Слишком неожиданно – и тогда нет времени для осознания, как он часто повторял своим ученикам. Когда он вышел, трое стояли на коленях в посыпанном гравием дворе с высокими стенами, куда никогда не заглядывало солнце.
Первым был дипломат. Он казался потрясенным, бормоча «нет, нет», когда почувствовал, как старший сержант приложил 9-миллиметровый пистолет Макарова к его затылку. Гришин кивнул, и солдат нажал на курок. Вспышка, струя крови, осколки кости – и Валерий Юрьевич Круглов упал лицом вниз на гравий.
Ученый, воспитанный как идейный атеист, молился, прося всемогущего Бога спасти его душу. Он, казалось, почти не замечал, что произошло в двух метрах от него, и упал лицом вниз, как и дипломат.
Полковник Петр Соломин был последним. Он смотрел в небо, возможно, видя в последний раз леса и воды, богатые дичью и рыбой, его родной земли. Когда он почувствовал прикосновение холодной стали к затылку, он выставил назад левую руку в сторону Гришина, стоявшего у стены. Средний палец твердо указывал вверх.
«Огонь!» – крикнул Гришин, и все было кончено. Он распорядился похоронить их этой же ночью в безымянных могилах в подмосковном лесу. У семей никогда не будет места, куда они могли бы положить цветы.
Полковник Гришин подошел к телу сибиряка, наклонился над ним на несколько секунд и, выпрямившись, ушел прочь.
Когда он вернулся в свой кабинет, чтобы составить отчет, на телефоне мигал красный огонек. Звонил его коллега, с которым он был знаком, из следовательской группы Второго главного управления.
– Думаю, мы заканчиваем с четвертым, – сказал знакомый. – Список ограничивается двоими. Оба полковники, оба в контрразведке, оба в Восточном Берлине. Мы следим за ними. Рано или поздно нам повезет. Когда мы поймаем его, хотите, чтобы вам сообщили? Хотите присутствовать при аресте?
– Дайте мне двенадцать часов, ~ сказал Гришин, – всего двенадцать часов, и я буду там. Этот мне нужен; с этим личные счеты.
И следователь, и специалист по допросам знали, что закаленного офицера контрразведки труднее всего расколоть. После нескольких лет в управлении "К" он знает, как распознать контрразведку, когда она работает против него. Уж он не оставит невидимые чернила в свернутых носках, не купит квартиру на шальные деньги.
Раньше все было просто. Если человека подозревали, его арестовывали и «поджаривали» до тех пор, пока не получали признание или доказательство ошибки. К 1990 году власти настояли на доказательстве виновности или по крайней мере на серьезных уликах, прежде чем прибегнуть к допросу третьей степени. «Лайсандер» улик не оставит; его надо схватить на месте преступления. Для этого требуются осторожность и время.
Более того, Берлин – открытый город. Восточная зона практически оставалась советским сектором. Но Стена рухнула. Если спугнуть, виновный может легко сбежать – быстро промчаться по улицам к яркому свету Западного Берлина и спасению. Тогда будет слишком поздно.
Глава 10
Состав рабочего комитета ограничивался пятью членами. В него входили председатель геополитической группы, председатель стратегического комитета и председатель экономической группы. Плюс Сол Натансон – по его личной просьбе – и Найджел Ирвин. В основном председательствовал Ирвин, а остальные задавали вопросы.
– Давайте с самого начала выясним одну вещь, – начал Ральф Брук из экономического комитета. – Вы рассматриваете вопрос об убийстве этого Комарова?
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что такие убийства редко удаются, а в данном случае, даже если оно совершится, это проблему не решит.
– Почему этого нельзя сделать, Найджел?
– Я не сказал «нельзя». Просто чрезвычайно трудно. Этого человека исключительно хорошо охраняют. Его личный телохранитель и командир охраны не дурак.
– Но даже если это получится, это не поможет?
– Нет. Из него сделают мученика. Другой займет его место и уничтожит страну. Вероятно, будет осуществлять ту же программу – наследие погибшего лидера.
– Тогда что же?
– Все действующие политики подвержены дестабилизации. Американская идея, по-моему.
На нескольких лицах промелькнули грустные улыбки. В свое время государственный департамент и ЦРУ пытались дестабилизировать нескольких левых лидеров других стран.
– Что для этого потребуется?
– Финансы.
– Нет проблемы, – сказал Соя Натансон. – Назовите сколько.
– Благодарю вас. Потом.
– И?…
– Некоторая техническая поддержка. В основном это можно купить. И человек.
– Что за человек?
– Человек, который поедет в Россию, чтобы сделать определенную работу. Очень хороший человек.
– Это ваша область. Если – и я говорю «если» в порядке обсуждения – Комарова можно дискредитировать, он потеряет народную поддержку. И что тогда, Найджел?
– Честно говоря, – ответил Ирвин, – в этом вся проблема. Комаров не просто шарлатан. Он обладает ловкостью, страстностью и харизмой. Он понимает и импонирует инстинктам русского народа. Он – икона.
– Он… что?
– Икона. Не религиозная картина, а символ. Он занимает нишу. Все нации нуждаются в чем-то, в какой-то личности или символе, в который они могли бы верить, который дал бы отчаявшимся массам людей чувство самосознания и отсюда – единства. Без объединяющего символа люди вовлекаются в межнациональные войны. Россия огромна, в ней много различных этнических групп. Коммунизм при всей своей жестокости обеспечивал единство. Единство по принуждению. Точно так же, как в Югославии. Мы видели, что произошло, когда отменили единство по принуждению. Для достижения единства по доброй воле необходим символ. У вас есть ваш государственный флаг, ваша слава, у нас – наша монархия. В настоящее время Игорь Комаров – их икона, и только нам известно, насколько она порочна и фальшива.
– И какова его стратегия?
– Как все демагоги, он будет играть на надеждах людей, их чаяниях, любви и ненависти, но главным образом на их страхе. Так он завоюет их сердца. Затем он сможет использовать свою власть для создания машины, которая осуществит цели «Черного манифеста».
– Но если его уничтожить? Возврат к хаосу? Даже к гражданской войне?
– Вероятно. Если только не ввести в это уравнение еще одну, более привлекательную, икону. Достойную преданности русских людей.
– Такого человека нет, И никогда не было.
– О, такой был, – возразил Найджел Ирвин. – Когда-то давно. Он назывался царем Всея Руси.
Лэнгли, сентябрь 1990 года
Полковник Туркин, агент «Лайсандер», прислал срочное сообщение лично Джейсону Монку. Картинка на открытке изображала открытую террасу «Опера-кафе» в Восточном Берлине. Сообщение было коротким и невинным: «Надеюсь на новую встречу, с наилучшими пожеланиями, Хосе Мария». Открытка пришла в особый почтовый ящик ЦРУ в Бонне, а штамп указывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Первым был дипломат. Он казался потрясенным, бормоча «нет, нет», когда почувствовал, как старший сержант приложил 9-миллиметровый пистолет Макарова к его затылку. Гришин кивнул, и солдат нажал на курок. Вспышка, струя крови, осколки кости – и Валерий Юрьевич Круглов упал лицом вниз на гравий.
Ученый, воспитанный как идейный атеист, молился, прося всемогущего Бога спасти его душу. Он, казалось, почти не замечал, что произошло в двух метрах от него, и упал лицом вниз, как и дипломат.
Полковник Петр Соломин был последним. Он смотрел в небо, возможно, видя в последний раз леса и воды, богатые дичью и рыбой, его родной земли. Когда он почувствовал прикосновение холодной стали к затылку, он выставил назад левую руку в сторону Гришина, стоявшего у стены. Средний палец твердо указывал вверх.
«Огонь!» – крикнул Гришин, и все было кончено. Он распорядился похоронить их этой же ночью в безымянных могилах в подмосковном лесу. У семей никогда не будет места, куда они могли бы положить цветы.
Полковник Гришин подошел к телу сибиряка, наклонился над ним на несколько секунд и, выпрямившись, ушел прочь.
Когда он вернулся в свой кабинет, чтобы составить отчет, на телефоне мигал красный огонек. Звонил его коллега, с которым он был знаком, из следовательской группы Второго главного управления.
– Думаю, мы заканчиваем с четвертым, – сказал знакомый. – Список ограничивается двоими. Оба полковники, оба в контрразведке, оба в Восточном Берлине. Мы следим за ними. Рано или поздно нам повезет. Когда мы поймаем его, хотите, чтобы вам сообщили? Хотите присутствовать при аресте?
– Дайте мне двенадцать часов, ~ сказал Гришин, – всего двенадцать часов, и я буду там. Этот мне нужен; с этим личные счеты.
И следователь, и специалист по допросам знали, что закаленного офицера контрразведки труднее всего расколоть. После нескольких лет в управлении "К" он знает, как распознать контрразведку, когда она работает против него. Уж он не оставит невидимые чернила в свернутых носках, не купит квартиру на шальные деньги.
Раньше все было просто. Если человека подозревали, его арестовывали и «поджаривали» до тех пор, пока не получали признание или доказательство ошибки. К 1990 году власти настояли на доказательстве виновности или по крайней мере на серьезных уликах, прежде чем прибегнуть к допросу третьей степени. «Лайсандер» улик не оставит; его надо схватить на месте преступления. Для этого требуются осторожность и время.
Более того, Берлин – открытый город. Восточная зона практически оставалась советским сектором. Но Стена рухнула. Если спугнуть, виновный может легко сбежать – быстро промчаться по улицам к яркому свету Западного Берлина и спасению. Тогда будет слишком поздно.
Глава 10
Состав рабочего комитета ограничивался пятью членами. В него входили председатель геополитической группы, председатель стратегического комитета и председатель экономической группы. Плюс Сол Натансон – по его личной просьбе – и Найджел Ирвин. В основном председательствовал Ирвин, а остальные задавали вопросы.
– Давайте с самого начала выясним одну вещь, – начал Ральф Брук из экономического комитета. – Вы рассматриваете вопрос об убийстве этого Комарова?
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что такие убийства редко удаются, а в данном случае, даже если оно совершится, это проблему не решит.
– Почему этого нельзя сделать, Найджел?
– Я не сказал «нельзя». Просто чрезвычайно трудно. Этого человека исключительно хорошо охраняют. Его личный телохранитель и командир охраны не дурак.
– Но даже если это получится, это не поможет?
– Нет. Из него сделают мученика. Другой займет его место и уничтожит страну. Вероятно, будет осуществлять ту же программу – наследие погибшего лидера.
– Тогда что же?
– Все действующие политики подвержены дестабилизации. Американская идея, по-моему.
На нескольких лицах промелькнули грустные улыбки. В свое время государственный департамент и ЦРУ пытались дестабилизировать нескольких левых лидеров других стран.
– Что для этого потребуется?
– Финансы.
– Нет проблемы, – сказал Соя Натансон. – Назовите сколько.
– Благодарю вас. Потом.
– И?…
– Некоторая техническая поддержка. В основном это можно купить. И человек.
– Что за человек?
– Человек, который поедет в Россию, чтобы сделать определенную работу. Очень хороший человек.
– Это ваша область. Если – и я говорю «если» в порядке обсуждения – Комарова можно дискредитировать, он потеряет народную поддержку. И что тогда, Найджел?
– Честно говоря, – ответил Ирвин, – в этом вся проблема. Комаров не просто шарлатан. Он обладает ловкостью, страстностью и харизмой. Он понимает и импонирует инстинктам русского народа. Он – икона.
– Он… что?
– Икона. Не религиозная картина, а символ. Он занимает нишу. Все нации нуждаются в чем-то, в какой-то личности или символе, в который они могли бы верить, который дал бы отчаявшимся массам людей чувство самосознания и отсюда – единства. Без объединяющего символа люди вовлекаются в межнациональные войны. Россия огромна, в ней много различных этнических групп. Коммунизм при всей своей жестокости обеспечивал единство. Единство по принуждению. Точно так же, как в Югославии. Мы видели, что произошло, когда отменили единство по принуждению. Для достижения единства по доброй воле необходим символ. У вас есть ваш государственный флаг, ваша слава, у нас – наша монархия. В настоящее время Игорь Комаров – их икона, и только нам известно, насколько она порочна и фальшива.
– И какова его стратегия?
– Как все демагоги, он будет играть на надеждах людей, их чаяниях, любви и ненависти, но главным образом на их страхе. Так он завоюет их сердца. Затем он сможет использовать свою власть для создания машины, которая осуществит цели «Черного манифеста».
– Но если его уничтожить? Возврат к хаосу? Даже к гражданской войне?
– Вероятно. Если только не ввести в это уравнение еще одну, более привлекательную, икону. Достойную преданности русских людей.
– Такого человека нет, И никогда не было.
– О, такой был, – возразил Найджел Ирвин. – Когда-то давно. Он назывался царем Всея Руси.
Лэнгли, сентябрь 1990 года
Полковник Туркин, агент «Лайсандер», прислал срочное сообщение лично Джейсону Монку. Картинка на открытке изображала открытую террасу «Опера-кафе» в Восточном Берлине. Сообщение было коротким и невинным: «Надеюсь на новую встречу, с наилучшими пожеланиями, Хосе Мария». Открытка пришла в особый почтовый ящик ЦРУ в Бонне, а штамп указывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139