– Чего он к Блинову прицепился?
– Он сейчас ко всем цепляется, тварь, – сплюнул Андрей Иванович.
– Доберемся мы до него, отец…
– Что-то долго вы, братцы, раскачиваетесь, – упрекнул Абросимов. – Пора бы уже наших лиходеев как следует встряхнуть.
– Думаешь, у нас руки не чешутся? – вздохнул Дмитрий. – Пока нет приказа трогать Андреевку.
– За что же нам такая честь? – усмехнулся Абросимов.
– Как мать-то? – перевел разговор на другое Дмитрий.
– Молится за всех вас богу… – Андрей Иванович достал из кармана полушубка завернутую в тряпку ржаную лепешку. – Забыл, грёб твою шлёп. Угощайся.
Выслушав, что нужно передать на словах Семену, молча тронул лошадь, но сын остановил:
– Ты хоть запомнил?
– На память пока не жалуюсь… – Он сердито взглянул на сына: – Не избавите нас от сынка Супроновича, мы сами его как-нибудь пристукнем.
– Не чуди, отец! – крикнул вдогонку Дмитрий Андреевич. – Это уж наша забота, слышишь?
Широкая спина Абросимова загородила круп лошади, немного погодя вместе с клубками пара вверх потянулась струйка дыма – Андрей Иванович свернул самокрутку из крепчайшего самосада.
– Дмитрий Андреевич, может, Супроновича казнить? – подал голос до этого молчавший старший лейтенант Егоров.
– У нас есть строгий приказ командира: никого в Андреевке не трогать, – сказал Дмитрий Андреевич. – Я бы сам, Гриша, этого выродка с удовольствием пустил в расход. У нас с ним еще старые счеты…
Взвалив мешок с мороженым мясом на плечо, он первым направился по целине в лес. Егоров внимательно осмотрелся. Кругом тихо, даже сороки угомонились, давно исчезли за белым холмом сани Абросимова.
Холодный северный ветер приносил с собой мелкие сухие крупинки снега, они покалывали лоб, щеки. Наст под валенками поскрипывал, значит, к вечеру мороз прибавит. Шагая след в след за высоким, грузным Абросимовым, Егоров с неудовольствием подумал: когда выпадет настоящий снегопад, из леса носа не высунешь – не только овчарки, каратели по следам смогут заявиться прямо в лагерь. Неужели всю зиму придется отсиживаться в землянках?
3
Андрей Иванович двуручной пилой пилил на козлах дрова. Желтые опилки брызгали на снег, наточенная пила смачно вгрызалась в ядреную древесину. Сначала он скинул на снег полушубок, затем и шапку. Темные, с сединой волосы спустились на лоб. Одному тягать туда-сюда пилу гораздо тяжелее, чем пилить вдвоем. Вадим, как только увидел, что дед в очках уселся с пилой и напильником у окна, шапку в охапку и бегом из дома: не любит, чертенок, пилить дрова. Впрочем, Абросимов на него не в обиде. Под негромкий визг пилы хорошо думается. А подумать есть над чем. Вчера вечером заявился к нему Ленька, на этот раз не задирался и не хамил, присел на табуретку у затопленной печи, закурил и повел довольно странный разговор о погоде, охоте, мол, по нынешнему снежку хорошо бы на зайцев или кабанов сходить…
– Какая теперь охота, коли по твоему приказу ружье сдал в комендатуру? – упрекнул Андрей Иванович.
– Верным людям можно и вернуть, – заметил Ленька. И как бы ненароком глянул на часы с черным светящимся циферблатом. – За хорошую службу лично получил от Бергера, швейцарского производства. Идут секунда в секунду, можно по кремлевским проверять… – Поняв, что сморозил глупость, он сплюнул с досады и поспешно исправился: – Скоро московские куранты будут нашим освободителям точное время отбивать.
Андрей Иванович понимал, что Леонид пришел к нему не об этом толковать, но тот, видно, никуда не торопился, сидел себе у огня, дымил, щурился, будто сытый кот. Пьянеет он от своей власти, что ли? Впрочем, не только от власти: пили полицаи напропалую, и Бергер как бы не замечал этого. Конечно, при такой работе лучше всего свою нечистую совесть заливать вином…
– Вот ты ездишь по деревням, Андрей Иванович, – наконец подошел к цели своего прихода Леонид, – видишь много людей, слышишь разговоры…
– Я торгуюсь с мужиками да бабами, – ввернул Абросимов. – Блюду выгоду для твоего папаши.
– А не встречались тебе на лесных дорогах незнакомые людишки?
– Может, кого и встретил, так всех не упомнишь, – поняв, куда клонит полицай, ответил Андрей Иванович.
– Слышал, на той неделе партизаны пустили под откос воинский эшелон? Много солдат и офицеров погибло… Под станцией Семеново.
Леонид пристально смотрел прямо в глаза Абросимову. Про партизанскую вылазку Андрей Иванович раньше его узнал от сына. Их работа. Оружия и боеприпасов столько набрали, что еле донесли до своего лагеря.
– Откуда мне слыхать? – выдержал взгляд Андрей Иванович. – Я так далеко не забираюсь… Семеново-то, считай, шестьдесят верст от нас? Это уж твоя забота – за партизанами следить.
– Вздернем мы их, Андрей Иванович, – ухмыльнулся Леонид. – И в самом глухом лесу не спрячутся.
– Мне-то что, ищите, – сказал Абросимов, а про себя подумал, что партизаны тоже не лыком шиты – замаскировались, комар носа не подточит. И охрана у них будь здоров.
– У нас есть строгий приказ: за каждого убитого солдата великого рейха десять душ расстреливать, – продолжал Леонид.
– Ишь как дорого нынче стоит германец! – усмехнулся Андрей Иванович. – В первую мировую таких цен не было.
– А за помощь партизанам, за укрывательство подозрительных лиц мы будем безжалостно расстреливать всех виновных, – говорил Леонид. – Не завидую тому, кто станет якшаться с партизанами.
– Во! Какого они на вас страху нагнали, – сказал Абросимов.
– Дерзок ты, Андрей Иванович, – тяжелым взглядом посмотрел на него Супронович. – Словом, о всех подозрительных людях, которые повстречаются, будешь докладывать лично мне. – Уже на пороге он обернулся и с кривой усмешкой добавил: – Двустволку, которую ты заховал от нас, можешь повесить на стенку, я тебе разрешаю… Выдастся свободный денек, может, вместе на охоту сходим… Ты ведь знаешь, где хищный зверь обитает?..
Хлопнув дверью, он вышел, оставив после себя запах крепкой махорки и водочного перегара.
– Пахнет от него, как от шелудивого пса, – проворчала Ефимья Андреевна и тряпкой протерла пол и табуретку, на которой сидел Супронович.
Вот о чем думал, тягая взад-вперед пилу, Андрей Иванович. Густые брови его сдвинулись, глаза смотрели на березовый чурбак. Широкова в длинной юбке и кацавейке, наброшенной на плечи, выпустила из дома рыжую кошку, постояла на крыльце, дожидаясь, когда он обратит на нее внимание, но Абросимов даже не взглянул в ее сторону. Кончилась их тайная любовь. До того ли теперь…
Прав Ленька: если Бергер пронюхает, где скрываются партизаны, тем несдобровать – нашлет карателей…
– Бог помочь… – услышал он голос Тимаша. Старик поудобнее поставил на попа свежеспиленный чурбак, уселся на него и снизу вверх прямо взглянул на Абросимова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178