– Чай или холодное пиво? После бани-то?
– Оно, конечно, пива холодненького бы неплохо… – сдался Прокофьев.
– А на поминках Веревкина я еще погуляю, – болтал Тимаш, поспешая за ними. – Кто два раза в петлю совался, тот уже не жилец на белом свете. Попомните мое слово, не в этом, так в будущем году отдаст он богу душу. Только не через веревку. Тута ему путь на тот свет заказан.
– Должен знать, дед, бог душу самоубийц в райские кущи не принимает, – сказал Комаринский. – И хоронят их, как известно, за оградой кладбища.
– Говоришь, ящики с пивом он льдом обкладывает? – спросил Прокофьев. Ему про убийц и самоубийц было совсем неинтересно разговаривать.
– Я сам ему на лошади лед по весне с Лысухи возил, – сказал Тимаш.
– А у меня и порошок для Супроновича есть от печени. – Фельдшер достал из кармана белый конвертик и, приблизив к близоруким глазам – очков он не носил, – прочитал: «Пирамидон».
– Это же от головной боли, – заметил Тимаш.
– Хорошее лекарство от всех болезней помогает, – весомо ответил Комаринский и бережно положил конвертик в карман.
3
Бор был разреженный, солнечные лучи били из гущи ветвей в глаза, желтые полосы ложились под ноги, заставляя мох изумрудно сиять, а прошлогодние листья золотисто вспыхивать. Над вершинами сосен плыли не загораживающие солнце легкие облака, серебристо поблескивали на нижних ветвях тонкие колеблющиеся паутинки. Разомлевшие от зноя птицы примолкли.
– Два! – весело выкрикивал Павел, то и дело нагибаясь за грибами. – Один! Ой, сразу четыре!
Дмитрий Андреевич невольно изменял маршрут, чтобы быть ближе к сыну.
На дне корзинки перекатывалось с десяток белых грибов.
– Ты что, их сквозь землю видишь? – с ноткой зависти сказал он, поравнявшись с сыном и заглядывая в корзинку. – Ишь сколько наковырял!
– На гриб наступишь! – предупредил Павел и, нагнувшись, ловко срезал перочинным ножом крепенький боровичок. Стрельнул серыми глазами туда-сюда и срезал еще два крошечных гриба под ногами отца.
– Когда-то я больше всех в Андреевке приносил грибов, – вздохнул Дмитрий Андреевич.
– У нас тут Вадька в чемпионах ходит, – сказал Павел. – Он по сто шестьдесят приносил.
– Только подумать, сколько нынче грибов высыпало! – подивился Дмитрий Андреевич.
– Бабушка Ефимья говорит – к войне, – заметил Павел. – И Шмелев говорит, что скоро быть войне с немцами.
– Разве ты его не отцом называешь?
– Какой он мне отец? – помолчав, уронил Павел.
– Вадик называет ведь Федора Казакова отцом.
– Ты – мой батька… – Павел ковырнул ногой шапку мха и срезал чуть тронутый коричневый гриб. – Хватит с меня одного отца.
– Может, со мной в Тулу поедешь? – предложил Дмитрий Андреевич. – У тебя там две сестренки.
– Мамку жалко, – подумав, сказал Павел. – А правда, что в Туле делают самовары?
– Там не только самовары делают… А понравились тебе тульские пряники?
– Сладкие.
– Я рад, что ты наш дом не забываешь.
– Я бабушку Ефимью люблю, – серьезно сказал Павел. – Она про все на свете знает. На небе солнце, не видно ни облачка, а она скажет: к вечеру будет дождь, и точно – гроза и дождь!
– Как мать-то?
– А чего ей? Все по хозяйству. Вторую корову хочет завести и борова.
– А со Шмелевым-то ладишь?
– Мамка в доме хозяйка, Шмелев ей ни в чем не перечит… Меня не обижает.
– Абросимовы себя никому в обиду не давали, – с достоинством заметил отец.
– А ты сильный? – с любопытством посмотрел на него Павел.
– Еще какой сильный! – рассмеялся Дмитрий Андреевич. – Триста орлов у меня в школе… – Он сжал большую ладонь в кулак. – И я всех их вот так держу.
– Шмелев тоже сильный, – помолчав, сказал Павел. – Мамку на покосе взял на руки и на стог закинул.
Дмитрий Андреевич облюбовал поросший седым мхом холмик между двух сосен и с удовольствием опустился на него. Корзинку поставил у ног, снял шляпу, отер ладонью вспотевший лоб.
Странно, у него давно другая семья, дочери растут, а сказал Павел, что Шмелев Сашу на стог закинул, и неприятно стало. В этот приезд они с Александрой и десятком слов не перекинулись. Дмитрий редко к ним заходит, а Саша – ни ногой к Абросимовым.
Отец и сын разве что невозмутимостью и некоторой медлительностью сходны. Внешне Павел больше походил на мать: крупный в кости, светлорусый, губастый. Абросимовскую породу выдавали в нем спокойные серые глаза. И пожалуй, скрытая сила. Когда он задумывался, то сдвигал вместе густые брови и на лбу обозначалась тоненькая морщинка. В отличие от смешливого, живого Вадима Павел улыбался редко, и рассмешить его было не так-то просто. Задиристым он не был, но за себя мог постоять, наверное, потому и не задевали его сверстники в поселке.
На лицо мальчика легла тень, глаза потемнели, когда он задал отцу вопрос:
– Батя, а чего ты от нас ушел?
Дмитрии Андреевич провел ладонью по тронутым сединой волосам, невидяще уставился на синицу, прыгавшую по ветке. Как объяснить мальчишке, что произошло? Порой самому себе объяснить это трудно… Жалеет ли он, что ушел от Александры? Счастлив ли с Раей?.. Когда человек уже не может ничего изменить, он цепляется за самое удобное объяснение. Да, Александру он не любил, встретил в Ленинграде в университетских коридорах Раю и полюбил – так ему тогда казалось… У него теперь новая семья, а вот любовь опять куда-то исчезла. Существует ли она вообще? У него две дочери от второй жены, а отношения с Раей год от году все хуже и хуже. Дети не связывают, если нет понимания… Куда же оно подевалось, это понимание? Как он просил Раю приехать сюда, в Андреевку, – отказалась наотрез. И дочерей не пустила. А тут так было бы им весело среди ровесников. Мать и отец ничего не говорят, но обидно им, что сын приехал один… Видел он на днях издали Александру… Статная, с гордо поднятой головой, прошла мимо и даже не посмотрела в его сторону. А у него заныло сердце, будто что-то дорогое утратил. Мать говорит, что Александра со Шмелевым живут душа в душу. И материнские слова, как и сейчас слова сына, больно ударили по сердцу. Неужто ему хочется, чтобы она и теперь страдала по нему? Чтобы он был уверен, что можно вернуться к старому…
– На этот вопрос я тебе отвечу позже, ладно? – после продолжительного молчания сказал Дмитрий Андреевич.
– Я знаю, у мамки тяжелый характер, – проговорил Павел.
– Наверное, и у меня не легче, – признался отец.
– Бабушка Ефимья говорит: тут некого винить, мол, нашла коса на камень.
– Твоя бабушка умная, – улыбнулся Дмитрий Андреевич. – Может быть, умнее всех нас.
В голубом просвете между деревьями вдруг возник золотистый комок, стремительно падающий вниз. Над самыми верхушками комок замедлил падение, расправил крылья и превратился в рябого сокола. На полянку неподалеку от них медленно опустилось маленькое радужное перышко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
– Оно, конечно, пива холодненького бы неплохо… – сдался Прокофьев.
– А на поминках Веревкина я еще погуляю, – болтал Тимаш, поспешая за ними. – Кто два раза в петлю совался, тот уже не жилец на белом свете. Попомните мое слово, не в этом, так в будущем году отдаст он богу душу. Только не через веревку. Тута ему путь на тот свет заказан.
– Должен знать, дед, бог душу самоубийц в райские кущи не принимает, – сказал Комаринский. – И хоронят их, как известно, за оградой кладбища.
– Говоришь, ящики с пивом он льдом обкладывает? – спросил Прокофьев. Ему про убийц и самоубийц было совсем неинтересно разговаривать.
– Я сам ему на лошади лед по весне с Лысухи возил, – сказал Тимаш.
– А у меня и порошок для Супроновича есть от печени. – Фельдшер достал из кармана белый конвертик и, приблизив к близоруким глазам – очков он не носил, – прочитал: «Пирамидон».
– Это же от головной боли, – заметил Тимаш.
– Хорошее лекарство от всех болезней помогает, – весомо ответил Комаринский и бережно положил конвертик в карман.
3
Бор был разреженный, солнечные лучи били из гущи ветвей в глаза, желтые полосы ложились под ноги, заставляя мох изумрудно сиять, а прошлогодние листья золотисто вспыхивать. Над вершинами сосен плыли не загораживающие солнце легкие облака, серебристо поблескивали на нижних ветвях тонкие колеблющиеся паутинки. Разомлевшие от зноя птицы примолкли.
– Два! – весело выкрикивал Павел, то и дело нагибаясь за грибами. – Один! Ой, сразу четыре!
Дмитрий Андреевич невольно изменял маршрут, чтобы быть ближе к сыну.
На дне корзинки перекатывалось с десяток белых грибов.
– Ты что, их сквозь землю видишь? – с ноткой зависти сказал он, поравнявшись с сыном и заглядывая в корзинку. – Ишь сколько наковырял!
– На гриб наступишь! – предупредил Павел и, нагнувшись, ловко срезал перочинным ножом крепенький боровичок. Стрельнул серыми глазами туда-сюда и срезал еще два крошечных гриба под ногами отца.
– Когда-то я больше всех в Андреевке приносил грибов, – вздохнул Дмитрий Андреевич.
– У нас тут Вадька в чемпионах ходит, – сказал Павел. – Он по сто шестьдесят приносил.
– Только подумать, сколько нынче грибов высыпало! – подивился Дмитрий Андреевич.
– Бабушка Ефимья говорит – к войне, – заметил Павел. – И Шмелев говорит, что скоро быть войне с немцами.
– Разве ты его не отцом называешь?
– Какой он мне отец? – помолчав, уронил Павел.
– Вадик называет ведь Федора Казакова отцом.
– Ты – мой батька… – Павел ковырнул ногой шапку мха и срезал чуть тронутый коричневый гриб. – Хватит с меня одного отца.
– Может, со мной в Тулу поедешь? – предложил Дмитрий Андреевич. – У тебя там две сестренки.
– Мамку жалко, – подумав, сказал Павел. – А правда, что в Туле делают самовары?
– Там не только самовары делают… А понравились тебе тульские пряники?
– Сладкие.
– Я рад, что ты наш дом не забываешь.
– Я бабушку Ефимью люблю, – серьезно сказал Павел. – Она про все на свете знает. На небе солнце, не видно ни облачка, а она скажет: к вечеру будет дождь, и точно – гроза и дождь!
– Как мать-то?
– А чего ей? Все по хозяйству. Вторую корову хочет завести и борова.
– А со Шмелевым-то ладишь?
– Мамка в доме хозяйка, Шмелев ей ни в чем не перечит… Меня не обижает.
– Абросимовы себя никому в обиду не давали, – с достоинством заметил отец.
– А ты сильный? – с любопытством посмотрел на него Павел.
– Еще какой сильный! – рассмеялся Дмитрий Андреевич. – Триста орлов у меня в школе… – Он сжал большую ладонь в кулак. – И я всех их вот так держу.
– Шмелев тоже сильный, – помолчав, сказал Павел. – Мамку на покосе взял на руки и на стог закинул.
Дмитрий Андреевич облюбовал поросший седым мхом холмик между двух сосен и с удовольствием опустился на него. Корзинку поставил у ног, снял шляпу, отер ладонью вспотевший лоб.
Странно, у него давно другая семья, дочери растут, а сказал Павел, что Шмелев Сашу на стог закинул, и неприятно стало. В этот приезд они с Александрой и десятком слов не перекинулись. Дмитрий редко к ним заходит, а Саша – ни ногой к Абросимовым.
Отец и сын разве что невозмутимостью и некоторой медлительностью сходны. Внешне Павел больше походил на мать: крупный в кости, светлорусый, губастый. Абросимовскую породу выдавали в нем спокойные серые глаза. И пожалуй, скрытая сила. Когда он задумывался, то сдвигал вместе густые брови и на лбу обозначалась тоненькая морщинка. В отличие от смешливого, живого Вадима Павел улыбался редко, и рассмешить его было не так-то просто. Задиристым он не был, но за себя мог постоять, наверное, потому и не задевали его сверстники в поселке.
На лицо мальчика легла тень, глаза потемнели, когда он задал отцу вопрос:
– Батя, а чего ты от нас ушел?
Дмитрии Андреевич провел ладонью по тронутым сединой волосам, невидяще уставился на синицу, прыгавшую по ветке. Как объяснить мальчишке, что произошло? Порой самому себе объяснить это трудно… Жалеет ли он, что ушел от Александры? Счастлив ли с Раей?.. Когда человек уже не может ничего изменить, он цепляется за самое удобное объяснение. Да, Александру он не любил, встретил в Ленинграде в университетских коридорах Раю и полюбил – так ему тогда казалось… У него теперь новая семья, а вот любовь опять куда-то исчезла. Существует ли она вообще? У него две дочери от второй жены, а отношения с Раей год от году все хуже и хуже. Дети не связывают, если нет понимания… Куда же оно подевалось, это понимание? Как он просил Раю приехать сюда, в Андреевку, – отказалась наотрез. И дочерей не пустила. А тут так было бы им весело среди ровесников. Мать и отец ничего не говорят, но обидно им, что сын приехал один… Видел он на днях издали Александру… Статная, с гордо поднятой головой, прошла мимо и даже не посмотрела в его сторону. А у него заныло сердце, будто что-то дорогое утратил. Мать говорит, что Александра со Шмелевым живут душа в душу. И материнские слова, как и сейчас слова сына, больно ударили по сердцу. Неужто ему хочется, чтобы она и теперь страдала по нему? Чтобы он был уверен, что можно вернуться к старому…
– На этот вопрос я тебе отвечу позже, ладно? – после продолжительного молчания сказал Дмитрий Андреевич.
– Я знаю, у мамки тяжелый характер, – проговорил Павел.
– Наверное, и у меня не легче, – признался отец.
– Бабушка Ефимья говорит: тут некого винить, мол, нашла коса на камень.
– Твоя бабушка умная, – улыбнулся Дмитрий Андреевич. – Может быть, умнее всех нас.
В голубом просвете между деревьями вдруг возник золотистый комок, стремительно падающий вниз. Над самыми верхушками комок замедлил падение, расправил крылья и превратился в рябого сокола. На полянку неподалеку от них медленно опустилось маленькое радужное перышко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178