Похоже, через год после вышеописанной встречи ее положение значительно улучшилось, когда она воссоединилась с женщиной помоложе, подругой прежних, более счастливых дней, которая сама оказалась в неблагоприятных обстоятельствах и наделала долгов. Они поселились вместе в комнатах в Холборне и, насколько я понял, зарабатывали на жизнь шитьем. Затем маленькое семейство понесло тяжелую утрату (в лице самого младшего своего члена) и не выдержало такого удара. Хелен потерялась из виду, как и ее компаньонка, – хотя мне сообщили, что последняя уехала во Францию и ныне проживает в Кале.
Так обстояли мои дела холодным дождливым вечером в конце ноября, на следующий день после событий, описанных в предыдущей главе. Я провел утро за книгами, а вторую половину дня за поисками работами и теперь ожидал Джоуи, который по заведенному обыкновению должен был принести мне постиранное белье.
Шел затяжной дождь, и на западе собирались темные облака. В ожидании Джоуи я сидел за маленьким столом у окна и мрачно подводил счет своим деньгам – отчасти, чтобы просто поупражняться в мастерстве счета, отчасти, чтобы оценить свое финансовое положение. После девяти месяцев у меня оставалось двадцать с небольшим фунтов, и я рассчитал, что при нынешнем образе жизни сумею протянуть еще полгода, после чего останусь без всяких средств.
Когда я пришел к этому безрадостному выводу, в парадную дверь громко и повелительно постучали. Поскольку теперь я оставался единственным постояльцем, а к моей хозяйке гости ходили редко, я предположил, что пришел Джоуи. Однако он не имел обыкновения стучать так нетерпеливо и настойчиво; стук напомнил мне о чем-то – о каком-то случае, имевшем место в прошлом, но сейчас напрочь вылетевшем из памяти.
Поскольку окна моей комнатушки под крышей выходили во двор, я не мог выглянуть на улицу, но минуту спустя услышал на лестнице шаги: похоже, поднимался не один человек. В мою дверь деликатно постучали, а потом на пороге появилась сияющая миссис Квейнтанс.
– К вам джентльмен, – сообщила она, явно радуясь возможности впервые сделать такой доклад своему мансардному жильцу.
Она удалилась, и означенный джентльмен вошел в комнату. Это был Генри. И сейчас он действительно производил впечатление истинного джентльмена: в белой касторовой шляпе, великолепном рединготе и бутылочного цвета фраке отличного покроя, украшенном серебряными пуговицами.
– Мой дорогой друг! – воскликнул он. – Какое счастье видеть вас снова!
Хотя Генри говорил с обычной своей живостью, мне почудилась в нем известная принужденность.
– Как вы нашли меня? – спросил я.
Он шутливо погрозил мне пальцем, а затем снял белые лайковые перчатки и сказал:
– Вы не сообщили мне свой адрес. Я нашел вас единственно благодаря самой удивительной счастливой случайности. Как-то раз, проезжая мимо, я увидел, как вы заходите в дом. Тогда я слишком спешил, чтобы останавливаться, но я запомнил номер дома – и вот он я перед вами.
Да уж, стечение обстоятельств поистине казалось удивительным, а я научился не верить в подобного рода совпадения.
– По какому вопросу вы явились? – сухо осведомился я.
Он уселся с весьма самоуверенным видом и ответил:
– В связи с процессом Момпессонов.
– В таком случае не стану вас задерживать, ибо он меня больше не интересует.
Казалось, Генри покраснел.
– Конечно же, вы в нем заинтересованы! – воскликнул он. – По крайней мере, в юридическом смысле.
– Едва ли. Теперь, когда завещание уничтожено, я не могу рассчитывать ни на какую выгоду, независимо от исхода процесса.
Он отвернул от меня лицо и закусил губу.
– Неужто вы так легко отступите?
– Хотя поначалу я очень расстроился, когда Клоудир уничтожил завещание, – сказал я, – теперь я доволен, что больше не имею отношения к этому делу. Никакие незнакомые люди не жаждут моей смерти, а от такой чести, уверяю вас, я бесконечно рад отказаться.
Генри посмотрел на меня со странным выражением торжества в глазах.
– Так вы полагаете, вам ничего больше не грозит?
Я удивленно кивнул.
– Значит, вы не знаете, что произошло? Видите ли, вам следует проявить интерес к процессу. Претендент со стороны Малифантов заявил о своих правах на наследство.
– Да неужели?! – воскликнул я. – И кто же он?
– Его личность пока не раскрывается. Поверенный, действующий от его имени, в официальном порядке заявил суду, что такой человек существует, а поскольку кодицилл сейчас имеет силу, смерть мистера Сайласа Клоудира означает, что теперь поместье переходит к наследнику Малифанту, и он предъявит права на него, когда суд признает вас мертвым.
У меня мороз побежал по коже, и возникло такое ощущение, будто меня снова затягивает в водоворот, из которого, как мне казалось, я раз и навсегда выплыл.
– Тогда я не стану мешать, – сказал я. – Пускай суд объявляет меня мертвым, и поместье переходит к этому человеку, а не к британской короне. Какое мне дело?
– Видите ли, все не так просто. Вы живы, и посему факт вашего существования представляет – вернее, должен представлять – значительный интерес как для Момпессонов, так и для претендента Малифанта.
– Вас определенно очень интересует процесс. Вы говорите, что имя претендента пока не названо – но смею предположить, вам оно известно?
Генри улыбнулся столь холодно, что я невольно задался вопросом, как я вообще мог считать его добрым и благожелательным человеком. Странная мысль внезапно пришла мне в голову.
– Извините, что не отвечаю на ваш вопрос, – сказал он. – Но вы ведь понимаете, не правда ли, что не обеспечите своей безопасности, просто позволив суду объявить вас мертвым. Слишком многое поставлено на карту.
– Вы хотите сказать, что означенное лицо без малейших раздумий уберет меня с дороги?
Он лишь смахнул с начищенных ботинок пыль носовым платком.
– Но вы забываете, что для всех я уже умер, – сказал я.
Он улыбнулся и мягко заметил:
– Но видите ли, я-то знаю правду.
Я смотрел на Генри и проникал в самую его душу. Как я мог предполагать, что им движет что-либо, помимо алчности и своекорыстия? Кровь прихлынула к моим щекам, когда я со стыдом вспомнил, насколько был доверчив. Я пришел к нему со своей ужасной историей о смерти Стивена, а он не стал меня слушать. Смерть Стивена! Я вспомнил, как Стивен говорил мне, что именно Генри убедил его довериться тетке. Разумеется, он причастен к смерти Стивена! Каким же глупцом я был! Как я смел винить свою мать в пагубной доверчивости!
– В таком случае я полагаю, – сказал я, стараясь говорить по возможности твердым голосом, – что вы явились ко мне со своим прежним постыдным предложением шантажировать сэра Дейвида и леди Момпессон?
Продолжая говорить, я двинулся к двери, давая гостю понять, что его присутствие здесь нежелательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Так обстояли мои дела холодным дождливым вечером в конце ноября, на следующий день после событий, описанных в предыдущей главе. Я провел утро за книгами, а вторую половину дня за поисками работами и теперь ожидал Джоуи, который по заведенному обыкновению должен был принести мне постиранное белье.
Шел затяжной дождь, и на западе собирались темные облака. В ожидании Джоуи я сидел за маленьким столом у окна и мрачно подводил счет своим деньгам – отчасти, чтобы просто поупражняться в мастерстве счета, отчасти, чтобы оценить свое финансовое положение. После девяти месяцев у меня оставалось двадцать с небольшим фунтов, и я рассчитал, что при нынешнем образе жизни сумею протянуть еще полгода, после чего останусь без всяких средств.
Когда я пришел к этому безрадостному выводу, в парадную дверь громко и повелительно постучали. Поскольку теперь я оставался единственным постояльцем, а к моей хозяйке гости ходили редко, я предположил, что пришел Джоуи. Однако он не имел обыкновения стучать так нетерпеливо и настойчиво; стук напомнил мне о чем-то – о каком-то случае, имевшем место в прошлом, но сейчас напрочь вылетевшем из памяти.
Поскольку окна моей комнатушки под крышей выходили во двор, я не мог выглянуть на улицу, но минуту спустя услышал на лестнице шаги: похоже, поднимался не один человек. В мою дверь деликатно постучали, а потом на пороге появилась сияющая миссис Квейнтанс.
– К вам джентльмен, – сообщила она, явно радуясь возможности впервые сделать такой доклад своему мансардному жильцу.
Она удалилась, и означенный джентльмен вошел в комнату. Это был Генри. И сейчас он действительно производил впечатление истинного джентльмена: в белой касторовой шляпе, великолепном рединготе и бутылочного цвета фраке отличного покроя, украшенном серебряными пуговицами.
– Мой дорогой друг! – воскликнул он. – Какое счастье видеть вас снова!
Хотя Генри говорил с обычной своей живостью, мне почудилась в нем известная принужденность.
– Как вы нашли меня? – спросил я.
Он шутливо погрозил мне пальцем, а затем снял белые лайковые перчатки и сказал:
– Вы не сообщили мне свой адрес. Я нашел вас единственно благодаря самой удивительной счастливой случайности. Как-то раз, проезжая мимо, я увидел, как вы заходите в дом. Тогда я слишком спешил, чтобы останавливаться, но я запомнил номер дома – и вот он я перед вами.
Да уж, стечение обстоятельств поистине казалось удивительным, а я научился не верить в подобного рода совпадения.
– По какому вопросу вы явились? – сухо осведомился я.
Он уселся с весьма самоуверенным видом и ответил:
– В связи с процессом Момпессонов.
– В таком случае не стану вас задерживать, ибо он меня больше не интересует.
Казалось, Генри покраснел.
– Конечно же, вы в нем заинтересованы! – воскликнул он. – По крайней мере, в юридическом смысле.
– Едва ли. Теперь, когда завещание уничтожено, я не могу рассчитывать ни на какую выгоду, независимо от исхода процесса.
Он отвернул от меня лицо и закусил губу.
– Неужто вы так легко отступите?
– Хотя поначалу я очень расстроился, когда Клоудир уничтожил завещание, – сказал я, – теперь я доволен, что больше не имею отношения к этому делу. Никакие незнакомые люди не жаждут моей смерти, а от такой чести, уверяю вас, я бесконечно рад отказаться.
Генри посмотрел на меня со странным выражением торжества в глазах.
– Так вы полагаете, вам ничего больше не грозит?
Я удивленно кивнул.
– Значит, вы не знаете, что произошло? Видите ли, вам следует проявить интерес к процессу. Претендент со стороны Малифантов заявил о своих правах на наследство.
– Да неужели?! – воскликнул я. – И кто же он?
– Его личность пока не раскрывается. Поверенный, действующий от его имени, в официальном порядке заявил суду, что такой человек существует, а поскольку кодицилл сейчас имеет силу, смерть мистера Сайласа Клоудира означает, что теперь поместье переходит к наследнику Малифанту, и он предъявит права на него, когда суд признает вас мертвым.
У меня мороз побежал по коже, и возникло такое ощущение, будто меня снова затягивает в водоворот, из которого, как мне казалось, я раз и навсегда выплыл.
– Тогда я не стану мешать, – сказал я. – Пускай суд объявляет меня мертвым, и поместье переходит к этому человеку, а не к британской короне. Какое мне дело?
– Видите ли, все не так просто. Вы живы, и посему факт вашего существования представляет – вернее, должен представлять – значительный интерес как для Момпессонов, так и для претендента Малифанта.
– Вас определенно очень интересует процесс. Вы говорите, что имя претендента пока не названо – но смею предположить, вам оно известно?
Генри улыбнулся столь холодно, что я невольно задался вопросом, как я вообще мог считать его добрым и благожелательным человеком. Странная мысль внезапно пришла мне в голову.
– Извините, что не отвечаю на ваш вопрос, – сказал он. – Но вы ведь понимаете, не правда ли, что не обеспечите своей безопасности, просто позволив суду объявить вас мертвым. Слишком многое поставлено на карту.
– Вы хотите сказать, что означенное лицо без малейших раздумий уберет меня с дороги?
Он лишь смахнул с начищенных ботинок пыль носовым платком.
– Но вы забываете, что для всех я уже умер, – сказал я.
Он улыбнулся и мягко заметил:
– Но видите ли, я-то знаю правду.
Я смотрел на Генри и проникал в самую его душу. Как я мог предполагать, что им движет что-либо, помимо алчности и своекорыстия? Кровь прихлынула к моим щекам, когда я со стыдом вспомнил, насколько был доверчив. Я пришел к нему со своей ужасной историей о смерти Стивена, а он не стал меня слушать. Смерть Стивена! Я вспомнил, как Стивен говорил мне, что именно Генри убедил его довериться тетке. Разумеется, он причастен к смерти Стивена! Каким же глупцом я был! Как я смел винить свою мать в пагубной доверчивости!
– В таком случае я полагаю, – сказал я, стараясь говорить по возможности твердым голосом, – что вы явились ко мне со своим прежним постыдным предложением шантажировать сэра Дейвида и леди Момпессон?
Продолжая говорить, я двинулся к двери, давая гостю понять, что его присутствие здесь нежелательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177