Перед своими же сторонниками он так преображался, что Акопов не переставал удивляться и восхищаться им. Когда он стоял на трибуне, то бывший педантичный инженер исчезал куда-то, будто его никогда и не было. На его месте появлялся блестящий оратор, фонтан страсти, чародей слова, человек, с безошибочной точностью выражавший надежды, страхи и желания всех людей, их гнев и их фанатизм. Для них он был человеком, олицетворявшим доброту с легким налетом простонародности.
Но под этими двумя личинами скрывалась третья, которая и пугала Акопова. Даже слуха о существовании этого третьего человека было достаточно, чтобы держать в страхе окружение – сотрудников, коллег и охранников, что ему и требовалось.
Только дважды за десять лет Никита Акопов видел, как дьявольский гнев, кипевший внутри этого человека, вырвался наружу. В других случаях он оказывался свидетелем внутренней борьбы с этим гневом и видел, как вождю удавалось сдерживать его. В тех двух случаях, когда хозяин терял контроль, Акопов видел, как человек, который властвовал над ним, очаровывал его и руководил им, за которым он шел и которого боготворил, превращался в визжащего от ярости истеричного дьявола.
Он швырял телефонные аппараты, вазы и все, что попадалось под руку, в дрожащего подчиненного, вызвавшего его недовольство; однажды он довел таким образом одного старшего офицера «черной гвардии» до состояния полного идиотизма. Он изрыгал ругательства, грязнее которых Акопов никогда не слышал, ломал мебель, и был случай, когда его пришлось удерживать, чтобы, избивая жертву, он не совершил убийство.
Акопов знал признаки приближения приступа такого гнева у председателя СПС. Лицо Комарова покрывалось смертельной бледностью, его поведение становилось еще более официальным и вежливым, а на скулах вспыхивали ярко-красные пятна.
– И вы говорите, что потеряли ее, Никита Иванович?
– Не потерял, господин президент. Очевидно, не туда положил.
– Этот документ более секретного характера, чем все. с чем вы раньше имели дело. Вы прочитали его и должны понимать почему.
– Очень хорошо понимаю, господин президент.
– Существует всего три экземпляра. Два – в моем сейфе. Никому, кроме немногих, самых близких мне людей, не будет разрешено увидеть его. Его написал и даже напечатал я сам. Я, Игорь Комаров, действительно напечатал каждую страницу сам, не доверяя секретарю. Вот насколько он секретен.
– Очень мудрое решение, господин президент.
– И поскольку я считаю…считал вас одним из этих людей, я позволил вам прочитать его. А теперь вы говорите мне, что он потерялся.
– Где-то лежит, не туда положил, уверяю вас, господин президент.
Комаров не сводил с него своего гипнотизирующего взгляда, способного обратить неверующих в свою веру и нагнать страху на отступников. На скулах побледневшего лица горели два красных пятна.
– Когда вы в последний раз видели документ?
– Вчера вечером, господин президент. Я задержался, чтобы прочитать его без посторонних. Ушел в восемь часов.
Комаров кивнул. Записи в журнале ночной охраны подтвердят или опровергнут слова секретаря.
– Вы унесли его с собой. Вопреки моему приказу.
– Нет, господин президент, клянусь вам. Я запер его в сейфе. Я никогда бы не оставил секретный документ на столе, а тем более не взял бы с собой.
– И сейчас его в сейфе нет?
Акопов хотел сглотнуть слюну, но во рту пересохло.
– Сколько раз вы подходили к сейфу до того, как я позвонил?
– Ни разу, господин президент. Когда вы позвонили, я первый раз подошел к сейфу.
– Он был заперт?
– Да, как обычно.
– Его пытались открыть?
– По всей видимости, нет, господин президент.
– Вы обыскали комнату?
– Сверху донизу, от угла до угла. Не могу понять.
Комаров задумался на несколько минут. За его ничего не выражавшим лицом скрывалась всевозрастающая паника. Наконец он позвонил в службу безопасности на первом этаже.
– Заприте здание. Никого не впускать и не выпускать. Свяжитесь с полковником Гришиным. Передайте, чтобы он немедленно явился в мой кабинет. Немедленно. Где бы он ни был, что бы ни делал. В течение часа он должен быть здесь.
Он снял палец с кнопки селектора и посмотрел на своего бледного, дрожащего помощника.
– Идите в свой кабинет. Ни с кем не разговаривайте. Ждите там дальнейших распоряжений.
Будучи разумной незамужней и вполне современной молодой женщиной, Селия Стоун уже давно пришла к выводу, что имеет полное право получать удовольствие где и с кем ей нравится. В данный момент ей нравились молодые твердые мускулы Хьюго Грея, приехавшего из Лондона два месяца назад, на полгода позже ее самой. Он занимал должность помощника атташе по культуре, того же ранга, что и она, но был на два года старше ее и тоже свободен.
Оба они занимали по маленькой, но удобной квартирке в жилом доме на Кутузовском проспекте, предоставленном британскому посольству для проживания его сотрудников. Квадратное здание имело двор, удобный для стоянки машин, у въезда в который был установлен шлагбаум и пост милиции. Даже в современной России каждый понимал, что все приезды и отъезды регистрируются, но по крайней мере никто не калечил машины.
После ленча она вернулась под надежное крылышко посольства на Софийской набережной и написала отчет о своей встрече с журналистом. Большую часть времени они обсуждали смерть президента Черкасова и ее возможные последствия. Она заверила русского журналиста в том, что английский народ испытывает постоянный глубокий интерес к событиям в России, и надеялась, что он ей поверил. Она удостоверится в этом, когда появится его статья.
В пять она вернулась в свою квартиру принять ванну и немного отдохнуть. Они договорились с Хьюго пообедать в восемь, после чего она намеревалась вернуться вместе с ним к себе домой. Ей не хотелось долго спать в эту ночь.
К четырем часам дня полковник Анатолий Гришин убедился. что пропавшего документа в здании нет. Он сидел в кабинете Игоря Комарова и докладывал ему об этом.
За четыре года эти два человека стали взаимозависимы. В 1994 году Гришин завершил свою карьеру во Втором главном управлении КГБ, выйдя в отставку в чине полковника. Он полностью утратил всяческие иллюзии. С тех пор как в 1991 году кончилось правление коммунистов, бывший КГБ, по его мнению, превратился в гроб повапленный. И еще раньше, в сентябре 1991 года, Михаил Горбачев разрушил крупнейший в мире аппарат службы безопасности и раздал его многочисленные подразделения в разные ведомства.
Отделение внешней разведки, Первое главное управление, осталось в своей старой штаб-квартире в Ясенево, у самой кольцевой дороги, но было переименовано в Службу внешней разведки, или СВР. Что уже было плохо.
Хуже всего было то, что собственное подразделение Гришина, Второе главное управление, до тех пор ответственное за всю внутреннюю безопасность – разоблачение шпионов и подавление диссидентов, – было ослаблено, переименовано в ФСБ, сократило свою численность и превратилось в пародию на прежнюю организацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Но под этими двумя личинами скрывалась третья, которая и пугала Акопова. Даже слуха о существовании этого третьего человека было достаточно, чтобы держать в страхе окружение – сотрудников, коллег и охранников, что ему и требовалось.
Только дважды за десять лет Никита Акопов видел, как дьявольский гнев, кипевший внутри этого человека, вырвался наружу. В других случаях он оказывался свидетелем внутренней борьбы с этим гневом и видел, как вождю удавалось сдерживать его. В тех двух случаях, когда хозяин терял контроль, Акопов видел, как человек, который властвовал над ним, очаровывал его и руководил им, за которым он шел и которого боготворил, превращался в визжащего от ярости истеричного дьявола.
Он швырял телефонные аппараты, вазы и все, что попадалось под руку, в дрожащего подчиненного, вызвавшего его недовольство; однажды он довел таким образом одного старшего офицера «черной гвардии» до состояния полного идиотизма. Он изрыгал ругательства, грязнее которых Акопов никогда не слышал, ломал мебель, и был случай, когда его пришлось удерживать, чтобы, избивая жертву, он не совершил убийство.
Акопов знал признаки приближения приступа такого гнева у председателя СПС. Лицо Комарова покрывалось смертельной бледностью, его поведение становилось еще более официальным и вежливым, а на скулах вспыхивали ярко-красные пятна.
– И вы говорите, что потеряли ее, Никита Иванович?
– Не потерял, господин президент. Очевидно, не туда положил.
– Этот документ более секретного характера, чем все. с чем вы раньше имели дело. Вы прочитали его и должны понимать почему.
– Очень хорошо понимаю, господин президент.
– Существует всего три экземпляра. Два – в моем сейфе. Никому, кроме немногих, самых близких мне людей, не будет разрешено увидеть его. Его написал и даже напечатал я сам. Я, Игорь Комаров, действительно напечатал каждую страницу сам, не доверяя секретарю. Вот насколько он секретен.
– Очень мудрое решение, господин президент.
– И поскольку я считаю…считал вас одним из этих людей, я позволил вам прочитать его. А теперь вы говорите мне, что он потерялся.
– Где-то лежит, не туда положил, уверяю вас, господин президент.
Комаров не сводил с него своего гипнотизирующего взгляда, способного обратить неверующих в свою веру и нагнать страху на отступников. На скулах побледневшего лица горели два красных пятна.
– Когда вы в последний раз видели документ?
– Вчера вечером, господин президент. Я задержался, чтобы прочитать его без посторонних. Ушел в восемь часов.
Комаров кивнул. Записи в журнале ночной охраны подтвердят или опровергнут слова секретаря.
– Вы унесли его с собой. Вопреки моему приказу.
– Нет, господин президент, клянусь вам. Я запер его в сейфе. Я никогда бы не оставил секретный документ на столе, а тем более не взял бы с собой.
– И сейчас его в сейфе нет?
Акопов хотел сглотнуть слюну, но во рту пересохло.
– Сколько раз вы подходили к сейфу до того, как я позвонил?
– Ни разу, господин президент. Когда вы позвонили, я первый раз подошел к сейфу.
– Он был заперт?
– Да, как обычно.
– Его пытались открыть?
– По всей видимости, нет, господин президент.
– Вы обыскали комнату?
– Сверху донизу, от угла до угла. Не могу понять.
Комаров задумался на несколько минут. За его ничего не выражавшим лицом скрывалась всевозрастающая паника. Наконец он позвонил в службу безопасности на первом этаже.
– Заприте здание. Никого не впускать и не выпускать. Свяжитесь с полковником Гришиным. Передайте, чтобы он немедленно явился в мой кабинет. Немедленно. Где бы он ни был, что бы ни делал. В течение часа он должен быть здесь.
Он снял палец с кнопки селектора и посмотрел на своего бледного, дрожащего помощника.
– Идите в свой кабинет. Ни с кем не разговаривайте. Ждите там дальнейших распоряжений.
Будучи разумной незамужней и вполне современной молодой женщиной, Селия Стоун уже давно пришла к выводу, что имеет полное право получать удовольствие где и с кем ей нравится. В данный момент ей нравились молодые твердые мускулы Хьюго Грея, приехавшего из Лондона два месяца назад, на полгода позже ее самой. Он занимал должность помощника атташе по культуре, того же ранга, что и она, но был на два года старше ее и тоже свободен.
Оба они занимали по маленькой, но удобной квартирке в жилом доме на Кутузовском проспекте, предоставленном британскому посольству для проживания его сотрудников. Квадратное здание имело двор, удобный для стоянки машин, у въезда в который был установлен шлагбаум и пост милиции. Даже в современной России каждый понимал, что все приезды и отъезды регистрируются, но по крайней мере никто не калечил машины.
После ленча она вернулась под надежное крылышко посольства на Софийской набережной и написала отчет о своей встрече с журналистом. Большую часть времени они обсуждали смерть президента Черкасова и ее возможные последствия. Она заверила русского журналиста в том, что английский народ испытывает постоянный глубокий интерес к событиям в России, и надеялась, что он ей поверил. Она удостоверится в этом, когда появится его статья.
В пять она вернулась в свою квартиру принять ванну и немного отдохнуть. Они договорились с Хьюго пообедать в восемь, после чего она намеревалась вернуться вместе с ним к себе домой. Ей не хотелось долго спать в эту ночь.
К четырем часам дня полковник Анатолий Гришин убедился. что пропавшего документа в здании нет. Он сидел в кабинете Игоря Комарова и докладывал ему об этом.
За четыре года эти два человека стали взаимозависимы. В 1994 году Гришин завершил свою карьеру во Втором главном управлении КГБ, выйдя в отставку в чине полковника. Он полностью утратил всяческие иллюзии. С тех пор как в 1991 году кончилось правление коммунистов, бывший КГБ, по его мнению, превратился в гроб повапленный. И еще раньше, в сентябре 1991 года, Михаил Горбачев разрушил крупнейший в мире аппарат службы безопасности и раздал его многочисленные подразделения в разные ведомства.
Отделение внешней разведки, Первое главное управление, осталось в своей старой штаб-квартире в Ясенево, у самой кольцевой дороги, но было переименовано в Службу внешней разведки, или СВР. Что уже было плохо.
Хуже всего было то, что собственное подразделение Гришина, Второе главное управление, до тех пор ответственное за всю внутреннюю безопасность – разоблачение шпионов и подавление диссидентов, – было ослаблено, переименовано в ФСБ, сократило свою численность и превратилось в пародию на прежнюю организацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139