Шмелев достал из-под грибов бутылку водки, закуску в белой тряпице, там оказался и маленький зеленый стаканчик. На мох упал зубец чеснока.
День выдался пасмурный, но теплый. Над вершинами плыли пышные облака, ровный гул леса навевал дремоту. На ветвях мерцала паутина. В Ленькиных кудрях тоже поблескивают голубоватые паутинные нити. Впереди них, перелетая с ветки на ветку, порхала любопытная синица. Вокруг бугра пламенели желтые и красные листья. Будто огнем объятая, вдруг открывалась взгляду осина или рябина, а молодые дубки оставались наполовину зеленые, и листья на них держались еще крепко.
– Только напротив станции есть строения, кирпичные склады, а в лесу я ничего такого не заметил, – глядя, как Шмелев раскладывает закуску на тряпке и наливает в стаканчик водку, произнес молодой Супронович. – И чего они столько вышек наторкали? Да, видел, как охранник вел на длинном поводке овчарку.
– Узнать бы, где у них подземные склады, – сказал Шмелев.
– А что толку? – усмехнулся Леня. – Туда все равно не попадешь. Вон как огородились!
– Надо узнать, – сказал Григорий Борисович. – И набросать на бумаге.
– За такой планчик небось хороший куш отвалят? – взглянул на Шмелева Леня.
– В накладе не останешься, – улыбнулся тот.
– Интересно, кто у нас главный хозяин?
– Я твой хозяин, – весомо уронил Шмелев. – А много знать тебе, Леня, пока ни к чему.
– Я бы за милую душу всю эту мерзкую шаражку взорвал, – заметил тот. – Рванет – чертям тошно на том свете станет. Была Андреевка, и нет Андреевки!
– Нам с тобой, Леня, концы тут отдавать нет никакого резона, – заметил Григорий Борисович.
– Кто-то за веревочку ведь должен дернуть?
– Надо будет – дернут, – усмехнулся Шмелев. – А пока давай мы с тобой дернем по маленькой!
Закусили соленым огурцом. Леня истово жевал, так что скулы играли на щеках, а светлые глаза довольно щурились. Мощная загорелая шея виднелась в расстегнутом вороте синей рубахи, резиновый сапог порвался у носка, и в прореху выглядывал кончик серой, солдатского сукна портянки.
Полгода назад Григорий Борисович открылся перед Леней Супроновичем. Собственно, того не нужно было агитировать, он охотно согласился во всем помогать Шмелеву. Он издавна уважал его, чувствовал в нем силу. А что такое сила, Леонид по-настоящему оценил лишь в колонии: там в бараках властвовали кулак и нож. Первое время ему много пришлось вынести унижений от уголовников, а потом его самого стали побаиваться в камере. Рука у него была тяжелой, и пощады к слабым он не знал, но и не связал свою судьбу с ворами и бандитами. За годы, проведенные за решеткой, он уяснил себе, что блатные рано или поздно снова возвращаются в колонию. Такой судьбы себе Леонид Супронович не мог пожелать…
Времени понять друг друга со Шмелевым у них было достаточно: после освобождения молодой Супронович частенько заглядывал на молокозавод. Вместе даже на охоту стали ходить и вот по грибы… Обида, которую Леня затаил против Советской власти в колонии, искусно подогревалась Григорием Борисовичем. После вторичной встречи с Лепковым, снабдившим его оружием и деньгами, Шмелев безотлагательно решил переговорить с Леней. Он хотел привлечь и Маслова, но что-то в самый последний момент его снова остановило: за Кузьму Терентьевича он был спокоен – этот уже крепко взят за жабры, опасался его жены – Лизы. Настырная бабенка, с хитринкой в глазах и явно умнее своего недотепы мужа. С первой же встречи с ней Григорий Борисович понял, что бойкая, с маленькими острыми глазками Лиза вертит Кузьмой Терентьевичем как хочет. Ей тоже нужно угождать, не то быстро настроит муженька против Шмелева.
Лепков снова предупредил, что никаких крупных акций пока не нужно предпринимать, а вот надежных людей в поселке следует завербовать и денег на это жалеть не надо. Предстояло уточнить план расположения базы, пометить охранные вышки, подсобные цеха, склады, полигон. О том, что там, за колючей проволокой, расскажет Маслов, а начертить план месторасположения базы они смогут с Леонидом. Одно его поручение молодой Супронович уже выполнил…
Решив, что ему не помешают несколько бланков со штемпелем и гербовыми печатями поселкового Совета, Григорий Борисович поручил провернуть это дело молодому Супроновичу. Тот молча выслушал, усмехнулся и ушел. А через два дня положил на стол Шмелеву десятка два чистых бланков со штемпелями и круглыми печатями. Вдаваться в подробности, как он ими разжился, Леня не стал, лишь заметил, что если еще понадобится этого добра, он всегда достанет.
Тогда Григорий Борисович поручил ему добыть у милиционера Прокофьева наган. Ему хотелось увидеть Леню в настоящем деле. Понадобилась неделя, чтобы разоружить участкового.
Егор Евдокимович Прокофьев по заведенному порядку каждый раз приходил на вокзал встречать ночной пассажирский из Ленинграда. Так случилось и в ту темную весеннюю ночь. Услышав в тамбуре крики о помощи, он не раздумывая вскочил на подножку, распахнул железную дверь, и тут его в потемках схватили за горло и ударили чем-то тяжелым по голове… Очнулся он на песчаной насыпи за железнодорожным переездом, в голове гудело, рука оказалась сломанной. Там и обнаружил его Абросимов, совершавший ночной обход своего участка.
Наган Леня оставил себе, а Прокофьев вернулся к исполнению своих обязанностей лишь через два месяца. В поселке поговаривали, что его уволят за ротозейство, но начальство решило иначе: милиционер повел себя геройски, и не его вина, что напоролся на опытных и ловких поездных бандитов, которых теперь разыскивали…
Как ни в чем не бывало худощавый и хмурый Прокофьев снова появился на перроне вокзала к приходу пассажирского. На широком ремне желтела новенькая кобура с пистолетом. Ночное приключение не прошло для него даром: взгляд у Прокофьева стал подозрительным, с собой он теперь брал на станцию кого-нибудь из комсомольского актива.
… Водка была допита, закуска съедена. Они полулежали на мягком седоватом мху. По белой тряпице бродили красные муравьи, двигая усиками, облепили горлышко валявшейся у пня зеленой бутылки, будто тоже норовили отведать хмельного.
– А не кокнут нас с вами, Григорий Борисович? – вдруг спросил Леня. Голос вроде бы безразличный, но рука с тоненьким сучком замерла у губ. И глаза смотрели трезво и настороженно.
– Я не собираюсь попадаться им в лапы, – помолчав, ответил Шмелев.
– Случись что, нам – вышка, – продолжал Леонид. – Врагов народа не щадят.
– Слава богу, нету Кузнецова, – сказал Шмелев. – При нем я плохо спал по ночам…
– Если бы не он, мы тогда Дмитрия Абросимова прикончили бы, – заметил Леонид.
– Теперь недолго ждать осталось!..
– Чего ждать-то?
– Освобождения, Леня, освобождения России от большевизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
День выдался пасмурный, но теплый. Над вершинами плыли пышные облака, ровный гул леса навевал дремоту. На ветвях мерцала паутина. В Ленькиных кудрях тоже поблескивают голубоватые паутинные нити. Впереди них, перелетая с ветки на ветку, порхала любопытная синица. Вокруг бугра пламенели желтые и красные листья. Будто огнем объятая, вдруг открывалась взгляду осина или рябина, а молодые дубки оставались наполовину зеленые, и листья на них держались еще крепко.
– Только напротив станции есть строения, кирпичные склады, а в лесу я ничего такого не заметил, – глядя, как Шмелев раскладывает закуску на тряпке и наливает в стаканчик водку, произнес молодой Супронович. – И чего они столько вышек наторкали? Да, видел, как охранник вел на длинном поводке овчарку.
– Узнать бы, где у них подземные склады, – сказал Шмелев.
– А что толку? – усмехнулся Леня. – Туда все равно не попадешь. Вон как огородились!
– Надо узнать, – сказал Григорий Борисович. – И набросать на бумаге.
– За такой планчик небось хороший куш отвалят? – взглянул на Шмелева Леня.
– В накладе не останешься, – улыбнулся тот.
– Интересно, кто у нас главный хозяин?
– Я твой хозяин, – весомо уронил Шмелев. – А много знать тебе, Леня, пока ни к чему.
– Я бы за милую душу всю эту мерзкую шаражку взорвал, – заметил тот. – Рванет – чертям тошно на том свете станет. Была Андреевка, и нет Андреевки!
– Нам с тобой, Леня, концы тут отдавать нет никакого резона, – заметил Григорий Борисович.
– Кто-то за веревочку ведь должен дернуть?
– Надо будет – дернут, – усмехнулся Шмелев. – А пока давай мы с тобой дернем по маленькой!
Закусили соленым огурцом. Леня истово жевал, так что скулы играли на щеках, а светлые глаза довольно щурились. Мощная загорелая шея виднелась в расстегнутом вороте синей рубахи, резиновый сапог порвался у носка, и в прореху выглядывал кончик серой, солдатского сукна портянки.
Полгода назад Григорий Борисович открылся перед Леней Супроновичем. Собственно, того не нужно было агитировать, он охотно согласился во всем помогать Шмелеву. Он издавна уважал его, чувствовал в нем силу. А что такое сила, Леонид по-настоящему оценил лишь в колонии: там в бараках властвовали кулак и нож. Первое время ему много пришлось вынести унижений от уголовников, а потом его самого стали побаиваться в камере. Рука у него была тяжелой, и пощады к слабым он не знал, но и не связал свою судьбу с ворами и бандитами. За годы, проведенные за решеткой, он уяснил себе, что блатные рано или поздно снова возвращаются в колонию. Такой судьбы себе Леонид Супронович не мог пожелать…
Времени понять друг друга со Шмелевым у них было достаточно: после освобождения молодой Супронович частенько заглядывал на молокозавод. Вместе даже на охоту стали ходить и вот по грибы… Обида, которую Леня затаил против Советской власти в колонии, искусно подогревалась Григорием Борисовичем. После вторичной встречи с Лепковым, снабдившим его оружием и деньгами, Шмелев безотлагательно решил переговорить с Леней. Он хотел привлечь и Маслова, но что-то в самый последний момент его снова остановило: за Кузьму Терентьевича он был спокоен – этот уже крепко взят за жабры, опасался его жены – Лизы. Настырная бабенка, с хитринкой в глазах и явно умнее своего недотепы мужа. С первой же встречи с ней Григорий Борисович понял, что бойкая, с маленькими острыми глазками Лиза вертит Кузьмой Терентьевичем как хочет. Ей тоже нужно угождать, не то быстро настроит муженька против Шмелева.
Лепков снова предупредил, что никаких крупных акций пока не нужно предпринимать, а вот надежных людей в поселке следует завербовать и денег на это жалеть не надо. Предстояло уточнить план расположения базы, пометить охранные вышки, подсобные цеха, склады, полигон. О том, что там, за колючей проволокой, расскажет Маслов, а начертить план месторасположения базы они смогут с Леонидом. Одно его поручение молодой Супронович уже выполнил…
Решив, что ему не помешают несколько бланков со штемпелем и гербовыми печатями поселкового Совета, Григорий Борисович поручил провернуть это дело молодому Супроновичу. Тот молча выслушал, усмехнулся и ушел. А через два дня положил на стол Шмелеву десятка два чистых бланков со штемпелями и круглыми печатями. Вдаваться в подробности, как он ими разжился, Леня не стал, лишь заметил, что если еще понадобится этого добра, он всегда достанет.
Тогда Григорий Борисович поручил ему добыть у милиционера Прокофьева наган. Ему хотелось увидеть Леню в настоящем деле. Понадобилась неделя, чтобы разоружить участкового.
Егор Евдокимович Прокофьев по заведенному порядку каждый раз приходил на вокзал встречать ночной пассажирский из Ленинграда. Так случилось и в ту темную весеннюю ночь. Услышав в тамбуре крики о помощи, он не раздумывая вскочил на подножку, распахнул железную дверь, и тут его в потемках схватили за горло и ударили чем-то тяжелым по голове… Очнулся он на песчаной насыпи за железнодорожным переездом, в голове гудело, рука оказалась сломанной. Там и обнаружил его Абросимов, совершавший ночной обход своего участка.
Наган Леня оставил себе, а Прокофьев вернулся к исполнению своих обязанностей лишь через два месяца. В поселке поговаривали, что его уволят за ротозейство, но начальство решило иначе: милиционер повел себя геройски, и не его вина, что напоролся на опытных и ловких поездных бандитов, которых теперь разыскивали…
Как ни в чем не бывало худощавый и хмурый Прокофьев снова появился на перроне вокзала к приходу пассажирского. На широком ремне желтела новенькая кобура с пистолетом. Ночное приключение не прошло для него даром: взгляд у Прокофьева стал подозрительным, с собой он теперь брал на станцию кого-нибудь из комсомольского актива.
… Водка была допита, закуска съедена. Они полулежали на мягком седоватом мху. По белой тряпице бродили красные муравьи, двигая усиками, облепили горлышко валявшейся у пня зеленой бутылки, будто тоже норовили отведать хмельного.
– А не кокнут нас с вами, Григорий Борисович? – вдруг спросил Леня. Голос вроде бы безразличный, но рука с тоненьким сучком замерла у губ. И глаза смотрели трезво и настороженно.
– Я не собираюсь попадаться им в лапы, – помолчав, ответил Шмелев.
– Случись что, нам – вышка, – продолжал Леонид. – Врагов народа не щадят.
– Слава богу, нету Кузнецова, – сказал Шмелев. – При нем я плохо спал по ночам…
– Если бы не он, мы тогда Дмитрия Абросимова прикончили бы, – заметил Леонид.
– Теперь недолго ждать осталось!..
– Чего ждать-то?
– Освобождения, Леня, освобождения России от большевизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178