Вероятно, в будущем году Германия будет разбита. Молодой, со странно поблескивающими глазами майор, служивший, как выяснилось з разговоре, в политотделе дивизии, возражал ему: гитлеровская армия, этот опытный противник, стремится захватить все новые территории. Рейноп подчеркивал, что определяющие судьбу войны постоянно действующие факторы в Советском Союзе все крепнут, а в третьем рейхе слабеют. «Время работает на нас,--несколько раз повторил он.— Развитие событий может привести к результатам, которые сейчас трудно предвидеть». Лейтенант Рейноп и майор из политотдела еще долго сидели у приоткрытой двери вагона. Они, видимо, ценили друг друга, часто улыбались, и майор несколько раз дружески хлопал лейтенанта по плечу.
Это Кальм видел даже во сне. Но по плечу хлопал не молодой майор из политотдела, а Матн Рейноп, и похлопывал он по плечу Кирсти. При этом оба смотрели па Кальма и смеялись. У Матч во рту блестели два золотых зуба. Потом Кирсти превратилась в Тяэ-гера, он угощал Мати помидорами. Рейноп бросил помидоры на пол, усыпанный махоркой. Тяэгер снова превратился в Кирсти, и они снова смеялись над Кальмом. Он хотел что-то крикнуть, но распухший язык не слушался. Те двое засмеялись еще громче. Вдруг золотые клыки Рейнопа засверкали во рту у Кирсти, и это было так страшно, что Кальм проснулся от ужаса» омерзения и гнева.
В вагоне все спали. Кальм приподнял голову, огляделся, бросил взгляд на дремавшего на ящике дневального и успокоился. Попытался снова заснуть, но не мог. Омерзительное ощущение, вызванное сверкавшими во рту Кирсти золотыми зубами Рейнопа, не исчезало. Он ворочался на нарах. Хаотически мелькали мысли, одно видение сменялось другим.
Поезд остановился.
Эшелон все еще стоял, когда Энн наконец решил встать. Слезая с нар, он услышал, как кто-то окликнул его.
«С ума схожу»,— подумал Кальм.
Снова как будто позвали его.
Кальм выглянул наружу. Было еще темно.
У дверей соседнего вагона стоял высокий человек и что-то спрашивал.
«Тяэгер,— узнал Кальм своего друга.— Меня ищет»,— мелькнула мысль.
Он поспешно схватил с нар пилотку, ремень, ботинки, портянки и обмотки и соскочил к Тяэгеру.
Они не сказали ни слова. Тяэгер лишь подтолкнул его плечом, вот и все. Так они и пошли, высокий — впереди, пониже — следом, к стоящему на запасном пути своему вагону. Бесшумно забрались они на нары и улеглись.
Перед тем как заснуть, Кальм съел один помидор, Второй сунул в мешок.
Тяэгер вскоре захрапел, на лице его расплылась довольная усмешка.
А Кальм лишь на рассвете забылся беспокойным сном.
3
С каждым днем Рейн Мянд все сильнее ощущал, насколько серьезно его чувство к Кирсти. После ухода Кпрсги из полка Рейн понял, что было бы самообманом называть их отношения дружбой. Но порой Рейну казалось, что и Кирсти совсем не равнодушна к нему. Разве рассказала бы Кирсти все, что у нее на сердце, просто хорошему знакомому? Разве доверилась бы она гак человеку, которого считает только одним из своих друзей? Кирсти рассказала политруку о своем детстве, о доме с пожарным депо, который она так хотела увидеть июльским вечером прошлого года. Рассказала она и о том, как попала в Рабочий дом, о своей работе в профсоюзе металлистов и в партийном комитете. Кирсти не идеализировала своих родителей, особенно отца. Нет, она не стыдилась своего отца, который в душе хороший человек и выше всего в мире ценит хорошую работу, хотя сам он и мелкий промышленник. Рейна смешил термин «мелкий промышленник», он считал, ее отец просто портной, работающий с подмастерьями, и горячо возражал Кирсти. Она была убеждена, то портной, имеющий подмастерьев, в социалистической экономической науке означает мелкого промышленника. Она не соглашалась с утверждением Рейна, что и марксистская политэкономия признает такую социальную категорию, как ремесленник, у которого работают подмастерья. И если Кирсти обязательно хочет остаться дочерью промышленника, то пусть она считает себя дочерью не мелкого промышленника, а «ремесленного промышленника». Хогя «ремесленный промышленник» не является научным понятием, оно все же точнее определяет социальное положение ее родителей, чем «мелкий промышленник». Кирсти смешило умничанье Рейна, и в анкете, которую она заполнила в связи с вступлением в кандидаты партии, она все же написала об отце «мелкий промышленник». Слова «мелкий промышленник» чуть не стали роковыми для Кирсти на партийном собрании. Из-за этого ей пришлось ответить на множество вопросов. Кирсти подробно объяснила товарищам, что предприятие ее отца помещалось в двух маленьких комнатах. В первой отец снимал мерку с клиентов, кроил и делал примерку, во второй работали четыре подмастерья,— да, да, четверо наемных рабочих. Когда заказов бывало много, отец отдавал шить раскроенные костюмы портным, работающим на дому. Сколько их было, на этот вопрос Кирсти точно ответить не могла, но думала, что в сезон их могло быть еще столько же или даже больше. На вопрос, как она попала на работу в партийный комитет, Кирсти рассказала о старом рабочем Мартенсоне, который сейчас парторг полка во второй дивизии. Наконец взял слово подполковник с большим партийным стажем и спросил у собрания, чье заявление они обсуждают, отца или дочери. Если дочери, то она своим поведением во время войны доказала, что достойна стать коммунисткой. И предложил принять Кирсти Сарапик в кандидаты. Кирсти рассказала Рейну и о том, как она боялась поднять глаза во время голосования. Все мелькало перед глазами. Лишь когда председатель собрания сообщил, что она единогласно принята кандидатом в члены партии, она осмелилась посмотреть в лицо товарищам.
Нет, о таких вещах не рассказывают случайным знакомым.
А хорошему другу? Хорошему другу рассказывают все, что есть на душе.
Что, если он для Кирсти хороший друг? Только хороший друг, которому доверяют?
Рейн Мянд надеялся и сомневался.
Конечно, самое правильное — спросить у самой Кирсти. Считает ли Кирсти свои чувства только дружбой? А если да? Он не сможет больше с открытым сердцем разговаривать с Кирсти, если будет твердо знать, что у нее есть кто-то более близкий. Кто-то, кому она дарит больше, чем дружбу. Всю свою душу. Свою любовь.
Рейн откладывал решительный разговор и называл себя за это трусом. Слабым и пустым человеком.
Все свои свободные минуты он старался провести с Кирсти Сараппк. Это было нелегко. Редакция дивизионной газеты находилась в городе, а их полк — в десяти километрах оттуда. И свободного времени было мало.
Порой Рейн думал, что сейчас Кирсти относится к нему так, как год назад к Мартенсону: Кирсти, сама того не замечая, подсознательно ищет опору. Ведь не случайно Кирсти начала доверять ему после ожесточенного спора в «Красной ниве».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Это Кальм видел даже во сне. Но по плечу хлопал не молодой майор из политотдела, а Матн Рейноп, и похлопывал он по плечу Кирсти. При этом оба смотрели па Кальма и смеялись. У Матч во рту блестели два золотых зуба. Потом Кирсти превратилась в Тяэ-гера, он угощал Мати помидорами. Рейноп бросил помидоры на пол, усыпанный махоркой. Тяэгер снова превратился в Кирсти, и они снова смеялись над Кальмом. Он хотел что-то крикнуть, но распухший язык не слушался. Те двое засмеялись еще громче. Вдруг золотые клыки Рейнопа засверкали во рту у Кирсти, и это было так страшно, что Кальм проснулся от ужаса» омерзения и гнева.
В вагоне все спали. Кальм приподнял голову, огляделся, бросил взгляд на дремавшего на ящике дневального и успокоился. Попытался снова заснуть, но не мог. Омерзительное ощущение, вызванное сверкавшими во рту Кирсти золотыми зубами Рейнопа, не исчезало. Он ворочался на нарах. Хаотически мелькали мысли, одно видение сменялось другим.
Поезд остановился.
Эшелон все еще стоял, когда Энн наконец решил встать. Слезая с нар, он услышал, как кто-то окликнул его.
«С ума схожу»,— подумал Кальм.
Снова как будто позвали его.
Кальм выглянул наружу. Было еще темно.
У дверей соседнего вагона стоял высокий человек и что-то спрашивал.
«Тяэгер,— узнал Кальм своего друга.— Меня ищет»,— мелькнула мысль.
Он поспешно схватил с нар пилотку, ремень, ботинки, портянки и обмотки и соскочил к Тяэгеру.
Они не сказали ни слова. Тяэгер лишь подтолкнул его плечом, вот и все. Так они и пошли, высокий — впереди, пониже — следом, к стоящему на запасном пути своему вагону. Бесшумно забрались они на нары и улеглись.
Перед тем как заснуть, Кальм съел один помидор, Второй сунул в мешок.
Тяэгер вскоре захрапел, на лице его расплылась довольная усмешка.
А Кальм лишь на рассвете забылся беспокойным сном.
3
С каждым днем Рейн Мянд все сильнее ощущал, насколько серьезно его чувство к Кирсти. После ухода Кпрсги из полка Рейн понял, что было бы самообманом называть их отношения дружбой. Но порой Рейну казалось, что и Кирсти совсем не равнодушна к нему. Разве рассказала бы Кирсти все, что у нее на сердце, просто хорошему знакомому? Разве доверилась бы она гак человеку, которого считает только одним из своих друзей? Кирсти рассказала политруку о своем детстве, о доме с пожарным депо, который она так хотела увидеть июльским вечером прошлого года. Рассказала она и о том, как попала в Рабочий дом, о своей работе в профсоюзе металлистов и в партийном комитете. Кирсти не идеализировала своих родителей, особенно отца. Нет, она не стыдилась своего отца, который в душе хороший человек и выше всего в мире ценит хорошую работу, хотя сам он и мелкий промышленник. Рейна смешил термин «мелкий промышленник», он считал, ее отец просто портной, работающий с подмастерьями, и горячо возражал Кирсти. Она была убеждена, то портной, имеющий подмастерьев, в социалистической экономической науке означает мелкого промышленника. Она не соглашалась с утверждением Рейна, что и марксистская политэкономия признает такую социальную категорию, как ремесленник, у которого работают подмастерья. И если Кирсти обязательно хочет остаться дочерью промышленника, то пусть она считает себя дочерью не мелкого промышленника, а «ремесленного промышленника». Хогя «ремесленный промышленник» не является научным понятием, оно все же точнее определяет социальное положение ее родителей, чем «мелкий промышленник». Кирсти смешило умничанье Рейна, и в анкете, которую она заполнила в связи с вступлением в кандидаты партии, она все же написала об отце «мелкий промышленник». Слова «мелкий промышленник» чуть не стали роковыми для Кирсти на партийном собрании. Из-за этого ей пришлось ответить на множество вопросов. Кирсти подробно объяснила товарищам, что предприятие ее отца помещалось в двух маленьких комнатах. В первой отец снимал мерку с клиентов, кроил и делал примерку, во второй работали четыре подмастерья,— да, да, четверо наемных рабочих. Когда заказов бывало много, отец отдавал шить раскроенные костюмы портным, работающим на дому. Сколько их было, на этот вопрос Кирсти точно ответить не могла, но думала, что в сезон их могло быть еще столько же или даже больше. На вопрос, как она попала на работу в партийный комитет, Кирсти рассказала о старом рабочем Мартенсоне, который сейчас парторг полка во второй дивизии. Наконец взял слово подполковник с большим партийным стажем и спросил у собрания, чье заявление они обсуждают, отца или дочери. Если дочери, то она своим поведением во время войны доказала, что достойна стать коммунисткой. И предложил принять Кирсти Сарапик в кандидаты. Кирсти рассказала Рейну и о том, как она боялась поднять глаза во время голосования. Все мелькало перед глазами. Лишь когда председатель собрания сообщил, что она единогласно принята кандидатом в члены партии, она осмелилась посмотреть в лицо товарищам.
Нет, о таких вещах не рассказывают случайным знакомым.
А хорошему другу? Хорошему другу рассказывают все, что есть на душе.
Что, если он для Кирсти хороший друг? Только хороший друг, которому доверяют?
Рейн Мянд надеялся и сомневался.
Конечно, самое правильное — спросить у самой Кирсти. Считает ли Кирсти свои чувства только дружбой? А если да? Он не сможет больше с открытым сердцем разговаривать с Кирсти, если будет твердо знать, что у нее есть кто-то более близкий. Кто-то, кому она дарит больше, чем дружбу. Всю свою душу. Свою любовь.
Рейн откладывал решительный разговор и называл себя за это трусом. Слабым и пустым человеком.
Все свои свободные минуты он старался провести с Кирсти Сараппк. Это было нелегко. Редакция дивизионной газеты находилась в городе, а их полк — в десяти километрах оттуда. И свободного времени было мало.
Порой Рейн думал, что сейчас Кирсти относится к нему так, как год назад к Мартенсону: Кирсти, сама того не замечая, подсознательно ищет опору. Ведь не случайно Кирсти начала доверять ему после ожесточенного спора в «Красной ниве».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69