Представится ли мне когда-нибудь возможность заглянуть в него?
Мисс Лидия промокнула глаза платочком, а потом продолжала дрожащим голосом:
– Когда церемония подходила к концу, мы услышали приближающийся топот копыт. Джон… Джон вышел посмотреть, кто там. Вероятно, то был человек, посланный Джеффри.
– Они дрались на саблях? – спросил я, вспомнив рассказ миссис Белфлауэр, неожиданно получивший подтверждение.
– Сейчас все расскажу. Я выглянула в окно часовни и увидела, как Джон выбегает из двери, а потом останавливается посреди группы деревьев, находившейся между Старым Холлом и возвышенностью.
– Знаю! – вскричал я. – Там четыре вяза, посаженные по углам воображаемого квадрата.
– Нет, пять, – поправила меня мисс Лидия. – Много лет назад Джеффри посадил деревья таким манером, чтобы они образовывали квинканкс. Перед каждым из них стоит статуя. И это дубы.
– Мы наверняка говорим об одном и том же месте, – настойчиво сказал я. – Прямо под Пантеоном!
– Пантеоном? Ты имеешь в виду здание в греческом стиле, расположенное на холме напротив Старого Холла?
– Где мы с вами встретились в тот день, Джон, – сказала Генриетта.
– Я знаю, о чем ты говоришь, – сказала старая леди, но следующие ее слова снова заставили меня усомниться в том, что мы ведем речь об одном и том же месте. – Только это мавзолей. Его построил Джеффри с целью украсить вид из окон Старого Холла, прежде чем решил вообще покинуть старый дом и построить новый. Он похоронен там.
– Так вот почему на мелторпском кладбище нет его могилы! – воскликнул я.
– Рассказывай дальше, бабушка, – настойчиво попросила Генриетта.
– Я не сразу поняла, что Джон делает. Казалось, он смотрел на статую, стоявшую перед центральным деревом. Следует заметить, что статуи были превосходные, ибо хотя изваял их местный рабочий – очень одаренный каменотес по имени Фиверфью, – они, по единодушному мнению, не уступали лучшим образцам итальянской скульптуры. Потом я различила за статуей еще одну фигуру. Складывалось впечатление, будто статуй не пять, а шесть, что нарушало общую композицию. Потом, к великому моему изумлению, фигура пошевелилась, и я поняла, что это человек. Я отчетливо разглядела лицо мужчины в лунном свете, но оно оказалось незнакомым. Я уверена, что узнала бы его, если бы хоть раз видела прежде. Такие необычные черты: крупный нос картошкой и глубоко посаженные глаза. Но главным образом меня поразило выражение. Я навсегда его запомнила: столь ужасная маска страдания на столь молодом лице.
Она умолкла, а я заметил:
– Думаю, эта самая статуя теперь лежит в саду за домом моей матери в Мелторпе, ибо она говорила мне, что мать Мартина Фортисквинса привезла ее с собой, когда переехала туда после того, как овдовела.
– Она не овдовела, – сказала мисс Лидия. – Они с мужем разошлись через несколько месяцев после Событий, о которых я веду речь, и именно тогда она перебралась в Мелторп. Подозревали, что она знала этого незнакомца. Ну, в общем… И она считала, что статуя спасла ему жизнь. Впрочем, неважно. Она умерла родами несколько месяцев спустя, и новорожденный младенец, Мартин, вернулся к своему отцу – добрейшему, благороднейшему человеку, – который вырастил его в Старом Холле.
Наступила пауза. Как все запутано! Услышанное навело меня на новые предположения, и я задался вопросом, узнаю ли я когда-нибудь правду. Каждый раз, когда я подступал к ней совсем близко, она опять ускользала от меня.
– Но я прервал ваш рассказ, – сказал я. – Что случилось, когда незнакомец выступил вперед?
– Он извлек из ножен свою саблю, – дрожащим голосом продолжила старая леди. – Джон сделал то же самое, и они начали биться. Внезапно из другой двери Старого Холла выбежала женщина. В длинном белом платье. Я до сих пор помню, как оно сияло в лунном свете. Потом я поняла, что это моя тетя, бедная безумная Анна. Я уже много лет не виделась с ней, и мне не говорили, что она живет здесь, на попечении мистера и миссис Фортисквинс. Она подбежала сзади к другому мужчине, и они оба обернулись к ней, поскольку она прокричала несколько слов. Чрезвычайно странных. А потом крикнула: «Осторожнее, сзади!» По-видимому, Джон решил, что она предупреждает его о другом нападающем, ибо он повернулся спиной к своему противнику. И я увидела, как мужчина… он шагнул вперед и… пронзил Джона саблей.
Мисс Лидия осеклась, борясь с подступившими слезами. Какие же такие слова прокричала сумасшедшая? Я чувствовал: здесь кроется что-то важное. Что-то такое, что мне необходимо знать и что от меня скрывали.
– Что она прокричала? – спросил я, но Генриетта положила ладонь мне на руку и легко покачала головой.
Однако старая леди подняла глаза и промолвила с невыразимой печалью:
– Она прокричала: «Сын мой! Сын мой!» Должно быть, приняла Джона за своего потерянного сына.
– Конечно, – подхватил я, – в своем умопомрачении она забыла о смерти ребенка.
При этих моих словах мисс Лидия, казалось, разом превратилась в дряхлую, до смерти перепуганную старуху.
– Что случилось потом? – быстро спросила Генриетта, бросая на меня укоризненный взгляд.
Старая леди вытерла глаза платочком и тихо проговорила:
– Мои родители пытались принудить меня к браку с человеком, мне отвратительным. В конце концов, мне удалось отказаться.
Мы с Генриеттой уставились друг на друга. Какая ужасная история! Больше всего меня поразила жестокость Джеффри Хаффама. Он соблазнил и бросил молодую женщину, возможно, приказал убить возлюбленного своей внучки, а потом пытался принудить ее к браку с человеком, ей ненавистным. Вот каким был человек, последнее завещание которого я считал своим долгом утвердить! Он составил первое завещание, кодицилл и последнее завещание с целью запугать, вознаградить и подкупить своих наследников. Если я больше не считал своим долгом сделать это, имел я ли я по-прежнему моральное право украсть завещание, составленное таким человеком и из таких низменных побуждений?
Но тут Генриетта сказала:
– Успокойся, дорогая бабушка. Я больше не стану отговаривать Джона от намерения вернуть завещание.
Мисс Лидия стиснула руки и вскричала сквозь слезы:
– Слава богу! Ах, Генриетта, я так боялась за тебя!
Теперь мне придется сделать это ради Генриетты! Я испытал великое облегчение, ибо теперь ответственность за принятие решения была снята с меня.
– Но прежде чем я предприму попытку, – указал я, – нам нужно вычислить, как открывается тайник.
– Ты поможешь нам, Генриетта? – спросила мисс Лидия. – Ибо две головы хорошо, а три лучше – и от твоей молодой будет больше пользы, чем от моей старой.
– Не проси меня, бабушка. Я сняла свой запрет, но не сказала, что одобряю затею.
– Хорошо, тогда нам с тобой, Джон, придется обойтись своими силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Мисс Лидия промокнула глаза платочком, а потом продолжала дрожащим голосом:
– Когда церемония подходила к концу, мы услышали приближающийся топот копыт. Джон… Джон вышел посмотреть, кто там. Вероятно, то был человек, посланный Джеффри.
– Они дрались на саблях? – спросил я, вспомнив рассказ миссис Белфлауэр, неожиданно получивший подтверждение.
– Сейчас все расскажу. Я выглянула в окно часовни и увидела, как Джон выбегает из двери, а потом останавливается посреди группы деревьев, находившейся между Старым Холлом и возвышенностью.
– Знаю! – вскричал я. – Там четыре вяза, посаженные по углам воображаемого квадрата.
– Нет, пять, – поправила меня мисс Лидия. – Много лет назад Джеффри посадил деревья таким манером, чтобы они образовывали квинканкс. Перед каждым из них стоит статуя. И это дубы.
– Мы наверняка говорим об одном и том же месте, – настойчиво сказал я. – Прямо под Пантеоном!
– Пантеоном? Ты имеешь в виду здание в греческом стиле, расположенное на холме напротив Старого Холла?
– Где мы с вами встретились в тот день, Джон, – сказала Генриетта.
– Я знаю, о чем ты говоришь, – сказала старая леди, но следующие ее слова снова заставили меня усомниться в том, что мы ведем речь об одном и том же месте. – Только это мавзолей. Его построил Джеффри с целью украсить вид из окон Старого Холла, прежде чем решил вообще покинуть старый дом и построить новый. Он похоронен там.
– Так вот почему на мелторпском кладбище нет его могилы! – воскликнул я.
– Рассказывай дальше, бабушка, – настойчиво попросила Генриетта.
– Я не сразу поняла, что Джон делает. Казалось, он смотрел на статую, стоявшую перед центральным деревом. Следует заметить, что статуи были превосходные, ибо хотя изваял их местный рабочий – очень одаренный каменотес по имени Фиверфью, – они, по единодушному мнению, не уступали лучшим образцам итальянской скульптуры. Потом я различила за статуей еще одну фигуру. Складывалось впечатление, будто статуй не пять, а шесть, что нарушало общую композицию. Потом, к великому моему изумлению, фигура пошевелилась, и я поняла, что это человек. Я отчетливо разглядела лицо мужчины в лунном свете, но оно оказалось незнакомым. Я уверена, что узнала бы его, если бы хоть раз видела прежде. Такие необычные черты: крупный нос картошкой и глубоко посаженные глаза. Но главным образом меня поразило выражение. Я навсегда его запомнила: столь ужасная маска страдания на столь молодом лице.
Она умолкла, а я заметил:
– Думаю, эта самая статуя теперь лежит в саду за домом моей матери в Мелторпе, ибо она говорила мне, что мать Мартина Фортисквинса привезла ее с собой, когда переехала туда после того, как овдовела.
– Она не овдовела, – сказала мисс Лидия. – Они с мужем разошлись через несколько месяцев после Событий, о которых я веду речь, и именно тогда она перебралась в Мелторп. Подозревали, что она знала этого незнакомца. Ну, в общем… И она считала, что статуя спасла ему жизнь. Впрочем, неважно. Она умерла родами несколько месяцев спустя, и новорожденный младенец, Мартин, вернулся к своему отцу – добрейшему, благороднейшему человеку, – который вырастил его в Старом Холле.
Наступила пауза. Как все запутано! Услышанное навело меня на новые предположения, и я задался вопросом, узнаю ли я когда-нибудь правду. Каждый раз, когда я подступал к ней совсем близко, она опять ускользала от меня.
– Но я прервал ваш рассказ, – сказал я. – Что случилось, когда незнакомец выступил вперед?
– Он извлек из ножен свою саблю, – дрожащим голосом продолжила старая леди. – Джон сделал то же самое, и они начали биться. Внезапно из другой двери Старого Холла выбежала женщина. В длинном белом платье. Я до сих пор помню, как оно сияло в лунном свете. Потом я поняла, что это моя тетя, бедная безумная Анна. Я уже много лет не виделась с ней, и мне не говорили, что она живет здесь, на попечении мистера и миссис Фортисквинс. Она подбежала сзади к другому мужчине, и они оба обернулись к ней, поскольку она прокричала несколько слов. Чрезвычайно странных. А потом крикнула: «Осторожнее, сзади!» По-видимому, Джон решил, что она предупреждает его о другом нападающем, ибо он повернулся спиной к своему противнику. И я увидела, как мужчина… он шагнул вперед и… пронзил Джона саблей.
Мисс Лидия осеклась, борясь с подступившими слезами. Какие же такие слова прокричала сумасшедшая? Я чувствовал: здесь кроется что-то важное. Что-то такое, что мне необходимо знать и что от меня скрывали.
– Что она прокричала? – спросил я, но Генриетта положила ладонь мне на руку и легко покачала головой.
Однако старая леди подняла глаза и промолвила с невыразимой печалью:
– Она прокричала: «Сын мой! Сын мой!» Должно быть, приняла Джона за своего потерянного сына.
– Конечно, – подхватил я, – в своем умопомрачении она забыла о смерти ребенка.
При этих моих словах мисс Лидия, казалось, разом превратилась в дряхлую, до смерти перепуганную старуху.
– Что случилось потом? – быстро спросила Генриетта, бросая на меня укоризненный взгляд.
Старая леди вытерла глаза платочком и тихо проговорила:
– Мои родители пытались принудить меня к браку с человеком, мне отвратительным. В конце концов, мне удалось отказаться.
Мы с Генриеттой уставились друг на друга. Какая ужасная история! Больше всего меня поразила жестокость Джеффри Хаффама. Он соблазнил и бросил молодую женщину, возможно, приказал убить возлюбленного своей внучки, а потом пытался принудить ее к браку с человеком, ей ненавистным. Вот каким был человек, последнее завещание которого я считал своим долгом утвердить! Он составил первое завещание, кодицилл и последнее завещание с целью запугать, вознаградить и подкупить своих наследников. Если я больше не считал своим долгом сделать это, имел я ли я по-прежнему моральное право украсть завещание, составленное таким человеком и из таких низменных побуждений?
Но тут Генриетта сказала:
– Успокойся, дорогая бабушка. Я больше не стану отговаривать Джона от намерения вернуть завещание.
Мисс Лидия стиснула руки и вскричала сквозь слезы:
– Слава богу! Ах, Генриетта, я так боялась за тебя!
Теперь мне придется сделать это ради Генриетты! Я испытал великое облегчение, ибо теперь ответственность за принятие решения была снята с меня.
– Но прежде чем я предприму попытку, – указал я, – нам нужно вычислить, как открывается тайник.
– Ты поможешь нам, Генриетта? – спросила мисс Лидия. – Ибо две головы хорошо, а три лучше – и от твоей молодой будет больше пользы, чем от моей старой.
– Не проси меня, бабушка. Я сняла свой запрет, но не сказала, что одобряю затею.
– Хорошо, тогда нам с тобой, Джон, придется обойтись своими силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177