Русским не понравится, скажем, выступление на итальянском.
Сэр Найджел встал и достал из нагрудного кармана листочек бумаги. Это был чек, и весьма щедрый.
– Послушайте, это страшно мило с вашей стороны, – сказал герольд.
– Я уверен, у палаты есть свои расходы, дорогой мой доктор. А не окажете ли вы мне услугу?
– Если смогу.
– Оглянитесь по сторонам. Посмотрите все правящие дома Европы. Посмотрите, не найдется ли там человека, отвечающего всем этим требованиям…
К северу от Кремля, милях в пяти, находится Кашенкин Луг, где расположен комплекс телевизионных станций, передающих все телевизионные программы на всю Россию.
На одной стороне улицы Академика Королева расположен центр Российского телевидения, а на другой – так называемым Международный телецентр. В трехстах метрах от них уходит и небо шпиль Останкинской телевизионной башни, самого высокого сооружения столицы. Отсюда ведутся передачи государственного ТВ, находящегося под ощутимым контролем правительства, а также двух независимых, или коммерческих, телекомпаний, передающих в целях своей окупаемости рекламу. Они делят между собой здание, занимая разные этажи.
Борис Кузнецов вышел из принадлежащего СПС «мерседеса» перед Телецентром. Он привез видеокассету с записью потрясающего митинга во Владимире, проведенного накануне Игорем Комаровым.
Смонтированный и отредактированный молодым талантливым режиссером Литвиновым, видеофильм демонстрировал полный триумф. Под крики бурно приветствовавшей его толпы Комаров разгромил бродячего проповедника, призывающего вернуться к Богу и царю, и с плохо скрытым сарказмом высказал сожаление по поводу пустой болтовни старого генерала.
– Люди вчерашнего дня питают вчерашние надежды, – гремел его голос над толпой сторонников, – но мы, мои друзья, вы и я, должны думать о завтрашнем дне, потому что завтра принадлежит нам.
На митинг собралось пять тысяч человек, но искусная камера Литвинова запечатлела их так, что казалось, будто их втрое больше. Несмотря на огромную стоимость эфирного времени, митинг собирались показать по коммерческому телеканалу, и его должны были увидеть пятьдесят миллионов российских граждан, то есть треть всего населения.
Кузнецова сразу же провели в кабинет продюсера, ответственного за составление программ крупной коммерческой телестудии, которого он считал личным другом и который, как ему было известно, являлся сторонником Игоря Комарова и СПС. Он положил кассету на стол перед Антоном Гуровым.
– Это было удивительно! – с восхищением произнес Кузнецов. – Я присутствовал. Тебе понравится. – Гуров крутил в руках авторучку. – А лично для тебя у меня есть новости и получше. Большой контракт, деньги сразу на бочку. Президент Комаров желает обращаться к народу каждый вечер, начиная с сегодняшнего дня до дня выборов. Подумай, Антон, такого выгодного коммерческого контракта у твоей станции никогда не было. И кредит тебе, а?
– Борис, я рад, что ты пришел сам. Боюсь, возникли затруднения.
– Надеюсь, не технические помехи? Разве ты не можешь с ними разобраться наконец?
– Нет, не совсем технические. Слушай, ты знаешь, я полностью поддерживаю президента Комарова, правильно?
Будучи ответственным за телепрограммы, Гуров прекрасно знал, как влияет телевидение, самое убедительное уникальное средство массовой информации в современном обществе, на гонки перед выборами.
Только Великобритания со своей Би-би-си пыталась беспристрастно освещать политические события, используя государственные телевизионные каналы. Во всех других странах Западной и Восточной Европы находящиеся у власти правительства использовали национальное телевидение для поддержки существующего режима в течение многих лет.
В России государственное телевидение передавало полностью все материалы предвыборной кампании исполняющего обязанности президента Ивана Маркова, только вскользь упоминая в сухом перечне новостей имена двух других кандидатов.
Этими другими кандидатами – мелочь отсеялась по дороге – являлись Геннадий Зюганов от неокоммунистической партии России и Игорь Комаров от Союза патриотических сил.
У первого явно возникли проблемы с финансированием кампании; на второго деньги, казалось, сыпались как из рога изобилия. С такими средствами Комаров мог бы купить рекламу в американском духе, оплатив часы телевизионного времени на двух коммерческих каналах. Купив это время, он мог не беспокоиться, что его выступления вырежут, изменят или подвергнут цензуре. Гуров долгое время с радостью вставлял в самые лучшие часы, «прайм-тайм», полнометражные фильмы с речами и митингами Комарова. Он был не дурак. И понимал, что если Комаров победит, то произойдет много увольнений в штате ТВ. Много «шишек» уйдет – Комаров позаботится об этом. А те, кто отдал свое сердце кому следует, будут получать новые должности и большие деньги.
Но теперь что-то произошло. Кузнецов в недоумении смотрел на Гурова.
– Дело в том, Борис, что произошла своего рода смена курса, на уровне правления. Ко мне это не имеет никакого отношения, как ты понимаешь. Я ведь всего лишь мальчик на побегушках. Это высоко надо мной, в стратосфере.
– Какая смена курса, Антон? О чем ты говоришь?
Гуров беспокойно поерзал, проклиная директора, переложившего на него это дело.
– Ты, вероятно, знаешь, Борис, что, как и все крупные организации, мы очень много задолжали банкам. Когда надо на кого-то нажать, они имеют массу возможностей. Они правят. Обычно они нас не трогают. Прибыли большие. Но сейчас… они… перекрывают кислород…
Кузнецов ужаснулся.
– Черт, Антон, сожалею! Это, должно быть, ужасно для тебя.
– Не только для меня, Борис.
– Но ведь если станция разорится, вылетит в трубу…
– Да, но, видишь ли, кажется, они заявили не совсем так. Станция выживет, но за определенную плату.
– Какую плату?
– Вот послушай, друг, я не имею к этому никакого отношения. Будь моя воля, я бы показывал Игоря Комарова двадцать четыре часа в сутки, но…
– Что «но»? Выкладывай.
– Ладно. Станция больше не будет транслировать митинги и речи господина Комарова. Таков приказ.
Кузнецов, покраснев от гнева, вскочил на ноги.
– Ты совсем тронулся?! Мы покупаем это время, не забывай! Мы платим! Это коммерческая станция. Вы не можете отказываться от денег.
– Очевидно, можем.
– Но это время было оплачено вперед!
– По-видимому, эти деньги возвратят.
– Я пойду к твоим соседям. Вы не единственный коммерческий канал в этом городе. Я всегда хорошо к тебе относился, Антон, но больше не буду.
– Борис, их хозяева – те же банки.
Кузнецов снова сел. У него дрожали колени.
– Что, черт побери, происходит?
– Все, что я могу сказать, Борис, – это то, что на кого-то нажали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Сэр Найджел встал и достал из нагрудного кармана листочек бумаги. Это был чек, и весьма щедрый.
– Послушайте, это страшно мило с вашей стороны, – сказал герольд.
– Я уверен, у палаты есть свои расходы, дорогой мой доктор. А не окажете ли вы мне услугу?
– Если смогу.
– Оглянитесь по сторонам. Посмотрите все правящие дома Европы. Посмотрите, не найдется ли там человека, отвечающего всем этим требованиям…
К северу от Кремля, милях в пяти, находится Кашенкин Луг, где расположен комплекс телевизионных станций, передающих все телевизионные программы на всю Россию.
На одной стороне улицы Академика Королева расположен центр Российского телевидения, а на другой – так называемым Международный телецентр. В трехстах метрах от них уходит и небо шпиль Останкинской телевизионной башни, самого высокого сооружения столицы. Отсюда ведутся передачи государственного ТВ, находящегося под ощутимым контролем правительства, а также двух независимых, или коммерческих, телекомпаний, передающих в целях своей окупаемости рекламу. Они делят между собой здание, занимая разные этажи.
Борис Кузнецов вышел из принадлежащего СПС «мерседеса» перед Телецентром. Он привез видеокассету с записью потрясающего митинга во Владимире, проведенного накануне Игорем Комаровым.
Смонтированный и отредактированный молодым талантливым режиссером Литвиновым, видеофильм демонстрировал полный триумф. Под крики бурно приветствовавшей его толпы Комаров разгромил бродячего проповедника, призывающего вернуться к Богу и царю, и с плохо скрытым сарказмом высказал сожаление по поводу пустой болтовни старого генерала.
– Люди вчерашнего дня питают вчерашние надежды, – гремел его голос над толпой сторонников, – но мы, мои друзья, вы и я, должны думать о завтрашнем дне, потому что завтра принадлежит нам.
На митинг собралось пять тысяч человек, но искусная камера Литвинова запечатлела их так, что казалось, будто их втрое больше. Несмотря на огромную стоимость эфирного времени, митинг собирались показать по коммерческому телеканалу, и его должны были увидеть пятьдесят миллионов российских граждан, то есть треть всего населения.
Кузнецова сразу же провели в кабинет продюсера, ответственного за составление программ крупной коммерческой телестудии, которого он считал личным другом и который, как ему было известно, являлся сторонником Игоря Комарова и СПС. Он положил кассету на стол перед Антоном Гуровым.
– Это было удивительно! – с восхищением произнес Кузнецов. – Я присутствовал. Тебе понравится. – Гуров крутил в руках авторучку. – А лично для тебя у меня есть новости и получше. Большой контракт, деньги сразу на бочку. Президент Комаров желает обращаться к народу каждый вечер, начиная с сегодняшнего дня до дня выборов. Подумай, Антон, такого выгодного коммерческого контракта у твоей станции никогда не было. И кредит тебе, а?
– Борис, я рад, что ты пришел сам. Боюсь, возникли затруднения.
– Надеюсь, не технические помехи? Разве ты не можешь с ними разобраться наконец?
– Нет, не совсем технические. Слушай, ты знаешь, я полностью поддерживаю президента Комарова, правильно?
Будучи ответственным за телепрограммы, Гуров прекрасно знал, как влияет телевидение, самое убедительное уникальное средство массовой информации в современном обществе, на гонки перед выборами.
Только Великобритания со своей Би-би-си пыталась беспристрастно освещать политические события, используя государственные телевизионные каналы. Во всех других странах Западной и Восточной Европы находящиеся у власти правительства использовали национальное телевидение для поддержки существующего режима в течение многих лет.
В России государственное телевидение передавало полностью все материалы предвыборной кампании исполняющего обязанности президента Ивана Маркова, только вскользь упоминая в сухом перечне новостей имена двух других кандидатов.
Этими другими кандидатами – мелочь отсеялась по дороге – являлись Геннадий Зюганов от неокоммунистической партии России и Игорь Комаров от Союза патриотических сил.
У первого явно возникли проблемы с финансированием кампании; на второго деньги, казалось, сыпались как из рога изобилия. С такими средствами Комаров мог бы купить рекламу в американском духе, оплатив часы телевизионного времени на двух коммерческих каналах. Купив это время, он мог не беспокоиться, что его выступления вырежут, изменят или подвергнут цензуре. Гуров долгое время с радостью вставлял в самые лучшие часы, «прайм-тайм», полнометражные фильмы с речами и митингами Комарова. Он был не дурак. И понимал, что если Комаров победит, то произойдет много увольнений в штате ТВ. Много «шишек» уйдет – Комаров позаботится об этом. А те, кто отдал свое сердце кому следует, будут получать новые должности и большие деньги.
Но теперь что-то произошло. Кузнецов в недоумении смотрел на Гурова.
– Дело в том, Борис, что произошла своего рода смена курса, на уровне правления. Ко мне это не имеет никакого отношения, как ты понимаешь. Я ведь всего лишь мальчик на побегушках. Это высоко надо мной, в стратосфере.
– Какая смена курса, Антон? О чем ты говоришь?
Гуров беспокойно поерзал, проклиная директора, переложившего на него это дело.
– Ты, вероятно, знаешь, Борис, что, как и все крупные организации, мы очень много задолжали банкам. Когда надо на кого-то нажать, они имеют массу возможностей. Они правят. Обычно они нас не трогают. Прибыли большие. Но сейчас… они… перекрывают кислород…
Кузнецов ужаснулся.
– Черт, Антон, сожалею! Это, должно быть, ужасно для тебя.
– Не только для меня, Борис.
– Но ведь если станция разорится, вылетит в трубу…
– Да, но, видишь ли, кажется, они заявили не совсем так. Станция выживет, но за определенную плату.
– Какую плату?
– Вот послушай, друг, я не имею к этому никакого отношения. Будь моя воля, я бы показывал Игоря Комарова двадцать четыре часа в сутки, но…
– Что «но»? Выкладывай.
– Ладно. Станция больше не будет транслировать митинги и речи господина Комарова. Таков приказ.
Кузнецов, покраснев от гнева, вскочил на ноги.
– Ты совсем тронулся?! Мы покупаем это время, не забывай! Мы платим! Это коммерческая станция. Вы не можете отказываться от денег.
– Очевидно, можем.
– Но это время было оплачено вперед!
– По-видимому, эти деньги возвратят.
– Я пойду к твоим соседям. Вы не единственный коммерческий канал в этом городе. Я всегда хорошо к тебе относился, Антон, но больше не буду.
– Борис, их хозяева – те же банки.
Кузнецов снова сел. У него дрожали колени.
– Что, черт побери, происходит?
– Все, что я могу сказать, Борис, – это то, что на кого-то нажали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139