..
Рядом вдруг раздался знакомый голос:
– Здравствуй, Дмитрий!
Заросший мягкой русой бородкой, загорелый до черноты, перед Абросимовым стоял в порванной рубашке и мятых бумажных брюках Иван Васильевич Кузнецов.
Они обнялись, только сейчас Дмитрий Андреевич почувствовал, что у него глаза мокрые.
– Не разрешили… – с трудом выговорил он. – Я еще мог бы его спасти… Если бы мы ударили по комендатуре!
– Ударим, Дмитрий Андреевич, и еще как ударим! – произнес Кузнецов. – Мне Петя показал радиограмму из Центра.
– И все-таки зря я не попытался. Боюсь, меня теперь это будет мучить всю жизнь… – Абросимов отвернулся, вытер рукавом глаза и, пытаясь придать лицу обычное выражение, спросил: – А как бы ты поступил на моем месте?
– Так же, как и ты, – твердо ответил Кузнецов. – Ничего, мы сегодня устроим поминки… георгиевскому кавалеру!
– Андреевскому, – поправил Дмитрий Андреевич. – В поселке его старики звали «андреевским кавалером».
– Наверное потому, что поселок назван его именем…
Дмитрий Андреевич понимал, что Кузнецов его успокаивает: не тот у него характер, чтобы сидеть в лесу с вооруженными людьми, жаждавшими боя, когда в Андреевке такое происходит! Иван Васильевич нашел бы какой-нибудь выход и вызволил бы отца…
– Не казни себя, – сурово проговорил Кузнецов. – Ты ничего не мог сделать. А нарушить приказ Центра… Мы ведь с тобой командиры. И обязаны выполнять приказы.
– Откуда ты? – спросил наконец Дмитрий Андреевич. – Как снег на голову!
– Долго рассказывать – невесело улыбнулся Кузнецов. – Соскучился по тебе – вот и заявился, да не один…
– С кем же?
– Я привел сюда Василису Прекрасную… Не веришь? Пошли познакомлю.
– Ты с той стороны? – спросил Дмитрий Андреевич.
– Вернее будет сказать, с того света, – ответил Кузнецов. – Думаю, что и мое начальство давно похоронило меня.
– Принимай, Иван, отряд, – проговорил Абросимов, не глядя на него,
– Ты что же, считаешь себя плохим командиром? – пытливо посмотрел на него Кузнецов. – Не нравится мне твое настроение.
Дмитрий Андреевич поднялся с земли, отряхнул пиджак, надел.
Из болота донесся протяжный вздох и негромкое чавканье, будто огромный зверь высунул из трясины голову и вздохнул.
– А я вспоминал, как перед самой революцией отец с четырьмя бандитами разделался, – сказал Абросимов.
– Андрей Иванович один целого взвода стоил, – сказал Кузнецов.
– Вот не уберегли, – вздохнул Дмитрий Андреевич.
– Пошли людей готовить, – проговорил Иван Васильевич. – Я, как говорится, прямо с корабля на бал!
– Я думал, ты с неба.
– На небо мы еще с тобой всегда успеем попасть, – усмехнулся Кузнецов. – У нас, понимаешь, пока на земле дел много!
– И одно дело мы нынче с тобой должны хорошо сделать!
– Узнаю командира специального партизанского отряда Дмитрия Абросимова! – без улыбки произнес Кузнецов.
4
Самолеты появились со стороны Климова ровно в двадцать два пятнадцать. Солнце давно скрылось, лишь широкая багровая полоса с клочками перистых облаков разлилась над вершинами сосен и елей. Охранявшие базу зенитки молчали – наверное, немцы надеялись, что бомбардировщики пролетят дальше. Однако на этот раз пикирующие бомбардировщики «Пе-2», пройдя над поселком, развернулись, и в сторону базы полетели из леса четыре зеленые ракеты. Завершая круг, бомбардировщики один за другим с интервалом в несколько секунд срывались в пике. И только после того, как громыхнули первые тяжелые фугаски, запоздало ударили зенитки. Из леса продолжали сигнализировать ракетами. И вскоре взрыв чудовищной силы взметнул столб огня. В Андреевке заколебались дома, со звоном посыпались стекла, к комендатуре сбегались немцы и полицаи. Бергер, размахивая браунингом, что-то кричал, но его никто не слышал: обвальный грохот нарастал, багровые всполохи освещали вершины трех сосен, что стояли напротив дома Абросимовых, и казалось, ожили на виселице казненные.
Шофер лихорадочно заводил легковую машину, толчками подавал ее назад. Не заметив, наехал на забор и опрокинул его. В кабину поспешно забрались Бергер, Михеев и Леонид Супронович. Гауптштурмфюрер дал длинную очередь из «шмайсера». «Опель», чуть не сшибив Матвея Лисицына, резко рванул с места и помчался по проселку. Бежавшие к лесу жители кидались в стороны, пропуская легковушку. А у комендатуры уже вовсю трещали автоматные очереди: подоспевшие партизаны Дмитрия Абросимова яростно схватились с немецким гарнизоном и полицаями, которыми командовал толстый фельдфебель с Железным крестом. Это ему поручил отбить атаку партизан Бергер, заявив, что сам поедет в Климово за подкреплением, потому что телефонная связь прервана. Гауптштурмфюреру показалось, что над Андреевкой высадился воздушный десант…
Что происходило на базе, никто не знал, тяжелые, сотрясающие землю взрывы не прекращались ни на минуту, земля под ногами вздрагивала, как живая. Небо над базой набухло багровым огнем, в Андреевку вползал удушливый запах взрывчатки. Из окна комендатуры выплеснулся тонкий язык огня, потянул дымок. Партизаны перерезали веревки и положили повешенных на лужайке у помоста. Андрея Ивановича принесли вчетвером.
Лейтенант Семенюк вышиб дверь дровяного сарая, приспособленного гауптштурмфюрером для кутузки. Оттуда выбрались задыхающиеся от дыма дети Семена Супроновича – Миша и Оля, жена Михалева – Люба, Варвара Супронович и Ефимья Андреевна. Дмитрий Андреевич подбежал к ним, прижал мать к груди, он что-то говорил, но старуха лишь удивленно смотрела на него и громко повторяла:
– Ничего не слыхать… Видать, уши заложило…
Семен Супронович обнимал плачущую Варвару и детей. Люба в голос выла над трупом мужа, прикрыв косынкой его лицо.
Партизаны добивали засевших в других домах немцев и полицаев. Несколько раз громыхнуло совсем близко – это бомбардировщик сбросил бомбы на немецкий эшелон на станции.
Кузнецов и Семенюк, ползком подкравшись к окну, швырнули в комендатуру две гранаты. От взрыва вышибло раму. Выстрелы прекратились, из помещения повалил черный дым, слышались крики и вопли.
– Заткнулись гады! – крикнул Семенюк. – Гитлер капут!
Из окна вдруг раздалась автоматная очередь, и один из партизан, молодой парень с пушистыми усами, ткнулся лицом в пыль. Кузнецов швырнул в окно лимонку. Скоро на крыльце показались два немца с поднятыми руками, Иван Васильевич подталкивал дулом автомата толстого фельдфебеля с Железным крестом на мундире.
– А Бергера и Супроновича нигде не видно, – сказал Кузнецов Дмитрию Андреевичу. – На этой же виселице сейчас и повесили бы рядышком!
– Комендант и Леха тю-тю, – раздался голос Тимаша, он незаметно подошел со стороны станции к партизанам.
– Неужели удрали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Рядом вдруг раздался знакомый голос:
– Здравствуй, Дмитрий!
Заросший мягкой русой бородкой, загорелый до черноты, перед Абросимовым стоял в порванной рубашке и мятых бумажных брюках Иван Васильевич Кузнецов.
Они обнялись, только сейчас Дмитрий Андреевич почувствовал, что у него глаза мокрые.
– Не разрешили… – с трудом выговорил он. – Я еще мог бы его спасти… Если бы мы ударили по комендатуре!
– Ударим, Дмитрий Андреевич, и еще как ударим! – произнес Кузнецов. – Мне Петя показал радиограмму из Центра.
– И все-таки зря я не попытался. Боюсь, меня теперь это будет мучить всю жизнь… – Абросимов отвернулся, вытер рукавом глаза и, пытаясь придать лицу обычное выражение, спросил: – А как бы ты поступил на моем месте?
– Так же, как и ты, – твердо ответил Кузнецов. – Ничего, мы сегодня устроим поминки… георгиевскому кавалеру!
– Андреевскому, – поправил Дмитрий Андреевич. – В поселке его старики звали «андреевским кавалером».
– Наверное потому, что поселок назван его именем…
Дмитрий Андреевич понимал, что Кузнецов его успокаивает: не тот у него характер, чтобы сидеть в лесу с вооруженными людьми, жаждавшими боя, когда в Андреевке такое происходит! Иван Васильевич нашел бы какой-нибудь выход и вызволил бы отца…
– Не казни себя, – сурово проговорил Кузнецов. – Ты ничего не мог сделать. А нарушить приказ Центра… Мы ведь с тобой командиры. И обязаны выполнять приказы.
– Откуда ты? – спросил наконец Дмитрий Андреевич. – Как снег на голову!
– Долго рассказывать – невесело улыбнулся Кузнецов. – Соскучился по тебе – вот и заявился, да не один…
– С кем же?
– Я привел сюда Василису Прекрасную… Не веришь? Пошли познакомлю.
– Ты с той стороны? – спросил Дмитрий Андреевич.
– Вернее будет сказать, с того света, – ответил Кузнецов. – Думаю, что и мое начальство давно похоронило меня.
– Принимай, Иван, отряд, – проговорил Абросимов, не глядя на него,
– Ты что же, считаешь себя плохим командиром? – пытливо посмотрел на него Кузнецов. – Не нравится мне твое настроение.
Дмитрий Андреевич поднялся с земли, отряхнул пиджак, надел.
Из болота донесся протяжный вздох и негромкое чавканье, будто огромный зверь высунул из трясины голову и вздохнул.
– А я вспоминал, как перед самой революцией отец с четырьмя бандитами разделался, – сказал Абросимов.
– Андрей Иванович один целого взвода стоил, – сказал Кузнецов.
– Вот не уберегли, – вздохнул Дмитрий Андреевич.
– Пошли людей готовить, – проговорил Иван Васильевич. – Я, как говорится, прямо с корабля на бал!
– Я думал, ты с неба.
– На небо мы еще с тобой всегда успеем попасть, – усмехнулся Кузнецов. – У нас, понимаешь, пока на земле дел много!
– И одно дело мы нынче с тобой должны хорошо сделать!
– Узнаю командира специального партизанского отряда Дмитрия Абросимова! – без улыбки произнес Кузнецов.
4
Самолеты появились со стороны Климова ровно в двадцать два пятнадцать. Солнце давно скрылось, лишь широкая багровая полоса с клочками перистых облаков разлилась над вершинами сосен и елей. Охранявшие базу зенитки молчали – наверное, немцы надеялись, что бомбардировщики пролетят дальше. Однако на этот раз пикирующие бомбардировщики «Пе-2», пройдя над поселком, развернулись, и в сторону базы полетели из леса четыре зеленые ракеты. Завершая круг, бомбардировщики один за другим с интервалом в несколько секунд срывались в пике. И только после того, как громыхнули первые тяжелые фугаски, запоздало ударили зенитки. Из леса продолжали сигнализировать ракетами. И вскоре взрыв чудовищной силы взметнул столб огня. В Андреевке заколебались дома, со звоном посыпались стекла, к комендатуре сбегались немцы и полицаи. Бергер, размахивая браунингом, что-то кричал, но его никто не слышал: обвальный грохот нарастал, багровые всполохи освещали вершины трех сосен, что стояли напротив дома Абросимовых, и казалось, ожили на виселице казненные.
Шофер лихорадочно заводил легковую машину, толчками подавал ее назад. Не заметив, наехал на забор и опрокинул его. В кабину поспешно забрались Бергер, Михеев и Леонид Супронович. Гауптштурмфюрер дал длинную очередь из «шмайсера». «Опель», чуть не сшибив Матвея Лисицына, резко рванул с места и помчался по проселку. Бежавшие к лесу жители кидались в стороны, пропуская легковушку. А у комендатуры уже вовсю трещали автоматные очереди: подоспевшие партизаны Дмитрия Абросимова яростно схватились с немецким гарнизоном и полицаями, которыми командовал толстый фельдфебель с Железным крестом. Это ему поручил отбить атаку партизан Бергер, заявив, что сам поедет в Климово за подкреплением, потому что телефонная связь прервана. Гауптштурмфюреру показалось, что над Андреевкой высадился воздушный десант…
Что происходило на базе, никто не знал, тяжелые, сотрясающие землю взрывы не прекращались ни на минуту, земля под ногами вздрагивала, как живая. Небо над базой набухло багровым огнем, в Андреевку вползал удушливый запах взрывчатки. Из окна комендатуры выплеснулся тонкий язык огня, потянул дымок. Партизаны перерезали веревки и положили повешенных на лужайке у помоста. Андрея Ивановича принесли вчетвером.
Лейтенант Семенюк вышиб дверь дровяного сарая, приспособленного гауптштурмфюрером для кутузки. Оттуда выбрались задыхающиеся от дыма дети Семена Супроновича – Миша и Оля, жена Михалева – Люба, Варвара Супронович и Ефимья Андреевна. Дмитрий Андреевич подбежал к ним, прижал мать к груди, он что-то говорил, но старуха лишь удивленно смотрела на него и громко повторяла:
– Ничего не слыхать… Видать, уши заложило…
Семен Супронович обнимал плачущую Варвару и детей. Люба в голос выла над трупом мужа, прикрыв косынкой его лицо.
Партизаны добивали засевших в других домах немцев и полицаев. Несколько раз громыхнуло совсем близко – это бомбардировщик сбросил бомбы на немецкий эшелон на станции.
Кузнецов и Семенюк, ползком подкравшись к окну, швырнули в комендатуру две гранаты. От взрыва вышибло раму. Выстрелы прекратились, из помещения повалил черный дым, слышались крики и вопли.
– Заткнулись гады! – крикнул Семенюк. – Гитлер капут!
Из окна вдруг раздалась автоматная очередь, и один из партизан, молодой парень с пушистыми усами, ткнулся лицом в пыль. Кузнецов швырнул в окно лимонку. Скоро на крыльце показались два немца с поднятыми руками, Иван Васильевич подталкивал дулом автомата толстого фельдфебеля с Железным крестом на мундире.
– А Бергера и Супроновича нигде не видно, – сказал Кузнецов Дмитрию Андреевичу. – На этой же виселице сейчас и повесили бы рядышком!
– Комендант и Леха тю-тю, – раздался голос Тимаша, он незаметно подошел со стороны станции к партизанам.
– Неужели удрали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178