Он вывел ее из оцепенения.
— Милая девушка,— сказал он снизу, не шевелясь,— не пугай...
— Нет! — раздался ее крик, явственно повторенный эхом.— Не смейте!
— Погодите, выслушайте меня...
Элица закричала снова, и эхо опять повторило ее крик. Оба стояли неподвижно среди окружающего безмолвия. Мужчина неожиданно снял очки, и она увидела его лицо — худое и невыразительное, излучающее покорность. Элица быстренько огляделась.
— Кто вы? — крикнула она.— Почему вы меня преследуете?
— Я не преследую вас,— покачал головой мужчина.
— Что же вы тогда тут делаете?
— Милое создание, я художник... Выслушайте меня, вы мой шанс...
Элица нагнулась и схватила первый попавшийся камень.
— Не приближайтесь!
Мужчина смутился, шагнул назад и скрестил руки на груди.
— Выслушайте меня, незнакомка, я в вашем распоряжении,— снова взмолился он.— Никогда я не чувствовал в себе такой уверенности, я еще в поезде это почуял... Умоляю вас мне позировать, всего десять минут, не больше...
— Вы сумасшедший!
— Милая, милая девушка, сейчас это не важно, важны только вы, понимаете, я должен постичь ваше тело, излучение, всю прелесть, которую вы в себе несете...— Он задыхался.— Мы здесь совершенно одни, тепло, освещение превосходно, декорации фантастичны — прошу вас, спуститесь сюда и разденьтесь...
Элица покачнулась. Представила себе его длинные руки, невыразительные глаза, ощущение чего-то гибельного и липкого обострилось до предела.
— На помощь! — прохрипела она.— На помо-ощь! «О-о-щь!» — откликнулось эхо и замерло.
— Ради бога, не кричите, что я вам сделал...
— Помогите же! На помощь! — кричала Элица, чувствуя, как пульс бьет в виски.
Мужчина протянул к ней руки:
— Что вы делаете, я вас не трону, умереть мне на месте, если трону...
Элица его не слышала.
— Уберите руки! — вдруг приказала она. Послушно прибрав руки, он неожиданно сполз на колени.
Элица сразу догадалась, что момент удобный. С острым всхлипом стрельнула вниз по дорожке, неудержимо увлекаемая в кусты. На поворотах щиколотки ее потрескивали, она спотыкалась, покачиваясь угрожающе, ветки и колючие кусты хлестали ее, куртка разодралась.
Вскоре показалось шоссе, Элица сделала отчаянную попытку остановиться, но инерция занесла ее на обочину. Она выбралась из кювета, перескочив его наискосок, и растянулась на подмокшем лугу.
Все вокруг выглядело точно во сне: и безлюдный в эту пору вокзал, от которого трогался еле-еле товарный поезд, и безумное решение кинуться на узкую платформу цистерны. Цистерны проносились, словно стадо напуганных связанных буйволов, выгибались, выставляя хребты, воздушная струя свистела по их животам, а в туннелях начинался сущий ад: раздерганная, оглушенная невообразимым грохотом, Элица вцепилась в какие-то железяки, стараясь не потерять сознания. Наконец застонали тормоза, цистерны сгорбились, звякнул колокольчик, и поезд успокоился постепенно между двух мрачноватых рядов товарных вагонов. Элица с трудом слезла с платформы и вышла на непослушных ногах к вокзалу, грязная, растрепанная и с пустой головой. По перрону сновали пассажиры, сиплый голос по радио отдавал какие-то распоряжения, возле закусочных палаток толпился народ, а дежурный милиционер, сняв фуражку, оглядывал ее, словно собирался искать там вшей.
Элица умылась над чешмой, привела себя в порядок и уселась на крайней скамейке, подальше от человеческой суеты. В кустах за спиной щебетали воробьи, вокруг, скрывшись среди вагонов, посвистывали, словно дрозды, невидимые железнодорожники-маневровщики, слышалось рычание моторов и лязг буферов. Высоко поднявшееся солнце пригревало лицо, она зажмурилась, представляя в подробностях пережитое в черепишских скалах. Кто был этот тип, вправду ли такой несчастненький или же ловкий проходимец, садист, наркоман? Плечи ее дрожали от вновь подступившего ужаса, она ясно увидела двух собачек, мимо которых примчалась к черепишскому вокзалу. Щенки дрались на припеке, радостно потявкивая, а разлегшаяся в шаге от них мамаша проследила зорко за незваной гостьей, изгото-вясь к прыжку...
Ужас не проходил, но он словно отстал от кожи и стал наслаиваться у нее внутри — чего же хотел незнакомец, или вправду искал модель, или это было вступлением к надругательству среди уединенных скал? К вокзалу с грохотом подходил поезд, паровоз простучал совсем близко, она увидела пожилого машиниста, заглядевшегося куда-то вдаль. Возле остановившихся вагонов толпились пассажиры, одни сходили, другие входили, затаскивая багаж. Следя взглядом за сходящими мужчинами, она похолодела: а вдруг этот тип притащился сюда и снова станет ее преследовать? Вскочив со скамейки, она понеслась мимо скверика, свернула на тропинку, столкнувшись на повороте с каким-то железнодорожником с повязкой на рукаве. Дежурный с удивлением на нее поглядел, заметив отодравшийся от куртки кусок, Элица смешалась и от смущения спросила, куда отправляется прибывший поезд, в Софию? Дежурный ответил, что в Варну, и оглядел ее подозрительно. Не расслышав его ответа, Элица допытывалась, остановится ли поезд в Черепише. Какой еще Черепиш? — изумился он.— Черепиш там! И показал на запад. Сбитая с толку Элица сумела выговорить только одно: «Спасибо, дяденька, вы меня спасли!» И пока железнодорожник пытался хоть что-нибудь уразуметь из этой странной встречи, полетела к поезду.
Послеполуденная благодать, спустившаяся к подножию горы, побудила обитателей дач к действию — полураздетые, а то и голые до пояса белокожие коренастые мужчины принялись за садовую работу. Одни окапывали деревья, другие вычищали траву, подравнивали живые изгороди, подрезали деревья, то и дело распрямляя непривыкшие тела. Возле них копошились внуки, по домам хозяйничали женщины в тюрбанах и пеньюарах, длинноногие сынки и дочки, натянув импортные джинсы, мыли машины или играли в карты.
Чочевы тоже пришли в движение. Встав ото сна, Чочев с Теодором, в тренировочных костюмах, окапывали деревья, женщины хлопотали в доме. Детей не было видно — все еще вылеживались в мансардных комнатах.
Прикусив сигарету, Чочев довольно ловко орудовал киркой, а Теодор, низко ухватив ручку мотыги, неудобно вытянув левую ногу, постукивал острием по каменистой земле и обильно потел.
— Почва, почва,— бормотал Чочев,— бедная, точно шопская трапеза. Навоз нужен, естественное удобрение.
— А что, разве нет в деревне? — спрашивал притомленный Теодор.
— Да что в ней есть, в этой деревне? Я уже десять лет тут, а навоз бросал только два раза. Ладно, пихта обойдется и без него, но вишня-то плод дает, сам знаешь, сколько мы собираем летом.
Теодор отлично помнил сочные вишни, которые терпеливо и благоговейно собирал тут поздней весной:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108