А вы – русский патриот, отец Максим?
– Я с нетерпением жду того дня, когда мы сможем очистить Россию от этого мусора и отбросов, как провозглашает господин Комаров. Эта иностранная грязь… Вот почему я всем сердцем поддерживаю господина Комарова.
– Отлично, отец. Поверьте мне, вы один из тех, на кого должна рассчитывать Россия-матушка. Думаю, вас ждет большое будущее. Еще только один вопрос. Этот иностранец… вы не знаете, откуда он приехал?
Свеча почти догорела. В нескольких метрах слева от них теперь стояли двое верующих, смотревших на святые лики и молившихся.
– Нет. Но хотя он ушел пешком, охранник-казак сказал мне потом, что он приехал на такси. Центральная городская служба, серые машины.
Священник в полночь едет в Чистый переулок. Это должно регистрироваться. И место посадки. Полковник Гришин сжал обтянутое рясой плечо так, что почувствовал, как пальцы впиваются в мягкую плоть, заставляя священника вздрогнуть. Он повернул отца Климовского лицом к себе.
– А теперь слушайте, батюшка. Вы хорошо поступили и в свое время будете вознаграждены. Но нужно еще кое-что, понимаете? – Отец Климовский кивнул. – Я хочу, чтобы вы записывали все, что происходит в этом доме. Кто приходит, кто уходит. Особенно духовные лица высокого ранга или иностранцы. Когда что-то узнаете, звоните мне. Просто говорите: «Звонит Максим», – и называйте время. Это все. Встречи будут здесь, в назначенное время. Если вы мне будете нужны, я пришлю вам письмо с курьером. Открытку и на ней время. Если случится так, что вы не сможете уйти, не вызывая подозрений, просто звоните и указывайте другое время. Вы меня поняли?
– Да. Сделаю для вас что могу.
– Уверен, что сделаете. Я предвижу день, когда у нас будет новый епископ в этой стране. А теперь вам лучше уйти. Я выйду позднее.
Полковник Гришин не отводил глаза от образов, вызывавших у него презрение, и думал о только что услышанном. В том, что «Черный манифест» возвратился в Россию, он не сомневался. Этот дурак в рясе не понимал, о чем говорит, но переданные им слова были, безусловно, точными.
Итак, кто-то вернулся после нескольких месяцев молчания и потихоньку встречается с людьми, показывая им документ, но не оставляя никому ни одного экземпляра. Разумеется, чтобы плодить врагов. Чтобы влиять на события.
Кто бы он ни был, он просчитался с первосвятителем. У Церкви нет власти. Гришин с удовольствием вспомнил сталинскую усмешку: сколько у папы дивизий? Но этот «кто-то» тем не менее мог создать неприятности.
Раз этот человек не отдал манифеста, можно было предположить, что у него только один или два экземпляра документа. Задача выглядела предельно ясной – найти его и уничтожить, так уничтожить, чтобы и следа не осталось от иностранца и его документа.
Гришин не мог и надеяться, что дело так обернется и задача будет простой.
Относительно нового информатора он не испытывал сомнений. Годы работы в контрразведке научили его понимать и оценивать доносчиков. Он знал, что священник – трус, способный, чтобы выслужиться, продать мать родную. Гришин заметил, как жадно заблестели у него глаза при упоминании о епархии.
И еще, думал он, удаляясь от икон и проходя между двумя мужчинами, которых он оставил у дверей, ему обязательно следует поискать среди молодых боевиков красивого друга для предателя-священника.
Четыре человека в черных вязаных масках произвели налет быстро и профессионально. Когда он закончился, директор центрального городского таксопарка подумал, что сообщать в милицию не стоит. При царящем в Москве беззаконии даже самый лучший следователь ничего не мог бы сделать, чтобы найти налетчиков, да и не стал бы серьезно пытаться это делать. Заявление, что ничего не украдено и никто не пострадал, вызовет целый поток бумаг, которые придется заполнять, и он потеряет несколько дней на оформление заявлений, которые останутся пылиться в шкафах.
Четверо просто вошли в контору на первом этаже, заперли дверь, опустили жалюзи и потребовали управляющего. Поскольку у всех было оружие, никто не спорил, считая, что это налет с целью грабежа. Но нет, все, что они потребовали, приставив пистолет к лицу управляющего, – это наряды за три предыдущие ночи.
Главный из них просматривал бумаги, пока не дошел до записи, заинтересовавшей его. Управляющий не мог видеть страницы, потому что он в это время стоял на коленях лицом в угол; запись же касалась места посадки и высадки пассажира около полуночи.
– Кто водитель номер пятьдесят два? – грубо спросил главарь.
– Не знаю, – жалобно произнес управляющий. За это его наградили ударом пистолета по голове. – Это в списках сотрудников! – выкрикнул он.
Они заставили его достать список. Водителем номер пятьдесят два оказался Василий. Там же указывался адрес – на окраине города.
Пригрозив управляющему, что если у него хоть на секунду мелькнет мысль позвонить и предупредить Василия, то он быстренько переместится отсюда в длинный деревянный ящик, главарь оторвал клочок от наряда, и они ушли.
Управляющий осторожно ощупал голову, принял аспирин и подумал о Василии. Если этот дурак оказался настолько глуп, чтобы обмануть таких людей, то он заслужил этих гостей. Явно водитель недодал сдачу кому-то очень вспыльчивому или нагрубил его подружке. Это Москва, 1999 год, подумал он: вы выживете, если не причините неприятностей людям с оружием. Управляющий хотел выжить. Он открыл контору и вернулся к работе.
Василий завтракал поздно; он ел колбасу с черным хлебом. когда в дверь позвонили. Через несколько секунд вошла его жена с побелевшим лицом, а за ней – двое мужчин. Оба в черных масках и с оружием. У Василия отвисла челюсть и изо рта вывалился кусок колбасы.
– Слушайте, я бедный человек, у меня нет… – начал он.
– Заткнись! – сказал один из вошедших, в то время как другой грубо толкнул его дрожащую жену на стул. Василию сунули в лицо оторванный клочок бумаги.
– Ты водитель номер пятьдесят два центрального таксопарка? – спросил первый.
– Да, но честно, ребята…
Палец в черной перчатке ткнул в строчку наряда.
– Две ночи назад, поездка в Чистый переулок. Около полуночи. Кто это был?
– Откуда я могу знать?
– Не умничай, приятель, или я вышибу тебе мозги. Подумай.
Василий подумал. Ничего не приходило на ум.
– Священник, – подсказал спрашивающий.
Вот что! В голове просветлело.
– Правильно, теперь я вспомнил. Чистый переулок, маленькая улочка. Мне пришлось сверяться по карте. Должен был подождать минут десять, пока его впустили. Потом он рассчитался, и я уехал.
– Опиши.
– Среднего роста, среднего телосложения. Около пятидесяти лет. Священники, понимаете, они все на одно лицо. Нет, минутку, он был без бороды.
– Иностранец?
– Не думаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
– Я с нетерпением жду того дня, когда мы сможем очистить Россию от этого мусора и отбросов, как провозглашает господин Комаров. Эта иностранная грязь… Вот почему я всем сердцем поддерживаю господина Комарова.
– Отлично, отец. Поверьте мне, вы один из тех, на кого должна рассчитывать Россия-матушка. Думаю, вас ждет большое будущее. Еще только один вопрос. Этот иностранец… вы не знаете, откуда он приехал?
Свеча почти догорела. В нескольких метрах слева от них теперь стояли двое верующих, смотревших на святые лики и молившихся.
– Нет. Но хотя он ушел пешком, охранник-казак сказал мне потом, что он приехал на такси. Центральная городская служба, серые машины.
Священник в полночь едет в Чистый переулок. Это должно регистрироваться. И место посадки. Полковник Гришин сжал обтянутое рясой плечо так, что почувствовал, как пальцы впиваются в мягкую плоть, заставляя священника вздрогнуть. Он повернул отца Климовского лицом к себе.
– А теперь слушайте, батюшка. Вы хорошо поступили и в свое время будете вознаграждены. Но нужно еще кое-что, понимаете? – Отец Климовский кивнул. – Я хочу, чтобы вы записывали все, что происходит в этом доме. Кто приходит, кто уходит. Особенно духовные лица высокого ранга или иностранцы. Когда что-то узнаете, звоните мне. Просто говорите: «Звонит Максим», – и называйте время. Это все. Встречи будут здесь, в назначенное время. Если вы мне будете нужны, я пришлю вам письмо с курьером. Открытку и на ней время. Если случится так, что вы не сможете уйти, не вызывая подозрений, просто звоните и указывайте другое время. Вы меня поняли?
– Да. Сделаю для вас что могу.
– Уверен, что сделаете. Я предвижу день, когда у нас будет новый епископ в этой стране. А теперь вам лучше уйти. Я выйду позднее.
Полковник Гришин не отводил глаза от образов, вызывавших у него презрение, и думал о только что услышанном. В том, что «Черный манифест» возвратился в Россию, он не сомневался. Этот дурак в рясе не понимал, о чем говорит, но переданные им слова были, безусловно, точными.
Итак, кто-то вернулся после нескольких месяцев молчания и потихоньку встречается с людьми, показывая им документ, но не оставляя никому ни одного экземпляра. Разумеется, чтобы плодить врагов. Чтобы влиять на события.
Кто бы он ни был, он просчитался с первосвятителем. У Церкви нет власти. Гришин с удовольствием вспомнил сталинскую усмешку: сколько у папы дивизий? Но этот «кто-то» тем не менее мог создать неприятности.
Раз этот человек не отдал манифеста, можно было предположить, что у него только один или два экземпляра документа. Задача выглядела предельно ясной – найти его и уничтожить, так уничтожить, чтобы и следа не осталось от иностранца и его документа.
Гришин не мог и надеяться, что дело так обернется и задача будет простой.
Относительно нового информатора он не испытывал сомнений. Годы работы в контрразведке научили его понимать и оценивать доносчиков. Он знал, что священник – трус, способный, чтобы выслужиться, продать мать родную. Гришин заметил, как жадно заблестели у него глаза при упоминании о епархии.
И еще, думал он, удаляясь от икон и проходя между двумя мужчинами, которых он оставил у дверей, ему обязательно следует поискать среди молодых боевиков красивого друга для предателя-священника.
Четыре человека в черных вязаных масках произвели налет быстро и профессионально. Когда он закончился, директор центрального городского таксопарка подумал, что сообщать в милицию не стоит. При царящем в Москве беззаконии даже самый лучший следователь ничего не мог бы сделать, чтобы найти налетчиков, да и не стал бы серьезно пытаться это делать. Заявление, что ничего не украдено и никто не пострадал, вызовет целый поток бумаг, которые придется заполнять, и он потеряет несколько дней на оформление заявлений, которые останутся пылиться в шкафах.
Четверо просто вошли в контору на первом этаже, заперли дверь, опустили жалюзи и потребовали управляющего. Поскольку у всех было оружие, никто не спорил, считая, что это налет с целью грабежа. Но нет, все, что они потребовали, приставив пистолет к лицу управляющего, – это наряды за три предыдущие ночи.
Главный из них просматривал бумаги, пока не дошел до записи, заинтересовавшей его. Управляющий не мог видеть страницы, потому что он в это время стоял на коленях лицом в угол; запись же касалась места посадки и высадки пассажира около полуночи.
– Кто водитель номер пятьдесят два? – грубо спросил главарь.
– Не знаю, – жалобно произнес управляющий. За это его наградили ударом пистолета по голове. – Это в списках сотрудников! – выкрикнул он.
Они заставили его достать список. Водителем номер пятьдесят два оказался Василий. Там же указывался адрес – на окраине города.
Пригрозив управляющему, что если у него хоть на секунду мелькнет мысль позвонить и предупредить Василия, то он быстренько переместится отсюда в длинный деревянный ящик, главарь оторвал клочок от наряда, и они ушли.
Управляющий осторожно ощупал голову, принял аспирин и подумал о Василии. Если этот дурак оказался настолько глуп, чтобы обмануть таких людей, то он заслужил этих гостей. Явно водитель недодал сдачу кому-то очень вспыльчивому или нагрубил его подружке. Это Москва, 1999 год, подумал он: вы выживете, если не причините неприятностей людям с оружием. Управляющий хотел выжить. Он открыл контору и вернулся к работе.
Василий завтракал поздно; он ел колбасу с черным хлебом. когда в дверь позвонили. Через несколько секунд вошла его жена с побелевшим лицом, а за ней – двое мужчин. Оба в черных масках и с оружием. У Василия отвисла челюсть и изо рта вывалился кусок колбасы.
– Слушайте, я бедный человек, у меня нет… – начал он.
– Заткнись! – сказал один из вошедших, в то время как другой грубо толкнул его дрожащую жену на стул. Василию сунули в лицо оторванный клочок бумаги.
– Ты водитель номер пятьдесят два центрального таксопарка? – спросил первый.
– Да, но честно, ребята…
Палец в черной перчатке ткнул в строчку наряда.
– Две ночи назад, поездка в Чистый переулок. Около полуночи. Кто это был?
– Откуда я могу знать?
– Не умничай, приятель, или я вышибу тебе мозги. Подумай.
Василий подумал. Ничего не приходило на ум.
– Священник, – подсказал спрашивающий.
Вот что! В голове просветлело.
– Правильно, теперь я вспомнил. Чистый переулок, маленькая улочка. Мне пришлось сверяться по карте. Должен был подождать минут десять, пока его впустили. Потом он рассчитался, и я уехал.
– Опиши.
– Среднего роста, среднего телосложения. Около пятидесяти лет. Священники, понимаете, они все на одно лицо. Нет, минутку, он был без бороды.
– Иностранец?
– Не думаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139