— Дорогая сестрица, пойди-ка погуляй лучше! Мы сами во всем виноваты!
Услышав слово «мы», Цинвэнь подумала, что Сижэнь имеет в виду себя и Баоюя, и съязвила:
— Не знаю, кто это «мы», но краснеть из-за «вас» не хочу. Как бы ловко вы ни обделывали свои делишки, меня не обманете! Ты такая же служанка, как я, тебя пока еще не величают барышней, как же ты смеешь говорить «мы»?
От смущения Сижэнь еще больше покраснела — она поняла, что допустила оплошность.
Баоюй одернул Цинвэнь:
— Хочешь, я завтра же позабочусь о том, чтобы Сижэнь называли барышней?
Сижэнь потянула Баоюя за рукав:
— Что с ней разговаривать, с глупой? Ведь ты всегда был добрым, все прощал, что же сегодня случилось?
— И в самом деле, что со мной, глупой, разговаривать? Ведь я всего лишь рабыня!
— Ты с кем ссоришься: со мной или со вторым господином? — не выдержала Сижэнь. — Если со мной, ко мне и обращайся, если же с господином, не поднимай лучше шума! Я пришла уладить дело миром, а ты огрызаешься! Подумай, каково мне? Не знаю, на кого ты в обиде, на меня или на второго господина, одно вижу — ты все время держишь камень за пазухой! Чего же ты хочешь? Я все сказала, теперь говори ты!
Она круто повернулась и вышла из комнаты. Тут Баоюй обратился к Цинвэнь:
— Незачем тебе было сердиться. Я сразу догадался, что ты имеешь в виду. Может быть, сказать матушке, что ты взрослая и тебя пора выдавать замуж? Да?
Цинвэнь печально опустила голову и, сдерживая слезы, ответила:
— Вы хотите меня прогнать? Но вы не можете так поступить, если даже недовольны мною!
— Ты раньше не устраивала таких скандалов, — сказал Баоюй. — Вот я и подумал, что тебе лучше уйти… Скажу матушке, пусть отпустит тебя!
Он уже собрался идти, как снова появилась Сижэнь.
— Ты куда?
— К матушке, — ответил Баоюй.
— Зря! Не надо позорить Цинвэнь! Даже если она хочет уйти, с таким делом торопиться не следует. Успокоишься, гнев пройдет, а потом, при случае, заведешь об этом разговор. Если же пойдешь прямо сейчас, матушка поймет, что это неспроста.
— Ничего она не поймет, я просто скажу, что Цинвэнь хочет уйти и все время скандалит, — возразил Баоюй.
— Когда это я скандалила и говорила, что хочу уйти? — со слезами воскликнула Цинвэнь. — Вы сами на меня напустились, а теперь я же и виновата. Что ж, идите, докладывайте! Чем уйти, я лучше разобью себе голову!
— Странно! — заметил Баоюй. — Уходить не хочешь, а скандалишь! Но скандалов я не выношу, так что лучше нам расстаться!
Баоюй решительно направился к выходу. Сижэнь забежала вперед и опустилась на колени, преградив ему путь.
Остальные служанки, которые за дверьми прислушивались к разговору, ворвались в комнату, тоже стали на колени и принялись умолять Баоюя не прогонять Цинвэнь.
Баоюй поднял Сижэнь, велел встать остальным, а сам сел на кровать и со вздохом обратился к Сижэнь:
— Посоветуй, как быть! Я страдаю, а никто меня не жалеет!
Баоюй заплакал, а вслед за ним и Сижэнь. Цинвэнь хотела что-то сказать, но тут появилась Дайюй, и Цинвэнь поспешила уйти.
— Такой большой праздник, а ты плачешь! Неужели поссорились из-за пирожков с рисом? — спросила Дайюй.
Баоюй и Сижэнь улыбнулись.
— Впрочем, я все понимаю, можешь не отвечать, — добавила она, похлопав Сижэнь по плечу, — лучше скажи, что у вас с супругом произошло? Может быть, помирить вас?
— Зачем вы шутите, барышня? — отодвинувшись от Дайюй, промолвила Сижэнь. — Ведь я простая девчонка!
— Ну и что же! — возразила Дайюй. — А я считаю тебя золовкой!
— Зачем ты над ней насмехаешься? — с упреком сказал Баоюй. — Пусть даже так, но сплетничать могут другие, а ты не должна! Сижэнь этого не перенесет!
— Барышня, вы и представить не можете, как я страдаю! — воскликнула Сижэнь. — Я буду служить ему до последнего вздоха!
— Не знаю, как другие, а я непременно умру, оплакивая тебя! — вскричала Дайюй.
— Тогда я стану монахом! — решительно заявил Баоюй.
— Попридержал бы язык! — одернула его Сижэнь. — Нечего болтать глупости!
Дайюй зажала рот, чтобы не рассмеяться, и сказала:
— Ты уже дважды обещал стать монахом! Отныне буду записывать все твои обещания!
Баоюй понял, что она намекает на их недавний разговор, и улыбнулся. Дайюй посидела немного и ушла.
Пришел слуга и сказал Баоюю:
— Вас приглашает к себе старший господин Сюэ Пань.
Пришлось Баоюю пойти. Сюэ Пань хотел выпить с Баоюем вина, и отказаться было невозможно. Уже на закате Баоюй возвратился к себе и увидел, что во дворе на тахте кто-то спит. Баоюй подумал, что это Сижэнь, тихонько подошел и толкнул спящую в бок.
— Что, уже не болит? — спросил он.
Но оказалось, что это Цинвэнь. Она повернулась и недовольным тоном произнесла:
— Опять пристаешь!
Баоюй сел на тахту, привлек девочку к себе и улыбнулся:
— До чего же ты стала гордой! Утром я сказал тебе слово, а ты в ответ — десять! Это бы ладно, но зачем ты напустилась на Сижэнь? Ведь у нее были самые добрые намерения!
— И без того жарко, а ты прижимаешься! — сказала Цинвэнь, пропустив его слова мимо ушей. — Что подумают люди, если увидят? Ведь я даже недостойна сидеть рядом с тобой!
— Сидеть недостойна, а лежать? — с улыбкой спросил Баоюй.
Цинвэнь хихикнула.
— Ты прав! Надо вставать. Пусти, я пойду искупаюсь. Сижэнь и Шэюэ уже искупались. Если они нужны, я позову.
— Я только что выпил вина и охотно бы искупался, — заявил Баоюй. — Давай вместе!
— Что ты, что ты! — замахала руками Цинвэнь. — Я боюсь! Помню, Бихэнь как-то прислуживала тебе при купании, так вы просидели часа два-три запершись! А потом, когда я вошла, воды на полу было налито по самые ножки кровати, даже циновка залита! И как вы с ней там купались?! Вот смеху было потом! Но у меня нет времени подтирать воду, и незачем тебе со мной купаться. Да и вообще сегодня не так уж жарко, так что не обязательно мыться! Лучше я принесу таз с водой, умоешь лицо и причешешься. Недавно сестра Юаньян дала мне немного фруктов, они лежат охлажденные в хрустальном кувшине. Хочешь, велю подать?
— Ладно, не хочешь — не купайся, вымой руки и принеси фрукты, — велел Баоюй.
— А кто обозвал меня растяпой? — усмехнулась Цинвэнь. — Ведь я веер сломала! Разве я заслуживаю такой чести, принести тебе фрукты? Чего доброго, разобью блюдо, что тогда будет?
— Если хочешь — разбей! — сказал Баоюй. — Вещи служат человеку, и он вправе делать с ними что хочет! Например, веер! Он создан для того, чтобы им обмахивались. Но если тебе хочется, можешь его сломать! Только не надо на нем срывать свой гнев! Так же кубки и блюда! В них наливают напитки и кладут яства. Их можно и разбить, но не со злости. В этом и заключается любовь к вещам.
— В таком случае я охотно сломала бы веер, — сказала Цинвэнь. — Очень люблю треск.
Баоюй засмеялся и протянул Цинвэнь веер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158