Затем его глаза сузились и он стал читать медленнее.
Монк знал, до какого места он дошел. Он мог представить эти мессианские фразы, которые он прочел, сидя у сверкающих вод Саподилла-Бей.
«Полное и окончательное истребление до последнего чеченца… с лица земли русской… уничтожение этих людей-крыс, так чтобы они не смогли никогда подняться… сократить их территорию до размеров горного пастбища… не оставить и камня на камне… навеки… пусть живущие вокруг них осетины, дагестанцы и ингуши смотрят и учатся тому, как должно уважать и бояться их новых русских хозяев…»
Гунаев прочитал до конца и отложил манифест в сторону.
– Это пытались сделать и раньше, – сказал он. – Цари пытались, Сталин пытался, Ельцин пытался. Мечами, пулеметами, ракетами. А как насчет гамма-излучений, чумы, нервно-паралитических газов? Наука уничтожения стала более современной.
Гунаев встал, сняв пиджак, повесил его на спинку стула и подошел к панорамному окну с видом на московские крыши.
– Вы хотите, чтобы его уничтожили? Убрали? – спросил он.
– Нет.
– Почему нет? Это можно сделать.
– Не поможет.
– Обычно помогает.
Монк объяснил. Нация, уже погруженная в хаос, полетит в бездну, вероятно, гражданской войны. Или второй Комаров, возможно, его нынешняя правая рука, Гришин, придет к власти на волне возмущения.
– Они – две стороны одной монеты, – сказал он. – Один думает и говорит, второй действует. Убей одного – и его заменит другой. Уничтожение вашего народа будет продолжаться.
Гунаев отошел от окна. Он наклонился к Монку, его лицо окаменело.
– Что вы хотите от меня, американец? Вы являетесь сюда как незнакомый человек, когда-то спасший мне жизнь. Затем вы показываете мне эту мерзость. Да, я ваш должник. Но какое отношение это имеет ко мне?
– Никакого, если вы не решите иначе. Вы владеете многим, Умар Гунаев. Вы владеете огромным богатством, неограниченной властью, даже властью над жизнью и смертью любого человека. Вы властны отойти в сторону, и пусть случится то, что случится. – А почему я не должен отойти?
– Потому что когда-то жил мальчик. Маленький оборванный мальчик, росший в бедной деревне на Северном Кавказе, окруженный семьей, друзьями и соседями, которые устроили складчину, чтобы послать его в университет, в Москву, чтобы он стал великим человеком. Вопрос таков: не умер ли мальчик где-нибудь по пути, не превратился ли в автомат, которым движет только богатство? Или мальчик все еще не забыл свой народ?
– Вы и отвечайте.
– Нет. Это ваш выбор.
– А какой выбор у вас, американец?
– Намного проще. Я могу выйти отсюда, взять такси до Шереметьево и улететь домой. Там тепло, уютно, безопасно. Я могу сказать им: не беспокойтесь, это не имеет значения, больше никому ни до чего нет дела, все куплено и оплачено. Пусть будет ночь.
Чеченец сел. Перед ним проходило его далекое прошлое. Наконец он произнес:
– Вы думаете, что сможете остановить его?
– Есть шанс.
– А что потом?
Монк объяснил, что имели в виду сэр Найджел и его коллеги.
– Вы с ума сошли! – отрезал Гунаев.
– Может быть. Что еще ожидает вас? Комаров и геноцид, устроенный его зверьем, хаос и гражданская война, или то и другое.
– А если я соглашусь помочь, то что вам нужно?
– Спрятаться. Но остаться видимым. Двигаться, но не быть узнанным. Встречаться с людьми, повидаться с которыми я приехал.
– Вы полагаете, Комаров узнает, что вы здесь?
– Очень скоро. В этом городе миллионы доносчиков. Вы это знаете. Сами используете многих. Все покупается. Этот человек не глуп.
– Он может купить все органы государства. Даже я никогда не смогу купить все государство.
– Как вы читали, Комаров обещал своим партнерам и финансовым спонсорам – долгоруковской мафии весь мир со всем содержимым. Скоро они и станут государством. Что произойдет с вами?
– Хорошо. Я могу спрятать вас. Хотя не могу сказать, на сколько. Внутри нашей общины никто не найдет вас, пока я не скажу. Но здесь вы жить не можете. Слишком заметно. У меня много безопасных мест. Вы будете переходить из одного в другое.
– Надежные дома – это прекрасно, – сказал Монк. – Чтобы в них спать. Но чтобы передвигаться, мне нужны документы. Безупречно подделанные.
Гунаев покачал головой:
– Мы не подделываем документы. Мы покупаем настоящие.
– Я забыл. За деньги можно все.
– Что еще вам нужно?
– Для начала – это.
Монк написал несколько строк на листке бумаги и протянул Гунаеву. Тот быстро просмотрел список. Ничто не представляло трудности. Он дошел до последней записи.
– А это еще вам зачем?
Монк объяснил.
– Знаете, мне принадлежит половина «Метрополя», – вздохнул Гунаев.
– Я попытаюсь использовать другую половину.
Чеченец не оценил шутку.
– Сколько времени Гришин не будет знать, что вы в городе?
– Это зависит от многих причин. Около двух дней, может быть. трех. Когда я начну передвигаться по городу, останутся какие-то следы. Люди заговорят.
– Ладно. Даю вам четырех человек. Они будут подстраховывать вас, перевозить с места на место. Одного из них вы уже встречали. Сидел в «БМВ» впереди, Магомед. Он надежный. Давайте ему время от времени список того, что вам нужно. Все доставят. Но я все равно думаю, что вы сумасшедший.
Около полуночи Монк вернулся в свой номер в «Метрополе». В конце коридора у лифтов оставалась свободная площадка. Там стояли четыре мягких кожаных кресла. Два занимали молчаливые люди, читавшие газеты и не покидавшие свой пост всю ночь. Рано утром в номер Монка доставили два чемодана.
Большинство москвичей и, конечно, все иностранцы не сомневались, что Патриарх Русской Православной Церкви живет в роскошных апартаментах в центре старинного Даниловского монастыря, окруженного церквами и соборами с белыми зубчатыми стенами.
Такое создавалось впечатление, и оно всячески поддерживалось. В монастыре, в большом служебном здании, охраняемом преданными казаками, действительно находились кабинет и канцелярия патриарха, сердце и центр Патриархии Московской и Всея Руси. Но живет он не там.
Он живет в очень скромном доме под номером пять в Чистом переулке, узкой улочке недалеко от центра города.
Здесь его обслуживает штат священнослужителей, в состав которого входят личный секретарь, слуга – он же буфетчик, – двое слуг-мужчин и три монахини, которые готовят пищу и убирают. Есть еще водитель, которого можно вызывать, и два казака-охранника. Большего контраста с великолепием Ватикана или роскошью дворца предстоятеля Греческой православной церкви быть не может.
Зимой 1999 года этот пост все еще занимал его святейшество Алексий Второй, избранный десять лет назад, как раз перед падением коммунизма. Ему было всего пятьдесят с небольшим лет, когда он наследовал Церковь, деморализованную, поруганную, преследуемую и коррумпированную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Монк знал, до какого места он дошел. Он мог представить эти мессианские фразы, которые он прочел, сидя у сверкающих вод Саподилла-Бей.
«Полное и окончательное истребление до последнего чеченца… с лица земли русской… уничтожение этих людей-крыс, так чтобы они не смогли никогда подняться… сократить их территорию до размеров горного пастбища… не оставить и камня на камне… навеки… пусть живущие вокруг них осетины, дагестанцы и ингуши смотрят и учатся тому, как должно уважать и бояться их новых русских хозяев…»
Гунаев прочитал до конца и отложил манифест в сторону.
– Это пытались сделать и раньше, – сказал он. – Цари пытались, Сталин пытался, Ельцин пытался. Мечами, пулеметами, ракетами. А как насчет гамма-излучений, чумы, нервно-паралитических газов? Наука уничтожения стала более современной.
Гунаев встал, сняв пиджак, повесил его на спинку стула и подошел к панорамному окну с видом на московские крыши.
– Вы хотите, чтобы его уничтожили? Убрали? – спросил он.
– Нет.
– Почему нет? Это можно сделать.
– Не поможет.
– Обычно помогает.
Монк объяснил. Нация, уже погруженная в хаос, полетит в бездну, вероятно, гражданской войны. Или второй Комаров, возможно, его нынешняя правая рука, Гришин, придет к власти на волне возмущения.
– Они – две стороны одной монеты, – сказал он. – Один думает и говорит, второй действует. Убей одного – и его заменит другой. Уничтожение вашего народа будет продолжаться.
Гунаев отошел от окна. Он наклонился к Монку, его лицо окаменело.
– Что вы хотите от меня, американец? Вы являетесь сюда как незнакомый человек, когда-то спасший мне жизнь. Затем вы показываете мне эту мерзость. Да, я ваш должник. Но какое отношение это имеет ко мне?
– Никакого, если вы не решите иначе. Вы владеете многим, Умар Гунаев. Вы владеете огромным богатством, неограниченной властью, даже властью над жизнью и смертью любого человека. Вы властны отойти в сторону, и пусть случится то, что случится. – А почему я не должен отойти?
– Потому что когда-то жил мальчик. Маленький оборванный мальчик, росший в бедной деревне на Северном Кавказе, окруженный семьей, друзьями и соседями, которые устроили складчину, чтобы послать его в университет, в Москву, чтобы он стал великим человеком. Вопрос таков: не умер ли мальчик где-нибудь по пути, не превратился ли в автомат, которым движет только богатство? Или мальчик все еще не забыл свой народ?
– Вы и отвечайте.
– Нет. Это ваш выбор.
– А какой выбор у вас, американец?
– Намного проще. Я могу выйти отсюда, взять такси до Шереметьево и улететь домой. Там тепло, уютно, безопасно. Я могу сказать им: не беспокойтесь, это не имеет значения, больше никому ни до чего нет дела, все куплено и оплачено. Пусть будет ночь.
Чеченец сел. Перед ним проходило его далекое прошлое. Наконец он произнес:
– Вы думаете, что сможете остановить его?
– Есть шанс.
– А что потом?
Монк объяснил, что имели в виду сэр Найджел и его коллеги.
– Вы с ума сошли! – отрезал Гунаев.
– Может быть. Что еще ожидает вас? Комаров и геноцид, устроенный его зверьем, хаос и гражданская война, или то и другое.
– А если я соглашусь помочь, то что вам нужно?
– Спрятаться. Но остаться видимым. Двигаться, но не быть узнанным. Встречаться с людьми, повидаться с которыми я приехал.
– Вы полагаете, Комаров узнает, что вы здесь?
– Очень скоро. В этом городе миллионы доносчиков. Вы это знаете. Сами используете многих. Все покупается. Этот человек не глуп.
– Он может купить все органы государства. Даже я никогда не смогу купить все государство.
– Как вы читали, Комаров обещал своим партнерам и финансовым спонсорам – долгоруковской мафии весь мир со всем содержимым. Скоро они и станут государством. Что произойдет с вами?
– Хорошо. Я могу спрятать вас. Хотя не могу сказать, на сколько. Внутри нашей общины никто не найдет вас, пока я не скажу. Но здесь вы жить не можете. Слишком заметно. У меня много безопасных мест. Вы будете переходить из одного в другое.
– Надежные дома – это прекрасно, – сказал Монк. – Чтобы в них спать. Но чтобы передвигаться, мне нужны документы. Безупречно подделанные.
Гунаев покачал головой:
– Мы не подделываем документы. Мы покупаем настоящие.
– Я забыл. За деньги можно все.
– Что еще вам нужно?
– Для начала – это.
Монк написал несколько строк на листке бумаги и протянул Гунаеву. Тот быстро просмотрел список. Ничто не представляло трудности. Он дошел до последней записи.
– А это еще вам зачем?
Монк объяснил.
– Знаете, мне принадлежит половина «Метрополя», – вздохнул Гунаев.
– Я попытаюсь использовать другую половину.
Чеченец не оценил шутку.
– Сколько времени Гришин не будет знать, что вы в городе?
– Это зависит от многих причин. Около двух дней, может быть. трех. Когда я начну передвигаться по городу, останутся какие-то следы. Люди заговорят.
– Ладно. Даю вам четырех человек. Они будут подстраховывать вас, перевозить с места на место. Одного из них вы уже встречали. Сидел в «БМВ» впереди, Магомед. Он надежный. Давайте ему время от времени список того, что вам нужно. Все доставят. Но я все равно думаю, что вы сумасшедший.
Около полуночи Монк вернулся в свой номер в «Метрополе». В конце коридора у лифтов оставалась свободная площадка. Там стояли четыре мягких кожаных кресла. Два занимали молчаливые люди, читавшие газеты и не покидавшие свой пост всю ночь. Рано утром в номер Монка доставили два чемодана.
Большинство москвичей и, конечно, все иностранцы не сомневались, что Патриарх Русской Православной Церкви живет в роскошных апартаментах в центре старинного Даниловского монастыря, окруженного церквами и соборами с белыми зубчатыми стенами.
Такое создавалось впечатление, и оно всячески поддерживалось. В монастыре, в большом служебном здании, охраняемом преданными казаками, действительно находились кабинет и канцелярия патриарха, сердце и центр Патриархии Московской и Всея Руси. Но живет он не там.
Он живет в очень скромном доме под номером пять в Чистом переулке, узкой улочке недалеко от центра города.
Здесь его обслуживает штат священнослужителей, в состав которого входят личный секретарь, слуга – он же буфетчик, – двое слуг-мужчин и три монахини, которые готовят пищу и убирают. Есть еще водитель, которого можно вызывать, и два казака-охранника. Большего контраста с великолепием Ватикана или роскошью дворца предстоятеля Греческой православной церкви быть не может.
Зимой 1999 года этот пост все еще занимал его святейшество Алексий Второй, избранный десять лет назад, как раз перед падением коммунизма. Ему было всего пятьдесят с небольшим лет, когда он наследовал Церковь, деморализованную, поруганную, преследуемую и коррумпированную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139