Потом он пустился в воспоминания о моем деде, которого Папа не помнил, так как в день его смерти был еще младенцем. Внезапно мистер Клоудир сказал Папе: Как вам, наверное, говорили, бракосочетание ваших Отца и матери породило немало неприятностей, поскольку они бежали и обвенчались тайно. Было ли установлено, где это произошло? Тот самый вопрос, по поводу которого меня предостерегал Питер! Выходит, я была не права насчет него! Я потихоньку этому порадовалась, но внезапно вспомнила его слова, что, если его Отцу станет известен ответ, мы окажемся в опасности. Папа говорил: Это странная история, но до меня, конечно, дошли только отголоски. Вы, несомненно, знаете, что мой дедушка решительно возражал против этого союза. Что я могла сделать? Можно было бы притвориться, что мне стало дурно. Старый джентльмен, по-моему, заметил мои страдания; ловя на себе его взгляд, я боялась выдать, что Питер меня предостерег. А Папа продолжал: Семейство моей матушки, Амфревиллы, были мелкие землевладельцы, дела у них шли совсем плохо, и Дедушка считал, что они недостойны его сына. Папа излагал историю, я слушала в мучительном волнении. Но под конец он все же сказал, что не знает ответа на вопрос мистера Клоудира. Взгляд старого джентльмена выразил крайнюю досаду, а также недоверие.
Когда он ушел, я рассказала Папе о приходе Питера и о его совете держать язык за зубами. Папа нахмурился: Значит, положение еще хуже, чем я опасался. Старый Клоудир задумал оспорить наши права на наследство Хаффамов, так что, как только Кодацил будет принят Судом, Поместье немедленно перейдет в его руки. Видишь ли, брак моих родителей всегда оставался окутан тайной, поэтому те, кто желал бы отнять у нас наследство, заявляли, будто он не имел места. Старый Клоудир хочет не просто найти эту запись, ему нужно уничтожить все документы, имеющие отношение к их браку. Как я понимаю, он пересмотрел все приходские метрические книги в Лондоне и вокруг Хафема, но ничего не нашел, и, поскольку свидетелей, должно быть, давно нет в живых, доказать таким образом ничего не возможно. Убедившись, что слова Питера не были словами сумасшедшего, я рассказала Папе о том, что Клоудиры собирались меня убить. Это он тоже выслушал очень серьезно и поведал о слухах (переданных ему Мартином), что старый мистер Клоудир отравил свою первую жену, чтобы вступить в брак с богатой вдовой, которая потом тоже умерла. Он сказал: Не то чтобы я этому верил, но такие слухи говорят о том, какого люди о нем мнения. Твоя смерть в его интересах, поскольку, вспомни, мы с тобой должны умереть, не оставив наследников, пока жив старый Клоудир. (Как раз то же самое говорил мне мистер Эскрит!) Поэтому я думаю, что, представив в Суд Кодацил, я подвергну наши жизни серьезной опасности со стороны Клоудиров. Вот я и не намерен это делать. Пусть остается, где есть. Папа коснулся футляра на часовой цепочке. Кроме того, может, он мне и не понадобится. Помнишь, около месяца назад мне пришло письмо с печатью Момпессонов? Кое-кто из их домочадцев обещал добыть документ, в свете которого значение Кодацила сведется к нулю. Я стала его расспрашивать, но он замолчал.
Прошла неделя, поздним вечером я сидела в передней гостиной и читала. Внезапно от окна донесся легкий стук, словно ветки на ветру бились о стекло. Но только за окном ничего не росло. Я взяла свечу и подошла к окну, чтобы откинуть занавеску. Из темноты на меня глянуло дикими глазами чье-то бледное лицо. Я глухо вскрикнула и готова была позвонить в колокольчик, но тут узнала Питера. Несмотря на его безумный вид, я без колебаний пошла отпереть дверь, ведь все его прежние слова оказались правдой. Я вышла в холл, как можно тише отперла дверь вестибюля, ключ от которой (могу сказать) всегда оставался в замочной скважине, потом повернула громадный ключ в замке уличной двери и отодвинула тяжелые засовы. Он вошел и наскоро объяснил, что в последний раз его выслеживал тот высокий человек, которого заметила и я – тот самый, Джонни, которого ты видел в Мелторпе! Этот человек его поймал и отвел в дом Брата, где его заперли. Питер сказал: Чтобы я не сбежал снова, к двери приставили слугу. Потом послали за знакомым отца, который содержит частный дом для ума лишенных, и научили его выхлопотать поручение Канцлерской Комисии по делам ума лишенных, чтобы она меня освидетельствовала и, если я буду найден безумным, лишила всех Прав и отдала во власть моей Семьи. Сегодня эта Комиссия меня осмотрела. Подозреваю, что они подкуплены и вынесут вердикт против меня, поэтому решил не дожидаться его, а бежать. Питер заранее подготовил путь бегства через окно и сумел выбраться на свободу. Он продолжил: Но, может, я в самом деле сумасшедший. Я начал сомневаться в себе. А как вы думаете, мисс Хаффам? Речь его, конечно, была очень торопливой и взволнованной, однако мне было совершенно ясно, что он не безумец, и я его в этом уверила. Я сказала, что его приход за помощью в дом моего Отца очень меня радует; он вначале настаивал, что явился только попрощаться, перед тем как покинет Англию, но я уговорила его подождать, пока я позову Папу. Он благодарен Питеру, сказала я, за его предостережение, и оба мы понимаем: его в тот раз схватили как раз потому, что он пришел нас предупредить. Я позвонила в колокольчик и распорядилась, чтобы позвали Отца. К моему восторгу, при виде Питера он расплылся в улыбке и обнял его. Дорогой мой мальчик, как же я вам благодарен. Вы поступили честно и великодушно, предупредив нас о планах вашего Отца. Папа настоял на том, чтобы Питер поселился у нас на правах гостя. Потом позвал мистера Эскрита, чтобы спросить его юридического совета. Они пришли к заключению, что Питеру в нашем доме ничто не грозит, даже если Комиссия решит не в его пользу. Папа собрал слуг и попросил их молчать.
В ближайшие дни Питер никуда не выходил, и правильно делал, так как мы заметили, что у дома днем и ночью маячат посторонние, в том числе уже знакомый мне долговязый субъект. Папа по уши ушел в какие-то таинственные дела с мистером Эскритом; я догадывалась, что они связаны с письмом, на котором стоял герб Момпессонов. По этой причине мы с Питером много времени проводили вместе и вскоре убедились, что наши чувства друг к другу остались прежними. Жестоким ударом для нас стал выпуск судебного приказа о признании Питера ума лишенным. Питером со временем овладела меланхолия: он не видел выхода из своего положения и стыдился того, что живет из милости у посторонних, по существу, людей, хотя и родственников. Он заявил, что в данных обстоятельствах – признанный сумасшедшим, без гроша за душой и без возможности найти себе занятие – не имеет права питать ко мне нежные чувства. Но под конец он преодолел свои моральные сомнения и попросил моей руки, и я, конечно, ответила согласием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Когда он ушел, я рассказала Папе о приходе Питера и о его совете держать язык за зубами. Папа нахмурился: Значит, положение еще хуже, чем я опасался. Старый Клоудир задумал оспорить наши права на наследство Хаффамов, так что, как только Кодацил будет принят Судом, Поместье немедленно перейдет в его руки. Видишь ли, брак моих родителей всегда оставался окутан тайной, поэтому те, кто желал бы отнять у нас наследство, заявляли, будто он не имел места. Старый Клоудир хочет не просто найти эту запись, ему нужно уничтожить все документы, имеющие отношение к их браку. Как я понимаю, он пересмотрел все приходские метрические книги в Лондоне и вокруг Хафема, но ничего не нашел, и, поскольку свидетелей, должно быть, давно нет в живых, доказать таким образом ничего не возможно. Убедившись, что слова Питера не были словами сумасшедшего, я рассказала Папе о том, что Клоудиры собирались меня убить. Это он тоже выслушал очень серьезно и поведал о слухах (переданных ему Мартином), что старый мистер Клоудир отравил свою первую жену, чтобы вступить в брак с богатой вдовой, которая потом тоже умерла. Он сказал: Не то чтобы я этому верил, но такие слухи говорят о том, какого люди о нем мнения. Твоя смерть в его интересах, поскольку, вспомни, мы с тобой должны умереть, не оставив наследников, пока жив старый Клоудир. (Как раз то же самое говорил мне мистер Эскрит!) Поэтому я думаю, что, представив в Суд Кодацил, я подвергну наши жизни серьезной опасности со стороны Клоудиров. Вот я и не намерен это делать. Пусть остается, где есть. Папа коснулся футляра на часовой цепочке. Кроме того, может, он мне и не понадобится. Помнишь, около месяца назад мне пришло письмо с печатью Момпессонов? Кое-кто из их домочадцев обещал добыть документ, в свете которого значение Кодацила сведется к нулю. Я стала его расспрашивать, но он замолчал.
Прошла неделя, поздним вечером я сидела в передней гостиной и читала. Внезапно от окна донесся легкий стук, словно ветки на ветру бились о стекло. Но только за окном ничего не росло. Я взяла свечу и подошла к окну, чтобы откинуть занавеску. Из темноты на меня глянуло дикими глазами чье-то бледное лицо. Я глухо вскрикнула и готова была позвонить в колокольчик, но тут узнала Питера. Несмотря на его безумный вид, я без колебаний пошла отпереть дверь, ведь все его прежние слова оказались правдой. Я вышла в холл, как можно тише отперла дверь вестибюля, ключ от которой (могу сказать) всегда оставался в замочной скважине, потом повернула громадный ключ в замке уличной двери и отодвинула тяжелые засовы. Он вошел и наскоро объяснил, что в последний раз его выслеживал тот высокий человек, которого заметила и я – тот самый, Джонни, которого ты видел в Мелторпе! Этот человек его поймал и отвел в дом Брата, где его заперли. Питер сказал: Чтобы я не сбежал снова, к двери приставили слугу. Потом послали за знакомым отца, который содержит частный дом для ума лишенных, и научили его выхлопотать поручение Канцлерской Комисии по делам ума лишенных, чтобы она меня освидетельствовала и, если я буду найден безумным, лишила всех Прав и отдала во власть моей Семьи. Сегодня эта Комиссия меня осмотрела. Подозреваю, что они подкуплены и вынесут вердикт против меня, поэтому решил не дожидаться его, а бежать. Питер заранее подготовил путь бегства через окно и сумел выбраться на свободу. Он продолжил: Но, может, я в самом деле сумасшедший. Я начал сомневаться в себе. А как вы думаете, мисс Хаффам? Речь его, конечно, была очень торопливой и взволнованной, однако мне было совершенно ясно, что он не безумец, и я его в этом уверила. Я сказала, что его приход за помощью в дом моего Отца очень меня радует; он вначале настаивал, что явился только попрощаться, перед тем как покинет Англию, но я уговорила его подождать, пока я позову Папу. Он благодарен Питеру, сказала я, за его предостережение, и оба мы понимаем: его в тот раз схватили как раз потому, что он пришел нас предупредить. Я позвонила в колокольчик и распорядилась, чтобы позвали Отца. К моему восторгу, при виде Питера он расплылся в улыбке и обнял его. Дорогой мой мальчик, как же я вам благодарен. Вы поступили честно и великодушно, предупредив нас о планах вашего Отца. Папа настоял на том, чтобы Питер поселился у нас на правах гостя. Потом позвал мистера Эскрита, чтобы спросить его юридического совета. Они пришли к заключению, что Питеру в нашем доме ничто не грозит, даже если Комиссия решит не в его пользу. Папа собрал слуг и попросил их молчать.
В ближайшие дни Питер никуда не выходил, и правильно делал, так как мы заметили, что у дома днем и ночью маячат посторонние, в том числе уже знакомый мне долговязый субъект. Папа по уши ушел в какие-то таинственные дела с мистером Эскритом; я догадывалась, что они связаны с письмом, на котором стоял герб Момпессонов. По этой причине мы с Питером много времени проводили вместе и вскоре убедились, что наши чувства друг к другу остались прежними. Жестоким ударом для нас стал выпуск судебного приказа о признании Питера ума лишенным. Питером со временем овладела меланхолия: он не видел выхода из своего положения и стыдился того, что живет из милости у посторонних, по существу, людей, хотя и родственников. Он заявил, что в данных обстоятельствах – признанный сумасшедшим, без гроша за душой и без возможности найти себе занятие – не имеет права питать ко мне нежные чувства. Но под конец он преодолел свои моральные сомнения и попросил моей руки, и я, конечно, ответила согласием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177