжимая губ, он глухо напевал себе под нос: «Мустафа по ней поехал, а Жиган его убил…» Поравнявшись со знакомым домом, воровато оглянулся и привычным движением изнутри отодвинул железную задвижку. Только поднял руку к окну, чтобы постучать, как с крыльца послышался спокойный голос Николая Михалева:
– Ежели за яблоками, так они еще не поспели…
– Караулишь? – вышел из тени Леонид.
– С волками жить – по-волчьи выть, – уронил Николай.
На перилах крыльца тускло блеснули стволы ружья. Смутная неподвижная фигура Михалева вырисовывалась на фоне светлой двери. В руке чуть заметно тлела цигарка.
– Неужто из-за бабы в человека из обоих стволов шарахнешь? – усмехнулся Леонид.
– Иной человек хуже зверя лютого, – сказал Михалев. Он по-прежнему был неподвижен, только рука с розовым огоньком описывала полукружья, замирая у рта.
– Когда же ты спишь, Николай?
– А это уж не твоя забота, – буркнул тот.
– Слышал такую песенку: «Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил…»?
– Я воровские песни не запоминал, – глухо перебил Михалев. – Послушай, Жиган, ты лучше забудь сюда дорогу, чесану волчьей дробью – кишок не соберешь.
– Не будь фраером, Коля, нет такой бабы на свете, из-за которой стоило бы жизнью рисковать.
– Ты запомни, что я сказал.
– Послушай ты, чучело, давай бабами махнемся, а? – со смехом предложил Леонид. – Неужто тебе Любка не надоела? Бери мою Ритку, а я…
– Давай-давай, вали отсюда, уголовник! – Темная фигура на крыльце пошевелилась, придвинула ружье к себе.
– Бывай, Коля, – ласково, однако с угрозой в голосе сказал Леонид. Он вышел за калитку, повернул злое лицо к хозяину дома: – Скучно что-то, Михалев! Пальнул бы из своего дрянного штуцера хоть в небо?..
Громко рассмеялся и провалился в тень от забора со свешивающимися через жердины яблоневыми ветками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178