– Что произошло после Берлина? – спросил сэр Найджел Ирвин.
Некоторые посетители, забрав свои кредитные карточки, уходили, чтобы вернуться на работу или к отдыху. Англичанин взял бутылку «Бейшевеля» и, увидев, что она пуста, жестом попросил официанта принести еще.
– Пытаешься напоить меня, Найджел? – с хитрой улыбкой спросил Джордан.
– Вот еще. Боюсь, мы оба достаточно стары и некрасивы, чтобы пить как джентльмены.
– Полагаю, что так. В любом случае сейчас мне не часто предлагают «Шато Бейшевель».
Официант принес новую бутылку, получил одобрение сэра Найджела, откупорил ее и разлил вино по бокалам.
– Итак, за что будем пить? – спросил Джордан. – За Большую игру? А может быть, за Большую ошибку? – с горечью добавил он.
– Нет, за старые времена. И за чистоту. Вот о чем, думаю, я больше всего сожалею, чего нет у нашей молодежи. Абсолютной моральной чистоты.
– За это я выпью. Итак, Берлин… Ну, Монк вернулся разъяренный, как горный лев, которому задницу прижгли. Меня там, конечно, не было, но я все еще поддерживал связь с такими ребятами, как Милт Беарден. Я хочу сказать, это было давно. Итак, я имел представление о том, что произошло. Монк ходил по всему зданию и всем, кто хотел его слушать, рассказывал, что в советском отделе, в самом его центре, завелся высокопоставленный «крот». Естественно, этого никто не желал слушать. «В письменном виде», – сказали они. Он так и сделал. От его бумаги прямо волосы вставали дыбом. Он почти всех обвинял в полнейшей некомпетентности. Милту Беардену в конце концов удалось выпихнуть Эймса из своего советского отдела. Но этот тип присосался как пиявка. В это время директор сформировал новый Центр контрразведки. В него вошла аналитическая группа из отделения СССР. Центру требовался сотрудник, имеющий опыт работы в оперативном управлении. Малгрю предложил Эймса, и с Божьей помощью тот получил назначение. Можешь догадаться, к кому обратился Монк со своими жалобами? К Олдричу Эймсу.
– Это, должно быть, слегка потрясло систему, – заметил Ирвин.
– Говорят, дьявол бережет себе подобных, Найджел. С точки зрения Эймса, ему очень повезло, что он имел дело с Монком. Он мог выбросить его доклад и сделал это. И даже пошел дальше. Он обвинил Монка в распространении безосновательной паники. Этим все и объясняется, сказал он. Результатом было внутреннее расследование. Но не в отношении существования «крота», а в отношении Монка.
– Вроде трибунала?
Кэри Джордан с горечью кивнул:
– Да, думаю, что так. Я бы заступился за Джейсона, но в то время я сам был в немилости. Во всяком случае, председательствовал Кен Малгрю. Кончилось тем, что они решили, будто Монк придумал эту встречу в Берлине, желая поддержать свою пошатнувшуюся репутацию.
– Мило с их стороны.
– Очень мило. К. тому времени в оперативном управлении сидели от стены до стены бюрократы, за исключением нескольких старых вояк, дослуживающих последние дни. После сорока лет мы наконец победили в «холодной войне»; советская империя разваливалась на куски. Пришло время расплаты, а все кончилось перебранкой и перекладыванием бумаг.
– А Монк, что произошло с ним?
– Они чуть не выгнали его. Вместо этого затолкали его вниз. Засунули в какую-то щель в архивах или где-то еще. Выезд нежелателен. Ему следовало уволиться, получить пенсию и исчезнуть. Но он всегда отличался упрямством. Он выстоял, убежденный, что наступит день, когда будет доказано, что он прав. Он сидел и гнил на этой работе три долгих года. В конце концов так оно и произошло.
– Он оказался прав?
– Конечно. Но слишком поздно.

Москва, январь 1991 года
Полковник Анатолий Гришин в ярости вышел из комнаты допросов и ушел в свой кабинет.
Комиссия, проводившая допрос, считала, что они получили все. «Комитет Монаха» больше не соберется на совещания. Все записано на пленке, вся история, начиная с маленького мальчика, заболевшего в Найроби в 1983 году, и кончая арестом в «Опера-кафе» в сентябре прошлого года.
Каким– то образом люди из Первого главного управления знали, что Монк впал в немилость у своих коллег, разжалован, сломлен. Это могло означать только одно: у него больше нет агентов. Их всего было четверо, но какая четверка! Сейчас в живых оставался один, но и то ненадолго, в этом Гришин был уверен.
Таким образом, «Комитет Монаха» прекратил свое существование, был распущен. Он сделал свое дело. Можно было бы торжествовать. Но то, что выяснилось на последнем заседании, привело Гришина в ярость. Сто метров. Сто несчастных метров…
Доклад группы наблюдателей не вызывал сомнений. В свой последний день на свободе Николай Туркин не входил в контакт с вражескими агентами. Он провел день в здании штаб-квартиры, поужинал в столовой, затем неожиданно вышел, за ним пошли наблюдатели до большого кафе, где он заказал кофе и где ему почистили ботинки.
Проговорился Туркин. Двое наблюдателей напротив кафе видели, как чистильщик закончил свою работу и побрел прочь. Через несколько секунд машины КГБ с Гришиным, сидящим рядом с водителем в одной из них, выехали из-за угла. В этот момент он находился всего в сотне метров от самого Джейсона Монка на советской территории.
Каждая пара глаз в комнате допросов была устремлена на него. Он руководил захватом, казалось, говорили эти глаза, и он упустил самую крупную добычу.
Конечно, будут муки боли. Не как средство убеждения, а как наказание. В этом он поклялся. Но ему помешали. Генерал Бояров лично сказал ему, что председатель КГБ требует немедленной казни, опасаясь, что в это непредсказуемое время ее могут не разрешить. Он отвезет распоряжение сегодня на подпись президенту, и казнь должна свершиться на следующее утро.
А времена действительно менялись с непонятной быстротой. Со всех сторон его служба подвергалась нападкам подонков новой свободной прессы, подонков, с которыми он знал как обращаться.
Тогда он еще не знал, что в августе его собственный председатель, генерал Крючков, возглавит переворот против Горбачева, закончившийся неудачей, и Горбачев отомстит, разбив КГБ на несколько кусков; и что сам Советский Союз окончательно развалится в декабре.
В то время, когда Гришин в этот январский день сидел, погруженный в мрачные раздумья, в своем кабинете, генерал Крючков положил распоряжение о казни бывшего полковника КГБ Туркина на стол президента. Горбачев взял ручку, застыл на минуту и положил ее на стол.
В августе предыдущего года Саддам Хусейн оккупировал Кувейт. Теперь американские реактивные самолеты бомбили Ирак, уничтожая все живое. Наземное вторжение было неминуемо. Многие известные государственные деятели стремились предотвратить войну и предлагали себя в качестве международных миротворцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139