Затем пожал руку ученому и улыбнулся:
– Смелее, Иван Евдокимович, теперь недолго. Еще год.
Они расстались. Блинов вернулся в Горький, а оттуда в свою золотую клетку; Монк успел на поезд, отправляющийся в Москву. Он улегся в постель, оставив свой пакет в посольстве США, еще до того, как автобус вернулся из Загорска. Все ему сочувствовали и говорили, что он пропустил удивительную поездку.
Двадцатого июля группа улетела из Москвы в Нью-Йорк. В тот же вечер в аэропорту Кеннеди приземлился еще один самолет, но он прилетел из Рима. Он привез Олдрича Эймса. возвратившегося после трехлетнего пребывания в Италии, чтобы продолжать шпионить на КГБ в Лэнгли. Он стал богаче еще на два миллиона долларов.
Перед отъездом из Рима он выучил и сжег длинное, на девяти страницах, письмо из Москвы. Главным в нем был лист с заданием по разоблачению каких-либо еще агентов, засланных ЦРУ в СССР, а упор делался на сотрудников КГБ, ГРУ, старших гражданских чиновников или ученых. В конце была приписка: «Сконцентрируйте внимание на человеке, который нам известен как Джейсон Монк».
Глава 9
Август не самый удачный месяц для мужских клубов, расположенных в районе Сент-Джеймс-стрит, Пиккадилли и Пэлл-Мэлл. Это месяц отпусков, и большая часть персонала желает провести его вместе с семьей где-нибудь подальше от города, а половина членов клуба находится либо в своих поместьях, либо за границей.
Многие клубы закрываются, и те члены, которые по различным причинам остаются в столице, вынуждены мириться с незнакомой обстановкой; разного рода двусторонние договоренности между клубами позволяют членам закрывающихся клубов есть и пить в тех, которые остались открытыми.
Но в последний день августа «Уайтс» снова открылся, и сэр Генри Куме пригласил туда на ленч человека на пятнадцать лет старше себя, одного из своих предшественников на посту шефа Интеллидженс сервис.
Семидесятичетырехлетний сэр Найджел Ирвин уже пятнадцать лет как освободился от служебного ярма. Первые десять лет он провел, «занимаясь кое-чем в Сити». Это означало, что, как и другие до и после него, он, умело используя свой богатый опыт, знание коридоров власти и врожденную проницательность, входил во многие советы директоров, что позволило ему отложить кое-что на старость.
Четыре года назад он окончательно отошел отдел и поселился около Суониджа на острове Пурбек в графстве Дорсет, где занимался чтением, писал, гулял по пустынному берегу Ла-Манша и временами ездил на поезде в Лондон повидать старых друзей. Эти самые друзья считали, что он все еще в прекрасной форме, поскольку за мягким выражением его голубых глаз скрывался острый как бритва ум.
Те, кто хорошо его знал, понимали, что старомодная любезность, которую он проявлял по отношению ко всем, таит под собой железную волю, готовую при необходимости превратиться в крайнюю жестокость. Генри Кумсу, невзирая на разницу в возрасте, это было прекрасно известно.
Они оба были специалистами по России. После отставки Ирвина шефом СИС поочередно побывали два востоковеда и арабист, пока приход Генри Кумса не ознаменовал возврат к тем, кто отточил зубы в борьбе против Советского Союза. Когда шефом был Найджел Ирвин, Куме проявил себя как блестящий оператор, используя всю свою хитрость против шпионской сети КГБ в Восточном Берлине и восточногерманского главного агента Маркуса Вольфа.
Ирвин мог удовлетвориться разговором на уровне светской беседы в заполненном посетителями баре на нижнем этаже клуба, но он не лишился своих человеческих слабостей, и ему было любопытно, зачем его бывший протеже попросил его предпринять поездку из Дорсета в жаркий Лондон ради одного ленча. И только когда они возобновили разговор наверху, устроившись за столиком у окна, выходящего на Сент-Джеймс-стрит, Кумс коснулся цели своего приглашения.
– В России что-то происходит, – начал он.
– Много чего. и ничего хорошего, как я вижу из газет, – заметил Ирвин.
Кумс улыбнулся. Он знал, что у старика есть источники информации получше утренних газет.
– Я не буду углубляться в эту тему, – сказал он. – Не здесь, не сейчас. Только в общих чертах.
– Безусловно, – согласился Ирвин.
Кумс вкратце изложил развитие событий за последние шесть недель в Москве и в Лондоне. Особенно в Лондоне.
– Они не собираются ничего предпринимать, и решение окончательное, – сказал он. – События должны развиваться своим путем, как бы прискорбны они ни были. Так по крайней мере наш уважаемый министр иностранных дел высказался по этому вопросу пару дней назад в моем присутствии.
– Боюсь, вы слишком переоцениваете меня, если полагаете, что я могу что-то сделать, чтобы оживить мандаринов с Кинг-Чарльз-стрит, – ответил сэр Найджел. – Я стар и нахожусь в отставке. Как говорят поэты, жизнь прожита, страсти утихли.
– Я хотел бы, чтобы вы взглянули на два документа, – сказал Куме. – Один представляет собой полный отчет событий, происшедших, насколько мы можем установить, с того момента, когда смелый, хотя и неумный, старик украл папку со стола личного секретаря Комарова. Думайте сами, можете ли вы согласиться с нашим решением считать «Черный манифест» подлинным.
– А второй?
– Сам манифест.
– Благодарю вас за доверие. И что я должен с ними делать?
– Возьмите их домой, прочитайте оба, составьте о них мнение.
Когда унесли пустые глубокие блюда из-под рисового пудинга с вареньем, сэр Генри Куме заказал кофе и два бокала марочного портвейна «Фонеска», особо тонкого вкуса, из коллекции клуба.
– И даже если я соглашусь со всем, что вы говорите, с чудовищностью манифеста, поверю в его подлинность, что потом?
– Я подумал, Найджел… те люди, которых, как я полагаю, вы собираетесь повидать в Америке на будущей неделе…
– Бог мой. Генри, предполагалось, что даже вы не должны знать об этом.
Кумс слегка пожал плечами, но в душе обрадовался, что его догадка подтвердилась. Совет соберется, и Ирвин примет в нем участие.
– По старинной поговорке – «везде мои шпионы».
– Тогда я рад, что мало что изменилось после моего ухода, – сказал Ирвин. – Ну ладно, предположим, я встречаюсь с некоторыми людьми в Америке. И что из того?
– Предоставляю решить вам. Если вы посчитаете, что документы следует выбросить, – сожгите их, пожалуйста, дотла. Если вы сочтете нужным переправить их через Атлантику – действуйте.
– Боже мой, как интригующе!
Кумс вынул из портфеля запечатанный конверт и протянул его Ирвину. Тот положил его в свой, рядом с покупками, сделанными у «Джона Люиса», – несколькими кусками канвы для леди Ирвин, которая любила вышивать зимними вечерами.
В холле они попрощались, и сэр Найджел взял такси до вокзала, чтобы успеть на поезд в Дороет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
– Смелее, Иван Евдокимович, теперь недолго. Еще год.
Они расстались. Блинов вернулся в Горький, а оттуда в свою золотую клетку; Монк успел на поезд, отправляющийся в Москву. Он улегся в постель, оставив свой пакет в посольстве США, еще до того, как автобус вернулся из Загорска. Все ему сочувствовали и говорили, что он пропустил удивительную поездку.
Двадцатого июля группа улетела из Москвы в Нью-Йорк. В тот же вечер в аэропорту Кеннеди приземлился еще один самолет, но он прилетел из Рима. Он привез Олдрича Эймса. возвратившегося после трехлетнего пребывания в Италии, чтобы продолжать шпионить на КГБ в Лэнгли. Он стал богаче еще на два миллиона долларов.
Перед отъездом из Рима он выучил и сжег длинное, на девяти страницах, письмо из Москвы. Главным в нем был лист с заданием по разоблачению каких-либо еще агентов, засланных ЦРУ в СССР, а упор делался на сотрудников КГБ, ГРУ, старших гражданских чиновников или ученых. В конце была приписка: «Сконцентрируйте внимание на человеке, который нам известен как Джейсон Монк».
Глава 9
Август не самый удачный месяц для мужских клубов, расположенных в районе Сент-Джеймс-стрит, Пиккадилли и Пэлл-Мэлл. Это месяц отпусков, и большая часть персонала желает провести его вместе с семьей где-нибудь подальше от города, а половина членов клуба находится либо в своих поместьях, либо за границей.
Многие клубы закрываются, и те члены, которые по различным причинам остаются в столице, вынуждены мириться с незнакомой обстановкой; разного рода двусторонние договоренности между клубами позволяют членам закрывающихся клубов есть и пить в тех, которые остались открытыми.
Но в последний день августа «Уайтс» снова открылся, и сэр Генри Куме пригласил туда на ленч человека на пятнадцать лет старше себя, одного из своих предшественников на посту шефа Интеллидженс сервис.
Семидесятичетырехлетний сэр Найджел Ирвин уже пятнадцать лет как освободился от служебного ярма. Первые десять лет он провел, «занимаясь кое-чем в Сити». Это означало, что, как и другие до и после него, он, умело используя свой богатый опыт, знание коридоров власти и врожденную проницательность, входил во многие советы директоров, что позволило ему отложить кое-что на старость.
Четыре года назад он окончательно отошел отдел и поселился около Суониджа на острове Пурбек в графстве Дорсет, где занимался чтением, писал, гулял по пустынному берегу Ла-Манша и временами ездил на поезде в Лондон повидать старых друзей. Эти самые друзья считали, что он все еще в прекрасной форме, поскольку за мягким выражением его голубых глаз скрывался острый как бритва ум.
Те, кто хорошо его знал, понимали, что старомодная любезность, которую он проявлял по отношению ко всем, таит под собой железную волю, готовую при необходимости превратиться в крайнюю жестокость. Генри Кумсу, невзирая на разницу в возрасте, это было прекрасно известно.
Они оба были специалистами по России. После отставки Ирвина шефом СИС поочередно побывали два востоковеда и арабист, пока приход Генри Кумса не ознаменовал возврат к тем, кто отточил зубы в борьбе против Советского Союза. Когда шефом был Найджел Ирвин, Куме проявил себя как блестящий оператор, используя всю свою хитрость против шпионской сети КГБ в Восточном Берлине и восточногерманского главного агента Маркуса Вольфа.
Ирвин мог удовлетвориться разговором на уровне светской беседы в заполненном посетителями баре на нижнем этаже клуба, но он не лишился своих человеческих слабостей, и ему было любопытно, зачем его бывший протеже попросил его предпринять поездку из Дорсета в жаркий Лондон ради одного ленча. И только когда они возобновили разговор наверху, устроившись за столиком у окна, выходящего на Сент-Джеймс-стрит, Кумс коснулся цели своего приглашения.
– В России что-то происходит, – начал он.
– Много чего. и ничего хорошего, как я вижу из газет, – заметил Ирвин.
Кумс улыбнулся. Он знал, что у старика есть источники информации получше утренних газет.
– Я не буду углубляться в эту тему, – сказал он. – Не здесь, не сейчас. Только в общих чертах.
– Безусловно, – согласился Ирвин.
Кумс вкратце изложил развитие событий за последние шесть недель в Москве и в Лондоне. Особенно в Лондоне.
– Они не собираются ничего предпринимать, и решение окончательное, – сказал он. – События должны развиваться своим путем, как бы прискорбны они ни были. Так по крайней мере наш уважаемый министр иностранных дел высказался по этому вопросу пару дней назад в моем присутствии.
– Боюсь, вы слишком переоцениваете меня, если полагаете, что я могу что-то сделать, чтобы оживить мандаринов с Кинг-Чарльз-стрит, – ответил сэр Найджел. – Я стар и нахожусь в отставке. Как говорят поэты, жизнь прожита, страсти утихли.
– Я хотел бы, чтобы вы взглянули на два документа, – сказал Куме. – Один представляет собой полный отчет событий, происшедших, насколько мы можем установить, с того момента, когда смелый, хотя и неумный, старик украл папку со стола личного секретаря Комарова. Думайте сами, можете ли вы согласиться с нашим решением считать «Черный манифест» подлинным.
– А второй?
– Сам манифест.
– Благодарю вас за доверие. И что я должен с ними делать?
– Возьмите их домой, прочитайте оба, составьте о них мнение.
Когда унесли пустые глубокие блюда из-под рисового пудинга с вареньем, сэр Генри Куме заказал кофе и два бокала марочного портвейна «Фонеска», особо тонкого вкуса, из коллекции клуба.
– И даже если я соглашусь со всем, что вы говорите, с чудовищностью манифеста, поверю в его подлинность, что потом?
– Я подумал, Найджел… те люди, которых, как я полагаю, вы собираетесь повидать в Америке на будущей неделе…
– Бог мой. Генри, предполагалось, что даже вы не должны знать об этом.
Кумс слегка пожал плечами, но в душе обрадовался, что его догадка подтвердилась. Совет соберется, и Ирвин примет в нем участие.
– По старинной поговорке – «везде мои шпионы».
– Тогда я рад, что мало что изменилось после моего ухода, – сказал Ирвин. – Ну ладно, предположим, я встречаюсь с некоторыми людьми в Америке. И что из того?
– Предоставляю решить вам. Если вы посчитаете, что документы следует выбросить, – сожгите их, пожалуйста, дотла. Если вы сочтете нужным переправить их через Атлантику – действуйте.
– Боже мой, как интригующе!
Кумс вынул из портфеля запечатанный конверт и протянул его Ирвину. Тот положил его в свой, рядом с покупками, сделанными у «Джона Люиса», – несколькими кусками канвы для леди Ирвин, которая любила вышивать зимними вечерами.
В холле они попрощались, и сэр Найджел взял такси до вокзала, чтобы успеть на поезд в Дороет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139