– И советуются со мной в основном по телефону.
– А наш дом? – перевел разговор на другое Бруно. – Почему ты не живешь в нашем доме?
Гельмут предпочитал больше помалкивать, он наливал из темной бутылки с золоченой этикеткой ликер в маленькую хрустальную рюмку и с удовольствием пил, изредка бросая на отца и старшего брата любопытные взгляды.
– От нашего дома осталась большая воронка, – ответил Карнаков. – Я уж и не знаю, чья бомба в него угодила – немецкая или русская.
– Я помню нашу дачу на берегу Волги, – вступил в разговор Гельмут. – Там на чердаке я прятался от тебя, Бруно. – Он негромко засмеялся.
– Дача цела, – сказал Карнаков. – Ее оборудовали под детский санаторий. Конечно, ничего из наших вещей не сохранилось.
– Съездим туда? – вдруг загорелся Гельмут. – Я помню, как мы катались по озеру на лодке с гувернанткой и мамой… – Он осекся и даже покраснел.
– Я знаю, что Эльза вышла замуж за… владельца пивной, – усмехнулся Ростислав Евгеньевич.
– Мы Отто никогда не называли отцом, – нашел нужным вставить Бруно.
– Какое это имеет значение? – сказал Карнаков и полнее рюмку ко рту. – За встречу… – он с запинкой произнес, – сынки… Кстати, я уже давно, наверное, дед?
– У тебя внук и внучка, – сказал Бруно. И пояснил: – Я женат, у меня двое детей, а наш дорогой Гельмут… Где базируется его авиационный полк, там он и находит очередную подружку.
– А ты все про всех знаешь, – хмуро посмотрел на него брат.
– Что поделаешь, – нарочито вздохнул Бруно, – такая у меня работа.
– У нас, наверное, есть еще братья? – спросил Гельмут, в очередной раз проводив взглядом улыбающуюся служанку.
– Игорь… Пацаненок. Он с матерью в деревне, – не стал особенно распространяться Ростислав Евгеньевич. Как-то неудобно было на эту тему говорить со взрослыми сыновьями. По возрасту Игорек вполне мог быть сыном Бруно, а ему – внуком.
– Ты доволен нынешней работой? – поинтересовался Бруно.
– Нет, – откровенна ответил Карнаков. – Не об этом я мечтал…
– О чем же?
– Лучше вы мне скажите, как вам удалось разыскать меня, – уклонился от прямого ответа Ростислав Евгеньевич. – Это ведь не так-то просто в военное время!
– Ты полагаешь, в мирное было бы проще? – рассмеялся Бруно.
– Вилли Бломберг даже не пикнул, когда Бруно сказал ему, что забирает меня с собой, – заметил Гельмут. – Абвер… Наверное, у нашего Бруно большие возможности. – Он покосился на брата: – Может, устроишь поездочку в Париж? Или в Женеву?
– Ладно, попрошу адмирала Канариса, чтобы он зачислил тебя в свой штат личным пилотом… – в тон ему ответил Бруно.
– Я предпочитаю от всех разведок держаться подальше, – опрокинув в себя рюмку, сказал Гельмут.
– И все-таки не только ведь повидать меня вы приехали сюда? – спросил Ростислав Евгеньевич.
– О делах потом! – сказал Бруно, наливая себе вино. В отличие от брата он пил немного. – А сейчас давайте еще раз выпьем за нашу встречу! Только подумайте, после стольких лет разлуки мы снова все вместе, и не где-нибудь, а в городе, в котором родились! Фантастика!
– Я тоже об этом подумал, – улыбнулся Карнаков.
Утром, прихватив с собой закуски и бутылки, поехали на «мерседесе» за город, на дачу.
В одинаково покрашенных зеленоватой краской холодных комнатах стояли маленькие столики и стулья, стены были разрисованы разными зверюшками, и лишь снаружи дом немного напомнил им бывшую дачу. Его со всех сторон обступили фанерные грузовики, обледеневшие детские горки, какие-то деревянные крепости. Голые деревья негромко постукивали мерзлыми ветвями, у раструбов водосточных труб намерзли глыбы желтоватого льда. Далеко за забором чернел на белой дороге «мерседес», – к самой даче было не проехать. Они первыми в этом году проложили, свернув с шоссе, след на снежной целине. Гельмут и Бруно вспоминали детские годы, какие-то маленькие приключения на этой даче, оба старательно не произносили слово «мама», а Ростислав Евгеньевич мучительно думал: отвезти их в Селищево, где живет Александра с Игорем?
В особняке Александра пробыла недели две и упросила Карнакова, чтобы отвез ее в деревню, где он еще осенью присмотрел большую усадьбу с дворовыми постройками. В просторные комнаты бывшего барского дома Ростислав Евгеньевич привез старинную мебель, которую лично подобрал ему в заброшенных домах бывшего областного центра помощник бургомистра.
Ростислав Евгеньевич, поеживаясь в своем теплом пальто, сидел на полосатой зебре-качалке и смотрел на озеро. Купальни давно не было, вместо нее – беседка, а дальше клади, утонувшие в снегу. Тусклый камыш почти сливался с кустами на другом берегу, кое-где посередине ветер вылизал замерзшее озеро до стального блеска. Полузасыпанная снегом голубая лодка лежала на боку, от нее в березовую рощу тянулась цепочка звериных следов. Ближайшие к озеру березы срублены, высоко торчат безобразные пни. Нужно будет весной отрядить сюда рабочих, чтобы разобрали все эти перегородки в доме, очистили участок от детского хлама и привели дачу в порядок. Хорошо бы сюда небольшой катер или, на худой конец, моторку, – озеро простирается в длину на несколько километров, раньше в нем водились лещи, судаки, караси. Помнится, на зорьке Ростислав Евгеньевич с Вихровым становились в камыши, как раз напротив купальни, и вытягивали на удочку килограммовых лещей…
Высоко прошли в небе советские бомбардировщики, немного погодя затявкали зенитки. Мысли Карнакова приняли другое направление: вот он заботится о даче, а фронт снова приблизился к городу! Вон уже советские самолеты летают над самой головой! Он отогнал мрачные мысли: Бруно вчера говорил, что фюрер готовит летом новое сокрушительное наступление, которое окончательно сметет с лица земли Красную Армию. Советские войска сильно ослаблены, у них потерь не счесть. Надо, конечно, признать, что молниеносная война не удалась, но все равно победа останется за фюрером…
Ночью в особняке и Бруно, и Гельмут, придя в сентиментальное настроение, стали называть его отцом. Карнакову было приятно, однако его собственные отцовские чувства дремали. Он по старинке величал их Борисом и Гришей. Они смеялись и с немецким акцентом нараспев повторяли свои русские имена. За год до начала войны Ростислав Евгеньевич всерьез занялся изучением немецкого языка – в этом ему оказал неоценимую помощь Чибисов, точнее, Николай Никандрович Бешмелев, его радист. Уж такой осторожный был и так опростоволосился в Андреевке! И ведь буквально за несколько часов до прихода немцев схватили его отступающие красноармейцы. Нервы не выдержали?
– Было бы дико, отец, если бы ты погиб от моей бомбы, – говорил Гельмут, держа в одной руке бутылку, а в другой бутерброд с колбасой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
– А наш дом? – перевел разговор на другое Бруно. – Почему ты не живешь в нашем доме?
Гельмут предпочитал больше помалкивать, он наливал из темной бутылки с золоченой этикеткой ликер в маленькую хрустальную рюмку и с удовольствием пил, изредка бросая на отца и старшего брата любопытные взгляды.
– От нашего дома осталась большая воронка, – ответил Карнаков. – Я уж и не знаю, чья бомба в него угодила – немецкая или русская.
– Я помню нашу дачу на берегу Волги, – вступил в разговор Гельмут. – Там на чердаке я прятался от тебя, Бруно. – Он негромко засмеялся.
– Дача цела, – сказал Карнаков. – Ее оборудовали под детский санаторий. Конечно, ничего из наших вещей не сохранилось.
– Съездим туда? – вдруг загорелся Гельмут. – Я помню, как мы катались по озеру на лодке с гувернанткой и мамой… – Он осекся и даже покраснел.
– Я знаю, что Эльза вышла замуж за… владельца пивной, – усмехнулся Ростислав Евгеньевич.
– Мы Отто никогда не называли отцом, – нашел нужным вставить Бруно.
– Какое это имеет значение? – сказал Карнаков и полнее рюмку ко рту. – За встречу… – он с запинкой произнес, – сынки… Кстати, я уже давно, наверное, дед?
– У тебя внук и внучка, – сказал Бруно. И пояснил: – Я женат, у меня двое детей, а наш дорогой Гельмут… Где базируется его авиационный полк, там он и находит очередную подружку.
– А ты все про всех знаешь, – хмуро посмотрел на него брат.
– Что поделаешь, – нарочито вздохнул Бруно, – такая у меня работа.
– У нас, наверное, есть еще братья? – спросил Гельмут, в очередной раз проводив взглядом улыбающуюся служанку.
– Игорь… Пацаненок. Он с матерью в деревне, – не стал особенно распространяться Ростислав Евгеньевич. Как-то неудобно было на эту тему говорить со взрослыми сыновьями. По возрасту Игорек вполне мог быть сыном Бруно, а ему – внуком.
– Ты доволен нынешней работой? – поинтересовался Бруно.
– Нет, – откровенна ответил Карнаков. – Не об этом я мечтал…
– О чем же?
– Лучше вы мне скажите, как вам удалось разыскать меня, – уклонился от прямого ответа Ростислав Евгеньевич. – Это ведь не так-то просто в военное время!
– Ты полагаешь, в мирное было бы проще? – рассмеялся Бруно.
– Вилли Бломберг даже не пикнул, когда Бруно сказал ему, что забирает меня с собой, – заметил Гельмут. – Абвер… Наверное, у нашего Бруно большие возможности. – Он покосился на брата: – Может, устроишь поездочку в Париж? Или в Женеву?
– Ладно, попрошу адмирала Канариса, чтобы он зачислил тебя в свой штат личным пилотом… – в тон ему ответил Бруно.
– Я предпочитаю от всех разведок держаться подальше, – опрокинув в себя рюмку, сказал Гельмут.
– И все-таки не только ведь повидать меня вы приехали сюда? – спросил Ростислав Евгеньевич.
– О делах потом! – сказал Бруно, наливая себе вино. В отличие от брата он пил немного. – А сейчас давайте еще раз выпьем за нашу встречу! Только подумайте, после стольких лет разлуки мы снова все вместе, и не где-нибудь, а в городе, в котором родились! Фантастика!
– Я тоже об этом подумал, – улыбнулся Карнаков.
Утром, прихватив с собой закуски и бутылки, поехали на «мерседесе» за город, на дачу.
В одинаково покрашенных зеленоватой краской холодных комнатах стояли маленькие столики и стулья, стены были разрисованы разными зверюшками, и лишь снаружи дом немного напомнил им бывшую дачу. Его со всех сторон обступили фанерные грузовики, обледеневшие детские горки, какие-то деревянные крепости. Голые деревья негромко постукивали мерзлыми ветвями, у раструбов водосточных труб намерзли глыбы желтоватого льда. Далеко за забором чернел на белой дороге «мерседес», – к самой даче было не проехать. Они первыми в этом году проложили, свернув с шоссе, след на снежной целине. Гельмут и Бруно вспоминали детские годы, какие-то маленькие приключения на этой даче, оба старательно не произносили слово «мама», а Ростислав Евгеньевич мучительно думал: отвезти их в Селищево, где живет Александра с Игорем?
В особняке Александра пробыла недели две и упросила Карнакова, чтобы отвез ее в деревню, где он еще осенью присмотрел большую усадьбу с дворовыми постройками. В просторные комнаты бывшего барского дома Ростислав Евгеньевич привез старинную мебель, которую лично подобрал ему в заброшенных домах бывшего областного центра помощник бургомистра.
Ростислав Евгеньевич, поеживаясь в своем теплом пальто, сидел на полосатой зебре-качалке и смотрел на озеро. Купальни давно не было, вместо нее – беседка, а дальше клади, утонувшие в снегу. Тусклый камыш почти сливался с кустами на другом берегу, кое-где посередине ветер вылизал замерзшее озеро до стального блеска. Полузасыпанная снегом голубая лодка лежала на боку, от нее в березовую рощу тянулась цепочка звериных следов. Ближайшие к озеру березы срублены, высоко торчат безобразные пни. Нужно будет весной отрядить сюда рабочих, чтобы разобрали все эти перегородки в доме, очистили участок от детского хлама и привели дачу в порядок. Хорошо бы сюда небольшой катер или, на худой конец, моторку, – озеро простирается в длину на несколько километров, раньше в нем водились лещи, судаки, караси. Помнится, на зорьке Ростислав Евгеньевич с Вихровым становились в камыши, как раз напротив купальни, и вытягивали на удочку килограммовых лещей…
Высоко прошли в небе советские бомбардировщики, немного погодя затявкали зенитки. Мысли Карнакова приняли другое направление: вот он заботится о даче, а фронт снова приблизился к городу! Вон уже советские самолеты летают над самой головой! Он отогнал мрачные мысли: Бруно вчера говорил, что фюрер готовит летом новое сокрушительное наступление, которое окончательно сметет с лица земли Красную Армию. Советские войска сильно ослаблены, у них потерь не счесть. Надо, конечно, признать, что молниеносная война не удалась, но все равно победа останется за фюрером…
Ночью в особняке и Бруно, и Гельмут, придя в сентиментальное настроение, стали называть его отцом. Карнакову было приятно, однако его собственные отцовские чувства дремали. Он по старинке величал их Борисом и Гришей. Они смеялись и с немецким акцентом нараспев повторяли свои русские имена. За год до начала войны Ростислав Евгеньевич всерьез занялся изучением немецкого языка – в этом ему оказал неоценимую помощь Чибисов, точнее, Николай Никандрович Бешмелев, его радист. Уж такой осторожный был и так опростоволосился в Андреевке! И ведь буквально за несколько часов до прихода немцев схватили его отступающие красноармейцы. Нервы не выдержали?
– Было бы дико, отец, если бы ты погиб от моей бомбы, – говорил Гельмут, держа в одной руке бутылку, а в другой бутерброд с колбасой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178