Мне она не нравится… Кто – лес, кто – щепки? Можно этак и весь лес на щепки перевести. Лес – наша гордость, которому цены нет…
– Я не силен в пословицах, – осторожно заметил Иван Васильевич. – Моя бывшая теща знает их тьму!
– Да-а, тебя же, голубчика, тоже помурыжили, когда ты вернулся из окружения… Обжегшись на молоке, дуют на воду!
– Ко мне это не относится.
– Передо мной-то не лукавь… Помнишь, с каким лицом пришел ко мне в кабинет? Пошлите на фронт, хоть к черту на кулички, только перестаньте заставлять меня бумажки в кабинете писать…
– Я вот о чем подумал… – сказал Кузнецов. – Когда ты в тылу врага, многое зависит в твоей жизни от случая… У аэродрома я увидел летчика, похожего на Карнакова. Еще в Москве я все про этого типа выяснил: им наша разведка всерьез занялась! Знал его лично. Сопоставив факты, пришел к выводу, что летчик, возможно, сын Карнакова… Ну а дальше стал тщательно разрабатывать план захвата его самолета. Не какого-нибудь другого, а именно его, Гельмута… Случайная встреча, а во что все это петом вылилось? И еще неизвестно, чем все это кончится…
– О чем это ты? – сбоку посмотрел на него Греков.
– Есть тут у меня одна идейка… – туманно ответил Иван Васильевич.
– Опять что-то задумал… – покачал головой генерал-майор. – Сколько мы уже отчаянных голов потеряли… Случай, конечно, в работе разведчика занимает не последнее место, но все-таки лучше придерживаться разработанного в Центре плана.
Они повернули в пошли обратно к дому, где под яблонями был накрыт стол с самоваром. Усевшись на плетеные стулья, налили в чашки крепкого, душистого чая, взяли по бутерброду с маслом и колбасой. Из самоварной трубы тянул дымок, комары подлетали к ней и, опалив жаром крылья, ошалело шарахались в стороны.
– А вот другой пример из моей практики, – заговорил Кузнецов. – План был тщательно разработан, одобрен Центром, кажется, все было предусмотрено, я говорю о последнем моем задании… И опять в мою жизнь вмешался Господин Случай! В группе подпольщиков оказался предатель! Если бы не он, особняк в Грачах с офицерьем и парочкой гитлеровских генералов взлетел бы на воздух… Кстати, я подпольщиков предупредил, надеюсь, они прикончили гада!
– Говорю же, что тебе везет, – сказал Греков. – Не обнаружь эсэсовцы человека под кроватью, разве ты бы успел переодеться на чердаке? И тем более, выбраться из оцепленного фашистами дома?.. Ладно, ладно, не стриги бровями! Безусловно, ты проявил железное присутствие духа, волю, находчивость… Хотел тебе завтра сообщить, – приказ на подписи у начальника, – тебе присвоено звание майора, и ты представлен к награде. – Геннадий Андреевич поднялся со стула и пожал руку Кузнецову.
– Спасибо… – ошарашенно произнес Иван Васильевич.
– Тебе спасибо, Иван, за работу… Кстати, как ты думаешь, сможем мы привлечь к работе твоего крестника – Гельмута Бохова?
– Вряд ли, – ответил Кузнецов. – Он типичный солдафон, в него с детства вбито преклонение перед фюрером, верность фатерланду, но главное – нет в нем гибкости, артистизма, чтобы стать разведчиком…
– Как заговорил! – рассмеялся генерал-майор. – Разведчик-романтик… Давай не тяни кота за хвост. Что у тебя за идея?
– Тогда все по порядку, – улыбнулся Иван Васильевич. – Про Карнакова – отца Гельмута – я тебе рассказывал. Где он сейчас, Карнаков-Шмелев, летчик не знает, известно лишь то, что Карнаков, естественно под новой фамилией, действует на нашей территории. Птица он важная, ему присвоено офицерское звание, награжден Железным крестом… Гельмут-то не знает, а вот второй его сынок – сотрудник абвера Бруно – все знает. Может, заняться мне этой семейкой, а, Геннадий Андреевич? От младшего брата – к старшему, а от старшего – к отцу? Да что отец! Бруно Бохов был бы для нас в тысячу раз ценнее…
– Красивая получается цепочка! – покачал головой Греков. – Фантазер ты, Иван! – Он погасил улыбку. – Но только все это красиво на словах… Я не вижу, за что тут можно было бы зацепиться. Бруно – разведчик, и вряд ли с ним следует вступать в контакт, хотя это и очень заманчиво…
– Не хитри, Геннадий Андреевич! – рассмеялся Кузнецов. – По глазам вижу: моя идея тебе нравится.
– Черт с ним, с папашей Карнаковым! – сказал Греков. – Его мы будем искать. Если бы действительно прощупать Бруно!.. Но это такой риск, Иван! Вряд ли тут поможет тебе твой хваленый Господин Случай.
4
Из Спасских ворот изредка выезжали черные лимузины, высоко над головами серыми чудовищами застыли в ясном небе аэростаты. На площади не заметно следов бомбежек, а министр пропаганды Геббельс вещал по радио, что тут камня на камне не оставлено…
Гельмут долго смотрел на храм Василия Блаженного.
– Я побывал во многих странах, – сказал он. – Но этот хорош… Когда его построили?
– В середине шестнадцатого века, – ответил Кузнецов. – Вот шутки истории! По престольной Москве в это время шатался юродивый дурачок Василий, после смерти церковники причислили его к лику святых и вот этого красавца… – Иван Васильевич кивнул на многоглавый собор, – стали называть храмом Василия Блаженного!
Гельмут почти не знал истории России, вот Бруно – другое дело. Старший брат интересовался всем, что связано с этой страной. В составе промышленной делегации он незадолго до войны побывал здесь, привез много книг по истории и архитектуре Москвы.
– Я дам почитать вам книжку об истории России, – вдруг сказал Кузнецов.
– Зачем? – пожал плечами Гельмут. – Меня ваша история не интересует. Я историю своей-то страны и то плохо знаю.
– Вашу историю Гитлер с Геббельсом всю переиначили, – заметил Иван Васильевич. – Точнее, фальсифицировали под свою идеологию: «Германия превыше всего…»
Гельмут промолчал. Скоро неделя, как продолжается эта странная жизнь военнопленного летчика в Москве. Советский разведчик расспрашивает его о жизни, родителях, копается в его детских годах… А заканчивается беседа всегда расспросами о Бруно, о его наклонностях, привычках, характере. И делает все это русский без особенного нажима, но не нравятся эти разговоры Гельмуту. Лучше бы отправили в лагерь военнопленных… Зачем разведчик привез его сюда, показывает исторические места, с увлечением рассказывает про памятники старины? Хочет пробудить в нем интерес к позабытой родине? Напрасный труд, Гельмут считает своей родиной Германию. И хотя такая почти свободная жизнь была несравненно лучше, чем в лагере, на душе у Гельмута было тревожно. Он понимал: русскому что-то от него нужно.
В общем-то все, что касалось лично его, Гельмут рассказал. Про военный аэродром, на котором так ловко проник в его «юнкерс» Кузнецов, тот и сам все знал, фамилии командира полка и летчиков Гельмут назвал – в этом он не видел предательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
– Я не силен в пословицах, – осторожно заметил Иван Васильевич. – Моя бывшая теща знает их тьму!
– Да-а, тебя же, голубчика, тоже помурыжили, когда ты вернулся из окружения… Обжегшись на молоке, дуют на воду!
– Ко мне это не относится.
– Передо мной-то не лукавь… Помнишь, с каким лицом пришел ко мне в кабинет? Пошлите на фронт, хоть к черту на кулички, только перестаньте заставлять меня бумажки в кабинете писать…
– Я вот о чем подумал… – сказал Кузнецов. – Когда ты в тылу врага, многое зависит в твоей жизни от случая… У аэродрома я увидел летчика, похожего на Карнакова. Еще в Москве я все про этого типа выяснил: им наша разведка всерьез занялась! Знал его лично. Сопоставив факты, пришел к выводу, что летчик, возможно, сын Карнакова… Ну а дальше стал тщательно разрабатывать план захвата его самолета. Не какого-нибудь другого, а именно его, Гельмута… Случайная встреча, а во что все это петом вылилось? И еще неизвестно, чем все это кончится…
– О чем это ты? – сбоку посмотрел на него Греков.
– Есть тут у меня одна идейка… – туманно ответил Иван Васильевич.
– Опять что-то задумал… – покачал головой генерал-майор. – Сколько мы уже отчаянных голов потеряли… Случай, конечно, в работе разведчика занимает не последнее место, но все-таки лучше придерживаться разработанного в Центре плана.
Они повернули в пошли обратно к дому, где под яблонями был накрыт стол с самоваром. Усевшись на плетеные стулья, налили в чашки крепкого, душистого чая, взяли по бутерброду с маслом и колбасой. Из самоварной трубы тянул дымок, комары подлетали к ней и, опалив жаром крылья, ошалело шарахались в стороны.
– А вот другой пример из моей практики, – заговорил Кузнецов. – План был тщательно разработан, одобрен Центром, кажется, все было предусмотрено, я говорю о последнем моем задании… И опять в мою жизнь вмешался Господин Случай! В группе подпольщиков оказался предатель! Если бы не он, особняк в Грачах с офицерьем и парочкой гитлеровских генералов взлетел бы на воздух… Кстати, я подпольщиков предупредил, надеюсь, они прикончили гада!
– Говорю же, что тебе везет, – сказал Греков. – Не обнаружь эсэсовцы человека под кроватью, разве ты бы успел переодеться на чердаке? И тем более, выбраться из оцепленного фашистами дома?.. Ладно, ладно, не стриги бровями! Безусловно, ты проявил железное присутствие духа, волю, находчивость… Хотел тебе завтра сообщить, – приказ на подписи у начальника, – тебе присвоено звание майора, и ты представлен к награде. – Геннадий Андреевич поднялся со стула и пожал руку Кузнецову.
– Спасибо… – ошарашенно произнес Иван Васильевич.
– Тебе спасибо, Иван, за работу… Кстати, как ты думаешь, сможем мы привлечь к работе твоего крестника – Гельмута Бохова?
– Вряд ли, – ответил Кузнецов. – Он типичный солдафон, в него с детства вбито преклонение перед фюрером, верность фатерланду, но главное – нет в нем гибкости, артистизма, чтобы стать разведчиком…
– Как заговорил! – рассмеялся генерал-майор. – Разведчик-романтик… Давай не тяни кота за хвост. Что у тебя за идея?
– Тогда все по порядку, – улыбнулся Иван Васильевич. – Про Карнакова – отца Гельмута – я тебе рассказывал. Где он сейчас, Карнаков-Шмелев, летчик не знает, известно лишь то, что Карнаков, естественно под новой фамилией, действует на нашей территории. Птица он важная, ему присвоено офицерское звание, награжден Железным крестом… Гельмут-то не знает, а вот второй его сынок – сотрудник абвера Бруно – все знает. Может, заняться мне этой семейкой, а, Геннадий Андреевич? От младшего брата – к старшему, а от старшего – к отцу? Да что отец! Бруно Бохов был бы для нас в тысячу раз ценнее…
– Красивая получается цепочка! – покачал головой Греков. – Фантазер ты, Иван! – Он погасил улыбку. – Но только все это красиво на словах… Я не вижу, за что тут можно было бы зацепиться. Бруно – разведчик, и вряд ли с ним следует вступать в контакт, хотя это и очень заманчиво…
– Не хитри, Геннадий Андреевич! – рассмеялся Кузнецов. – По глазам вижу: моя идея тебе нравится.
– Черт с ним, с папашей Карнаковым! – сказал Греков. – Его мы будем искать. Если бы действительно прощупать Бруно!.. Но это такой риск, Иван! Вряд ли тут поможет тебе твой хваленый Господин Случай.
4
Из Спасских ворот изредка выезжали черные лимузины, высоко над головами серыми чудовищами застыли в ясном небе аэростаты. На площади не заметно следов бомбежек, а министр пропаганды Геббельс вещал по радио, что тут камня на камне не оставлено…
Гельмут долго смотрел на храм Василия Блаженного.
– Я побывал во многих странах, – сказал он. – Но этот хорош… Когда его построили?
– В середине шестнадцатого века, – ответил Кузнецов. – Вот шутки истории! По престольной Москве в это время шатался юродивый дурачок Василий, после смерти церковники причислили его к лику святых и вот этого красавца… – Иван Васильевич кивнул на многоглавый собор, – стали называть храмом Василия Блаженного!
Гельмут почти не знал истории России, вот Бруно – другое дело. Старший брат интересовался всем, что связано с этой страной. В составе промышленной делегации он незадолго до войны побывал здесь, привез много книг по истории и архитектуре Москвы.
– Я дам почитать вам книжку об истории России, – вдруг сказал Кузнецов.
– Зачем? – пожал плечами Гельмут. – Меня ваша история не интересует. Я историю своей-то страны и то плохо знаю.
– Вашу историю Гитлер с Геббельсом всю переиначили, – заметил Иван Васильевич. – Точнее, фальсифицировали под свою идеологию: «Германия превыше всего…»
Гельмут промолчал. Скоро неделя, как продолжается эта странная жизнь военнопленного летчика в Москве. Советский разведчик расспрашивает его о жизни, родителях, копается в его детских годах… А заканчивается беседа всегда расспросами о Бруно, о его наклонностях, привычках, характере. И делает все это русский без особенного нажима, но не нравятся эти разговоры Гельмуту. Лучше бы отправили в лагерь военнопленных… Зачем разведчик привез его сюда, показывает исторические места, с увлечением рассказывает про памятники старины? Хочет пробудить в нем интерес к позабытой родине? Напрасный труд, Гельмут считает своей родиной Германию. И хотя такая почти свободная жизнь была несравненно лучше, чем в лагере, на душе у Гельмута было тревожно. Он понимал: русскому что-то от него нужно.
В общем-то все, что касалось лично его, Гельмут рассказал. Про военный аэродром, на котором так ловко проник в его «юнкерс» Кузнецов, тот и сам все знал, фамилии командира полка и летчиков Гельмут назвал – в этом он не видел предательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178