– Ладно здесь, она и в клубе на меня ноль внимания… Хотел с ней станцевать, да ведь не пробиться: Варенька нарасхват! – намеренно громко, чтобы Варя услышала, говорил Кузнецов.
– Летом и я пойду на танцы, – сказала Тоня.
– Приглашаю тебя на первый танец, – улыбнулся Иван. – Пойдешь со мной?
– Ага, только я плохо танцую.
– К лету научишься… – Он снова бросил взгляд в сторону Вари. – Сестренка твоя здорово танцует – попроси, и тебя научит.
– Я танго умею, – сказала Тоня. – И фокстрот.
– Гордая у тебя сестра…
– А брат Митя обещал мне к маю туфли на каблуке подарить, – похвастала девочка.
– Тоня! – позвала сестра. – Помоги корзинки поднять!
Кузнецов бегом бросился к Варе, подхватил за ручки прутяные корзины с бельем. Та стояла с коромыслом и смотрела на него.
– До околицы донесу, – сказал он.
– Зачем самому-то? – улыбнулась девушка. – Пусть уж лучше тащит Юсуп.
– Ко мне! – позвал овчарку Иван, а когда та прибежала, поставил корзины на землю, отобрал у Вари коромысло и отдал собаке. – Нести!
– Ему не тяжело будет? – подбежала к ним Тоня. – Я лучше сама понесу!
– А сестре твоей совсем не жалко мою собачку, – засмеялся Кузнецов. – Видно, жестокое у нее сердце.
– Я и вас не просила мне помогать, – сказала Варя. – А про сердце мое вам ничего неизвестно.
– Про ваше – да, – улыбнулся он. – Вы для меня загадка…
– Что же такого во мне загадочного?
– У вас глаза лукавые.
– Какие уж есть, – поджала губы девушка.
Он шел опереди с двумя корзинами в руках, тоненькие струйки воды, сочившиеся из-под белья, брызгали на начищенные сапоги. Юсуп с коромыслом в зубах важно ступал рядом, сестры немного отстали. Когда показались первые дома, Кузнецов остановился, опустил на обочину корзины, Юсуп положил коромысло.
– Сегодня, кажется, вечеринка в клубе? – Иван посмотрел на Варю. Когда он улыбался, то мальчишка и мальчишка.
– Вы хотите выступить у нас с Юсупом на сцене? – спросила она.
– Представление с Юсупом мы как-нибудь покажем вам отдельно, – нашелся он. – Значит, не приглашаете на вечер?
Тоня с удивлением смотрела на сестру, она не понимала, чего та задирается с таким веселым, симпатичным командиром, который разговаривает вежливо, поднес тяжелые корзины. И лицо у Варвары неприступное, холодное, неужели он ей не нравится?
– Захотите – сами придете, – ответила Варя. – У нас вход бесплатный.
– За что меня, Тоня, так не любит твоя сестра? – пожаловался он – И Юсупа не любит.
– Я люблю! – воскликнула Тоня – Мне до смерти хочется его погладить. Можно?
– Погладь, – сказал Иван.
Тоня подбежала к овчарке, стоявшей возле хозяина, протянула руку, однако та отпрянула и показала клыки.
– Юсуп, свои, – негромко сказал хозяин.
Овчарка сама подошла к девочке, посмотрела ей в глаза и лизнула руку. Тоня опустилась на колени, прижалась лицом к мокрой собачьей шерсти, стала гладить, нашептывать ласковые слова: «Моя хорошая собачка! Юсуп, умный, сильный, большой». Собака молча принимала ласки, изредка взглядывая на хозяина.
– Тоня, пошли, – сказала Варя, поддев коромыслом корзины.
– До вечера, Варя, – улыбнулся Иван.
– Прощайте, – не оглядываясь, ответила девушка. Она и так знала, что молоденький командир смотрит ей вслед, и невольно распрямила стан.
– Юсуп, голос! – тихо сказал Иван. Овчарка громко, с жалобными нотками залаяла.
– До свидания, Юсуп! – обернулась и звонко крикнула Тоня.
Иван еще некоторое время смотрел вслед сестрам, потом поправил на голове фуражку, улыбнулся и зашагал по трубе в обратную сторону. От высоких сосен косой изгородью упали на песок тени. Казалось, он идет по шпалам. Юсуп обогнал его и побежал впереди, немного приподняв черный, с серой опушкой хвост.
2
Иван Васильевич Кузнецов велел Юсупу подождать у крыльца, а сам прошел в комнату председателя поселкового Совета Леонтия Сидоровича Никифорова. Поселковый Совет занимал небольшой дом с верхней пристройкой. Несколько чудом сохранившихся корявых сосен примыкали с одного бока, поэтому замшелая с северной стороны крыша всегда усеяна желтыми иголками. Кроме кабинета председателя была еще небольшая комната, где находились секретарь и бухгалтер, который одновременно исполнял и должность кассира.
Никифоров – невысокий, худощавый человек лет сорока – поднялся навстречу сотруднику ГПУ, пожал руку. На столе у него сразу бросалась в глаза гипсовая пепельница в виде зеленого дракона с закрученным, как у улитки, хвостом и красной разинутой пастью, в которую и пихали окурки. На стене висел большой деревянный телефон с двумя блестящими звонками и черной ручкой. По тому, как председатель неприязненно поглядывал на изредка звякающий телефон – параллельно тот был соединен с почтой, – видно было, что Никифоров не очень-то уважает эту беспокойную штуковину, барыней расположившуюся на голой стене.
Если с девушками на речке Иван Васильевич был разговорчив и весел, шутил, обменивался незначащими фразами, то здесь он сразу заговорил о деле: его интересовали прибывшие из других мест новоселы, главным образом те, кто подал заявление с просьбой принять на работу в воинскую часть. Никифоров постучал в стену, скоро пришел бухгалтер Иван Иванович Добрынин.
– Где Абросимов? – спросил председатель.
– У них в клубе репетиция…
– Вечером надо репетировать, – проворчал председатель и велел принести документы из ящика.
Пока Иван Васильевич листал папки и толстую книгу учета и прописки населения, Никифоров, нацепив на нос очки в металлической оправе, развернул свежую «Правду». Пегие, с заметной сединой волосы у него были зачесаны набок, продолговатое лицо с глубокими морщинами у крыльев носа стало серьезным и сосредоточенным, иногда он шевелил обветренными губами, повторяя про себя прочитанное. Слышно было, как за стенкой щелкали счеты бухгалтера. В окне билась, противно жужжала большая синяя муха.
– Скажи, Иван Васильевич, ты грамотный человек, – оторвался от газеты председатель. – Что у нас сейчас – капитализм или социализм?
– А ты сомневаешься? – бросил тот на него острый взгляд.
– Вот пишут… – Никифоров потыкал прокуренным пальцем в газету. – «Наш строй в данный момент можно назвать переходным от капитализма к социализму. Переходным его следует признать потому, что в стране еще преобладает по объему продукции частновладельческое крестьянское производство. В то же время непрерывно растет удельный вес продукции социалистической промышленности». – Он поднял глаза на уполномоченного: – До каких же пор мы будем жить в переходном периоде? А ежели эта… частнособственническая форма перетянет? Что ж тогда – да здравствует капитализм? Меня по шапке, а Якова Супроновича – председателем?
– Леонтий Сидорович, а ты ведь в политграмоте ни бум-бум, – сказал Иван Васильевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178