Поэтому мне повсюду отказывали – порой бесцеремонно, порой холодно, а иногда довольно добродушно.
В тех случаях, когда вакансия имелась, всегда оказывалось, что она оставлена для племянника жены управляющего или для какого-нибудь знакомого старшего кассира. Постепенно я пришел к мысли, что коммерческая жизнь Англии представляет собой огромный мир, населенный дядюшками, племянниками, друзьями и соседями, в котором мне нет места.
Даже когда один раз мне предложили должность посыльного, с перспективой (но отдаленной и не вполне определенной) дослужиться до младшего клерка, я был вынужден отказаться. Еженедельного жалованья в пять шиллингов, рассчитанного на мальчика младше меня, да к тому же живущего в семье, еле хватало бы на плату за жилье. Меня могло устроить жалованье не менее чем в двенадцать шиллингов.
Однако, когда со дня моего спасения от утопления в реке прошло полгода, я понял, что мне следовало поступить на предложенную должность и присовокупить мизерное жалованье к своему скудному капиталу в надежде получить повышение, прежде чем деньги кончатся. Ибо передо мной замаячила перспектива вновь оказаться без пенни в кармане. Деньги таяли быстрее, чем я ожидал, – главным образом из-за расходов, связанных с поисками работы. Мне потребовались приличные башмаки, и время от времени приходилось тратиться на горячую пищу из харчевни. За вычетом квартирной платы я жил примерно на девять шиллингов в неделю.
Поскольку теперь я жил довольно далеко от Дигвидов, я виделся с ними редко, хотя с матерью, во всяком случае, регулярно – ибо она снова работала прачкой и настояла на том, чтобы стирать мое белье. Белья у меня было мало, но каждые три недели она его забирала, а Джоуи обычно доставлял обратно через несколько дней. Он нашел временную работу уличного торговца на Ковент-Гарден, и миссис Дигвид беспокоилась, как бы сын не соблазнился вновь пойти по плохой дорожке, как в раннем отрочестве, особенно когда видела его бывших друзей, которые вели прежний образ жизни и имели много денег и много времени, чтобы тратить оные в свое удовольствие. Я убедился, что Дигвиды не встречались ни с Барни, ни с Салли со дня, когда Джоуи встретил своего дядю незадолго до того, как мне удалось завладеть завещанием. Я полагал, что мне не грозит никакая опасность, поскольку теперь, после гибели Сайласа Клоудира, никто не был заинтересован в моей смерти. Однако я не мог окончательно отделаться от мысли о пункте кодицилла, согласно которому в случае пресечения рода Хаффамов поместье немедленно переходит к наследнику Джорджа Малифанта.
По некотором размышлении я решил позволить Генриетте вместе со всеми остальными считать меня погибшим, ибо не видел пользы (для нас обоих) рисковать с единственной целью вывести ее из заблуждения – и даже находил известное удовольствие в мысли, что она оплакивает мою смерть. Однако изредка я околачивался поблизости от особняка на Брук-стрит (закутавшись в шарф по самые глаза) и несколько раз был вознагражден мимолетным видением Генриетты, выходящей на улицу или входящей в двери.
В середине октября того же года произошла случайная встреча, имевшая для меня важные последствия. Однажды днем, торопливо шагая по Флит-стрит, я мельком увидел в толпе прохожих лицо, показавшееся мне знакомым. За мгновение до того, как я развернулся и быстро пошел в другую сторону в инстинктивном стремлении спрятаться от любых людей из прошлого (ибо хотел, чтобы меня считали мертвым), я успел разглядеть молоденькую девушку с худеньким личиком, в дешевом хлопчатобумажном платье.
Я замешкался, и она поспешила за мной с возгласом: «Сэр! Подождите, пожалуйста!»
Я обернулся и узнал служанку миссис Первиенс, Нэнси. Она не представляла для меня опасности, и я остановился поговорить. Она сообщила, что мисс Квиллиам вернулась в Лондон около года назад и рассорилась с миссис Первиенс, а потом добавила, что совсем недавно видела ее выходящей из ночного театра на Кинг-стрит, близ Сент-Джеймс-Сквер. Я поблагодарил девушку и дал ей пенни.
Я полагал, что мисс Квиллиам является одним из тех людей из прошлого, от которых я могу не скрываться. Однако я помнил, как в одном случае она оказала вредное влияние на мою мать, хотя и действовала из лучших побуждений; и помнил также, что о ней говорила мисс Лидия и болтали слуги на Брук-стрит. Я не знал, чему верить, но понимал, что мисс Квиллиам содействовала нам с матерью без всякого своекорыстного интереса. Нет, я не стану скрываться от нее, коли мы вдруг встретимся. Впрочем, шансов встретиться у нас ничтожно мало, поскольку я редко выхожу из дома по вечерам.
Однако так случилось, что теперь время от времени я оказывался в пресловутом районе города поздно вечером, поскольку практически единственным моим утешением в жизни в тот период стал театр, которым я страстно увлекся. Я приобрел обыкновение приходить на спектакль с опозданием, таким образом получая возможность купить место на галерке за полцены и на пару часов забывать обо всем в темноте, рассеиваемой яркими огнями рампы, в единственные минуты счастья, тогда мне доступные.
Однажды вечером, шагая по Хеймаркет, я вдруг заметил молодую женщину, смотревшую на меня с выражением крайнего ужаса. На несколько мгновений мой взгляд невольно приковался к бледному лицу с широко раскрытыми глазами. Это была Салли! Она явно узнала меня и приняла за мертвеца, восставшего из гроба. Я резко повернулся и бросился в ближайший переулок, проклиная свое невезение, ибо из всех людей, которых я хотел убедить в своей смерти, Барни был первым.
Однажды вечером несколько недель спустя я пошел в театр на Ковент-Гарден и по окончании дивертисмента, в очень поздний час, направлялся домой по Мейден-лейн, когда меня обогнала женщина, показавшаяся мне знакомой. Я последовал за ней. Она шла по улице, привлекая внимание редких прохожих, и наконец достигла квартала Корт-Энд. Казалось, она заметила меня, поскольку несколько раз оглянулась и как будто замедлила шаг, а через минуту свернула с тротуара и вошла в дом на Кинг-стрит. Я последовал за ней, оттолкнув привратника, преградившего мне путь в полутемном холле, и вступил в просторную гостиную, поблекшая изысканность которой бросалась в глаза при ярком свете люстр.
Мужчины и женщины, одетые на благородный манер, стояли и сидели группами в зале, а слуги в несколько потрепанном платье разносили закуски и напитки. Если не принимать во внимание известную шаткость поступи и по-ношенность нарядов присутствующих, происходящее походило на прием в любом из богатых домов, расположенных через несколько улиц отсюда к северу.
Мисс Квиллиам уже сидела в глубоком кресле и повернулась ко мне, когда я вошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
В тех случаях, когда вакансия имелась, всегда оказывалось, что она оставлена для племянника жены управляющего или для какого-нибудь знакомого старшего кассира. Постепенно я пришел к мысли, что коммерческая жизнь Англии представляет собой огромный мир, населенный дядюшками, племянниками, друзьями и соседями, в котором мне нет места.
Даже когда один раз мне предложили должность посыльного, с перспективой (но отдаленной и не вполне определенной) дослужиться до младшего клерка, я был вынужден отказаться. Еженедельного жалованья в пять шиллингов, рассчитанного на мальчика младше меня, да к тому же живущего в семье, еле хватало бы на плату за жилье. Меня могло устроить жалованье не менее чем в двенадцать шиллингов.
Однако, когда со дня моего спасения от утопления в реке прошло полгода, я понял, что мне следовало поступить на предложенную должность и присовокупить мизерное жалованье к своему скудному капиталу в надежде получить повышение, прежде чем деньги кончатся. Ибо передо мной замаячила перспектива вновь оказаться без пенни в кармане. Деньги таяли быстрее, чем я ожидал, – главным образом из-за расходов, связанных с поисками работы. Мне потребовались приличные башмаки, и время от времени приходилось тратиться на горячую пищу из харчевни. За вычетом квартирной платы я жил примерно на девять шиллингов в неделю.
Поскольку теперь я жил довольно далеко от Дигвидов, я виделся с ними редко, хотя с матерью, во всяком случае, регулярно – ибо она снова работала прачкой и настояла на том, чтобы стирать мое белье. Белья у меня было мало, но каждые три недели она его забирала, а Джоуи обычно доставлял обратно через несколько дней. Он нашел временную работу уличного торговца на Ковент-Гарден, и миссис Дигвид беспокоилась, как бы сын не соблазнился вновь пойти по плохой дорожке, как в раннем отрочестве, особенно когда видела его бывших друзей, которые вели прежний образ жизни и имели много денег и много времени, чтобы тратить оные в свое удовольствие. Я убедился, что Дигвиды не встречались ни с Барни, ни с Салли со дня, когда Джоуи встретил своего дядю незадолго до того, как мне удалось завладеть завещанием. Я полагал, что мне не грозит никакая опасность, поскольку теперь, после гибели Сайласа Клоудира, никто не был заинтересован в моей смерти. Однако я не мог окончательно отделаться от мысли о пункте кодицилла, согласно которому в случае пресечения рода Хаффамов поместье немедленно переходит к наследнику Джорджа Малифанта.
По некотором размышлении я решил позволить Генриетте вместе со всеми остальными считать меня погибшим, ибо не видел пользы (для нас обоих) рисковать с единственной целью вывести ее из заблуждения – и даже находил известное удовольствие в мысли, что она оплакивает мою смерть. Однако изредка я околачивался поблизости от особняка на Брук-стрит (закутавшись в шарф по самые глаза) и несколько раз был вознагражден мимолетным видением Генриетты, выходящей на улицу или входящей в двери.
В середине октября того же года произошла случайная встреча, имевшая для меня важные последствия. Однажды днем, торопливо шагая по Флит-стрит, я мельком увидел в толпе прохожих лицо, показавшееся мне знакомым. За мгновение до того, как я развернулся и быстро пошел в другую сторону в инстинктивном стремлении спрятаться от любых людей из прошлого (ибо хотел, чтобы меня считали мертвым), я успел разглядеть молоденькую девушку с худеньким личиком, в дешевом хлопчатобумажном платье.
Я замешкался, и она поспешила за мной с возгласом: «Сэр! Подождите, пожалуйста!»
Я обернулся и узнал служанку миссис Первиенс, Нэнси. Она не представляла для меня опасности, и я остановился поговорить. Она сообщила, что мисс Квиллиам вернулась в Лондон около года назад и рассорилась с миссис Первиенс, а потом добавила, что совсем недавно видела ее выходящей из ночного театра на Кинг-стрит, близ Сент-Джеймс-Сквер. Я поблагодарил девушку и дал ей пенни.
Я полагал, что мисс Квиллиам является одним из тех людей из прошлого, от которых я могу не скрываться. Однако я помнил, как в одном случае она оказала вредное влияние на мою мать, хотя и действовала из лучших побуждений; и помнил также, что о ней говорила мисс Лидия и болтали слуги на Брук-стрит. Я не знал, чему верить, но понимал, что мисс Квиллиам содействовала нам с матерью без всякого своекорыстного интереса. Нет, я не стану скрываться от нее, коли мы вдруг встретимся. Впрочем, шансов встретиться у нас ничтожно мало, поскольку я редко выхожу из дома по вечерам.
Однако так случилось, что теперь время от времени я оказывался в пресловутом районе города поздно вечером, поскольку практически единственным моим утешением в жизни в тот период стал театр, которым я страстно увлекся. Я приобрел обыкновение приходить на спектакль с опозданием, таким образом получая возможность купить место на галерке за полцены и на пару часов забывать обо всем в темноте, рассеиваемой яркими огнями рампы, в единственные минуты счастья, тогда мне доступные.
Однажды вечером, шагая по Хеймаркет, я вдруг заметил молодую женщину, смотревшую на меня с выражением крайнего ужаса. На несколько мгновений мой взгляд невольно приковался к бледному лицу с широко раскрытыми глазами. Это была Салли! Она явно узнала меня и приняла за мертвеца, восставшего из гроба. Я резко повернулся и бросился в ближайший переулок, проклиная свое невезение, ибо из всех людей, которых я хотел убедить в своей смерти, Барни был первым.
Однажды вечером несколько недель спустя я пошел в театр на Ковент-Гарден и по окончании дивертисмента, в очень поздний час, направлялся домой по Мейден-лейн, когда меня обогнала женщина, показавшаяся мне знакомой. Я последовал за ней. Она шла по улице, привлекая внимание редких прохожих, и наконец достигла квартала Корт-Энд. Казалось, она заметила меня, поскольку несколько раз оглянулась и как будто замедлила шаг, а через минуту свернула с тротуара и вошла в дом на Кинг-стрит. Я последовал за ней, оттолкнув привратника, преградившего мне путь в полутемном холле, и вступил в просторную гостиную, поблекшая изысканность которой бросалась в глаза при ярком свете люстр.
Мужчины и женщины, одетые на благородный манер, стояли и сидели группами в зале, а слуги в несколько потрепанном платье разносили закуски и напитки. Если не принимать во внимание известную шаткость поступи и по-ношенность нарядов присутствующих, происходящее походило на прием в любом из богатых домов, расположенных через несколько улиц отсюда к северу.
Мисс Квиллиам уже сидела в глубоком кресле и повернулась ко мне, когда я вошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177