Я тут понимаю не больше, чем ты. Но вчера правление вынесло такое решение: или мы прекращаем показывать господина Комарова следующие тридцать дней, или банки отказывают нам.
Кузнецов смотрел на него.
– Вы теряете массу экранного времени. Что вы собираетесь показывать взамен? Казачьи пляски?
– Нет, и это очень странно. Канал собирается сделать программу репортажей с проповедями этого священника.
– Какого священника?
– Ты знаешь, проповедника-"возрожденца". Все время призывает людей обратиться к Богу.
– Бог и царь, – тихо произнес Кузнецов.
– Вот-вот.
– Отец Григорий.
– Тот самый. Я сам этого не понимаю, но…
– Ты с ума сошел! У него и двух рублей не найдется!
– В том-то и дело. Деньги, кажется, уже заплачены. Так что мы показываем его в новостях и еще вводим в «особые события». Он занимает массу времени в сетке передач. Хочешь посмотреть?
– Нет, ни к чему мне смотреть на эту чертову сетку.
С этими словами Кузнецов выбежал из кабинета. Как он предстанет перед лицом своего идола с такими вестями? Но подозрение, таившееся в его душе последние три недели, превратилось в твердое убеждение. Как переглядывались Комаров с Гришиным, когда он принес известие о печатных машинах, а затем о генерале Николаеве… Они знали что-то, чего не знал он. Но одно он знал хорошо: происходило что-то неожиданное и ужасное.
В этот вечер на другом конце Европы сэра Найджела Ирвина, ужинавшего в своем клубе, вызвали по телефону. Слуга протянул ему телефонный аппарат.
– Некий доктор Проубин, сэр Найджел.
В трубке послышался веселый голос герольда, явно засидевшегося допоздна в своем кабинете.
– Думаю, я нашел нужного вам человека.
– Встречаемся у вас в кабинете завтра в десять? Великолепно!
Сэр Найджел отдал телефон ожидавшему стюарду.
– Полагаю, ради этого стоит выпить, Трабшо. Марочное, пожалуйста, из клубной коллекции.
Глава 16
То, что на Западе называется полицией, в России носит название «милиция» и находится в ведении Министерства внутренних дел, МВД.
Как и почти везде, милиция разделяется на федеральную и местную, или региональную.
Регионы в России называются областями. Одна из самых крупных – Московская область, кусок территории, включающий в себя столицу федеративной республики и окружающую ее сельскую местность. Это как бы округ Колумбия, к которому присоединили треть Виргинии и Мэриленда.
Поэтому в Москве находятся, хотя и в разных зданиях, и федеральная милиция, и московская. В отличие от западных полицейских учреждений российское Министерство внутренних дел располагает также своей собственной армией – ста тридцатью тысячами тяжеловооруженных войск МВД, – почти равной армии Министерства обороны.
Вскоре после падения коммунистического режима молниеносный рост организованной преступности стал настолько, явным, настолько извращенным и скандальным, что Борис Ельцин был вынужден издать распоряжение об образовании целых дивизий в рамках федеральной и московской областной милиции для борьбы с мафией.
Задачей федералов была борьба с преступностью во всей стране, но в Москве образовалась такая концентрация организованной преступности, в основном в сфере экономики, что московское управление по борьбе с организованной преступностью, ГУВД, стало почти таким же большим, как и его федеральный аналог.
ГУВД до середины девяностых работало со скромным успехом, пока туда не назначили генерала Валентина Петровского. Петровский стал самым старшим по званию офицером коллегии ГУВД. Его назначили «со стороны», переведя из промышленного Нижнего Новгорода, где он приобрел репутацию неподкупного «крепкого орешка». Как Эллиот Несс, он получил в наследство ситуацию, напоминающую Чикаго во времена Аль Каноне. Только в отличие от руководителя «борцов с мафией» у него было намного больше вооруженных людей, а у людей – намного меньше гражданских прав, которые могли бы мешать ему.
Свое правление Петровский начал с того, что уволил дюжину старших офицеров, которых посчитал «слишком близкими» к объекту их работы – организованной преступности. «Слишком близки?' – воскликнул офицер связи ФБР в американском посольстве. – Да они были на содержании у преступников!»
Затем Петровский провел серию тайных проверок некоторых старших следователей. Те, кто послал взяткодателей подальше, получили повышения и значительные доплаты к жалованью. Создав таким образом надежные и честные подразделения, он объявил войну организованной преступности. Его отрядов в преступном мире боялись, как никого раньше, и он получил прозвище Молотов, но не в честь давно умершего министра иностранных дел и подручного Сталина, а от слова «молот».
Но, даже будучи кристально честным человеком, он не мог перетянуть на свою сторону всех. Коррупция, словно рак, слишком глубоко проникла внутрь. Представители организованной преступности имели друзей повсюду, вплоть до самых верхних эшелонов власти.
В ответ Петровский не старался быть слишком разборчивым при арестах. Для защиты и поддержки своих следователей и федеральная, и городская милиция по борьбе с организованной преступностью имела вооруженные отряды. Принадлежавшие федеральной милиции назывались ОМОНом, а подразделения быстрого реагирования Петровского – СОБРом.
В начале своей деятельности Петровский возглавлял рейды лично, и, чтобы предотвратить утечку информации, они проводились без предварительного обсуждения. Если при налете бандиты сдавались тихо, их ожидал суд; если же один из них хватался за оружие, пытался уничтожить улики или сбежать, Петровский дожидался конца операции, произносил свое знаменитое «так-так» и приказывал принести пластиковые мешки для покойников.
К 1998 году ему стало ясно, что самая большая мафиозная группа и, как кажется, самая неуязвимая – это банда Долгорукова, контролирующая большую часть России к западу от Урала, страшно богатая и пользующаяся при таком богатстве устрашающим влиянием. К зиме 1999 года Петровский лично руководил борьбой с долгоруковской группировкой, и та ненавидела его за это.
При первой встрече Умар Гунаев сказал Монку, что в России нет необходимости подделывать документы – можно просто купить настоящие за деньги. В начале декабря Монк проверил его слова.
Он намеревался в четвертый раз добиться встречи с видным российским деятелем, выдавая себя за другого человека. Но поддельное письмо митрополита Русской православной церкви в Лондоне там и было составлено. Как и письмо, которое, как подразумевалось, пришло из Дома Ротшильдов. Генерал Николаев не спрашивал удостоверения личности, ему хватило мундира офицера Генерального штаба. Генерала Валентина Петровского, жившего под постоянной угрозой покушения, охраняли день и ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Кузнецов смотрел на него.
– Вы теряете массу экранного времени. Что вы собираетесь показывать взамен? Казачьи пляски?
– Нет, и это очень странно. Канал собирается сделать программу репортажей с проповедями этого священника.
– Какого священника?
– Ты знаешь, проповедника-"возрожденца". Все время призывает людей обратиться к Богу.
– Бог и царь, – тихо произнес Кузнецов.
– Вот-вот.
– Отец Григорий.
– Тот самый. Я сам этого не понимаю, но…
– Ты с ума сошел! У него и двух рублей не найдется!
– В том-то и дело. Деньги, кажется, уже заплачены. Так что мы показываем его в новостях и еще вводим в «особые события». Он занимает массу времени в сетке передач. Хочешь посмотреть?
– Нет, ни к чему мне смотреть на эту чертову сетку.
С этими словами Кузнецов выбежал из кабинета. Как он предстанет перед лицом своего идола с такими вестями? Но подозрение, таившееся в его душе последние три недели, превратилось в твердое убеждение. Как переглядывались Комаров с Гришиным, когда он принес известие о печатных машинах, а затем о генерале Николаеве… Они знали что-то, чего не знал он. Но одно он знал хорошо: происходило что-то неожиданное и ужасное.
В этот вечер на другом конце Европы сэра Найджела Ирвина, ужинавшего в своем клубе, вызвали по телефону. Слуга протянул ему телефонный аппарат.
– Некий доктор Проубин, сэр Найджел.
В трубке послышался веселый голос герольда, явно засидевшегося допоздна в своем кабинете.
– Думаю, я нашел нужного вам человека.
– Встречаемся у вас в кабинете завтра в десять? Великолепно!
Сэр Найджел отдал телефон ожидавшему стюарду.
– Полагаю, ради этого стоит выпить, Трабшо. Марочное, пожалуйста, из клубной коллекции.
Глава 16
То, что на Западе называется полицией, в России носит название «милиция» и находится в ведении Министерства внутренних дел, МВД.
Как и почти везде, милиция разделяется на федеральную и местную, или региональную.
Регионы в России называются областями. Одна из самых крупных – Московская область, кусок территории, включающий в себя столицу федеративной республики и окружающую ее сельскую местность. Это как бы округ Колумбия, к которому присоединили треть Виргинии и Мэриленда.
Поэтому в Москве находятся, хотя и в разных зданиях, и федеральная милиция, и московская. В отличие от западных полицейских учреждений российское Министерство внутренних дел располагает также своей собственной армией – ста тридцатью тысячами тяжеловооруженных войск МВД, – почти равной армии Министерства обороны.
Вскоре после падения коммунистического режима молниеносный рост организованной преступности стал настолько, явным, настолько извращенным и скандальным, что Борис Ельцин был вынужден издать распоряжение об образовании целых дивизий в рамках федеральной и московской областной милиции для борьбы с мафией.
Задачей федералов была борьба с преступностью во всей стране, но в Москве образовалась такая концентрация организованной преступности, в основном в сфере экономики, что московское управление по борьбе с организованной преступностью, ГУВД, стало почти таким же большим, как и его федеральный аналог.
ГУВД до середины девяностых работало со скромным успехом, пока туда не назначили генерала Валентина Петровского. Петровский стал самым старшим по званию офицером коллегии ГУВД. Его назначили «со стороны», переведя из промышленного Нижнего Новгорода, где он приобрел репутацию неподкупного «крепкого орешка». Как Эллиот Несс, он получил в наследство ситуацию, напоминающую Чикаго во времена Аль Каноне. Только в отличие от руководителя «борцов с мафией» у него было намного больше вооруженных людей, а у людей – намного меньше гражданских прав, которые могли бы мешать ему.
Свое правление Петровский начал с того, что уволил дюжину старших офицеров, которых посчитал «слишком близкими» к объекту их работы – организованной преступности. «Слишком близки?' – воскликнул офицер связи ФБР в американском посольстве. – Да они были на содержании у преступников!»
Затем Петровский провел серию тайных проверок некоторых старших следователей. Те, кто послал взяткодателей подальше, получили повышения и значительные доплаты к жалованью. Создав таким образом надежные и честные подразделения, он объявил войну организованной преступности. Его отрядов в преступном мире боялись, как никого раньше, и он получил прозвище Молотов, но не в честь давно умершего министра иностранных дел и подручного Сталина, а от слова «молот».
Но, даже будучи кристально честным человеком, он не мог перетянуть на свою сторону всех. Коррупция, словно рак, слишком глубоко проникла внутрь. Представители организованной преступности имели друзей повсюду, вплоть до самых верхних эшелонов власти.
В ответ Петровский не старался быть слишком разборчивым при арестах. Для защиты и поддержки своих следователей и федеральная, и городская милиция по борьбе с организованной преступностью имела вооруженные отряды. Принадлежавшие федеральной милиции назывались ОМОНом, а подразделения быстрого реагирования Петровского – СОБРом.
В начале своей деятельности Петровский возглавлял рейды лично, и, чтобы предотвратить утечку информации, они проводились без предварительного обсуждения. Если при налете бандиты сдавались тихо, их ожидал суд; если же один из них хватался за оружие, пытался уничтожить улики или сбежать, Петровский дожидался конца операции, произносил свое знаменитое «так-так» и приказывал принести пластиковые мешки для покойников.
К 1998 году ему стало ясно, что самая большая мафиозная группа и, как кажется, самая неуязвимая – это банда Долгорукова, контролирующая большую часть России к западу от Урала, страшно богатая и пользующаяся при таком богатстве устрашающим влиянием. К зиме 1999 года Петровский лично руководил борьбой с долгоруковской группировкой, и та ненавидела его за это.
При первой встрече Умар Гунаев сказал Монку, что в России нет необходимости подделывать документы – можно просто купить настоящие за деньги. В начале декабря Монк проверил его слова.
Он намеревался в четвертый раз добиться встречи с видным российским деятелем, выдавая себя за другого человека. Но поддельное письмо митрополита Русской православной церкви в Лондоне там и было составлено. Как и письмо, которое, как подразумевалось, пришло из Дома Ротшильдов. Генерал Николаев не спрашивал удостоверения личности, ему хватило мундира офицера Генерального штаба. Генерала Валентина Петровского, жившего под постоянной угрозой покушения, охраняли день и ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139