.. Вдруг Вески вскочил и побежал к березам, ветви которых повисли над крышей его дома. Побежал к своему дому, каждое бревно которого он уложил на место своими руками.
Тислер крикнул, чтобы он ложился, но Вески не слушал. Тогда вскочил Кальм и также побежал, хотя этот дом, крыши которого касались ветви березы, не был его домом. Бежал и Тислер, бежал и Тяэгер, вся рота бежала.
Вески не добежал до дома. Возле берез, о стволы которых щелкали пули, он бросился на землю. Сорвал с пояса гранату и бросил. Первая граната разорвалась у фундамента, вторая влетела прямо в комнату. Вески порадовался, что кто-то - то ли немцы, то ли Сассь - снял с окон рамы.
Он поспешил к двери.
Тислер, все время следивший за Вески, оттолкнул его в сторону:
- Осторожно, а то еще на своем дворе... Короткая очередь сквозь дверь прервала его слова.
Вески, сердито обернувшийся к Тислеру, увидел, как вдруг расширились глаза товарища и тут же погасли. Тислер привалился к стене и медленно сполз в растущую возле ступенек крапиву. Вески застыл на месте. "Откуда здесь крапива?" - промелькнула странная мысль.
- Юхан...- прошептал он, еще не понимая, что произошло.
Он услышал глухой стук. Выскочивший из окна кухни немец медленно трусил к колодцу, меняя на бегу кассету автомата. Вероятно, это был очень хладнокровный солдат, у него хватило выдержки прикрыть отступление других. Теперь он надеялся удрать. Но Вески тут же забыл о фрице, он и не подумал, что тот может послать очередь и по нему. Он осторожно поднял друга на руки и перенес из крапивы под березы.
- Юхан...- снова позвал шепотом товарища. И только теперь, у безжизненного тела Тислера, он понял, что если бы друг не оттолкнул его в сторону, он сам лежал бы здесь под березами. Потому что Юхан тоже не оставил бы его в крапиве.
Щелкнул выстрел, потом второй. Опираясь локтем о Колено, Кальм стрелял из снайперской винтовки. Вески заметил, что Кальм пытался подстрелить того самого фрица, который убил Тислера, а теперь, петляя как заяц, быстро удирал по полю в лес. Вески бросил на Кальма благодарный взгляд и опустился рядом с Тислером на колени.
Еще два выстрела. Вески не видел, как упал немец и, скорчившись, остался лежать на невспаханной земле.
Подошедший санитар констатировал то, чему все еще не мог поверить Вески,- Тислер умер. Только когда Мяги начал искать в карманах Тислера документы, Вески очнулся. Он отвел руки командира взвода и сам расстегнул карманы. Рядом с завернутыми в пропитанную маслом тряпочку красноармейской книжкой и партийным билетом он нашел письмо, на котором значилось имя Юты Вески и знакомый адрес. Адрес той самой усадьбы, где они сейчас находились. Вески узнал свой почерк, узнал треугольный конверт из листа тетради в клетку, вспомнил бои под Луками и беседы, которые он вел тогда с Тислером, и понял глубже, чем когда бы то ни было раньше, каким верным другом был ему Юхан Тислер.
Кто-то крикнул:
- Ребята, дом горит!
Вески увидел дымок, тянувшийся из окон, но равнодушно отвернулся, как будто этот стоящий под березами дом и не был построен его руками.
Старшина роты Рюнк вбежал в дом. Стену комнаты, загоревшуюся от взрыва гранаты, быстро потушилл. За домом нашли два трупа в голубовато-зеленых мундирах и еще один возле подвала.
Не о таком возвращении домой мечтал Вески. Долго размышлял он над этим, сидя рядом с Кальмом на ступеньках своего дома. Дом был цел, но разграблен, а стены просверлены пулями его и его товарищей. Всего две знакомые вещи нашел здесь Вески. Кухонную скамью, которую он сам сколотил из оставшихся обрезков досок, и большую деревянную поварешку, которая каким-то чудом уцелела на крючке над плитой.
О многом хотелось пораздумать Вески. Кальм знал это, потому что после боя он вместе с Вески обошел всю деревню и половину поселка. Усадьбы пусты. Издали они, правда, видели старика, в котором Вески узнал владельца усадьбы Курвитса. Но старик шнырял на чужом дворе, и, когда они туда пришли, старик исчез.
- Высматривает, что бы в свой амбар утащить,- сказал Вески и махнул рукой.- От этого старика так и так честного слова не услышишь.
В усадьбе рабааугуского Сасся они не обнаружили ни души. Все говорило о том, что отсюда убегали поспешно, в панике. Остальные могли и удрать, но старый Сассь, наверное, где-нибудь спрятался, утверждал Вески. Эта кулацкая душа, - Тислер всегда называл владельцев богатых усадеб кулаками, - даже под угрозой смерти не оставил бы свою землю и добро. Потому что без земли и денег Сассь то же самое, что конский навоз перед хлевом.
Только в четвертой усадьбе - Сооматси - встретили они древнюю старуху. Она или очень мало знала, или не осмеливалась говорить. Юта будто бы уже в первую военную осень вместе с дочерью ушла из Рабааугу. Куда? Почему? Об этом старушка не сказала ни одного толкового слова. "Все еще боится Сасся",- подумал Вески. Только в поселке он услыхал от знакомого хромого сапожника, который во время боя спрятался в картофельном погребе, что Юта уехала, кажется, куда-то под Пярну. Так, мол, говорили. Да, дочка была здорова, и сама Юта выглядела, как полагается женщине, которая через месяц ожидает прибавления семейства.
Кальм со страхом подумал, не придется ли ему так же узнавать в Таллине судьбу своих родителей. Таллин очень сильно бомбили, кто знает, что ожидает его дома...
Так, раздумывая каждый о своем, сидели они на ступеньках.
Наконец Вески встал и сказал:
- Сюда, в Рабааугу, я вернусь, когда все кончится. Помолчал немного, потом добавил:
- Юхаи обещал послать Юте мое последнее письмо. Теперь у моих дверей он нашел смерть.
И без всякой связи:
- Родина для меня была двенадцать гектаров ра-бааугуской земли, этот дом под березами, Юта, Май, 0ын. И вот поползал ?я по своему пшеничному полю, увидел, как на глазах у меня упал в крапиву Юхан, и теперь чувствую, что родина - это не только мой дом. Родина - это что-то большее...
Родина. Народ. Война. Все чаще задумывался Кальм над этими понятиями и каждый раз находил в них какой-нибудь новый оттенок.
2
Ночью капитан Аава видел сон. Сон был ужасен своей четкостью и правдоподобием. По-настоящему это был не сон, а картина, врезавшаяся ему в память. Они стояли под Великими Луками перед белым домом в брошенных немцами окопах. На обледеневшем снегу лежал смертельно раненный капитан Сауэр. Никто не мог подойти к командиру батальона - вражеские снайперы держали склон холма под огнем. Побежал связной Сауэра, но в нескольких шагах от своего командира упал. Иногда казалось, что капитан шевелится. "Обман зрения",- прохрипел Мянд. Точно так, как это происходило в действительности. Потом умирающий действительно пошевелился. Капитану Аава стало жутко. Он посмотрел в бинокль и увидел, как на полушубке командира возникли две дырочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Тислер крикнул, чтобы он ложился, но Вески не слушал. Тогда вскочил Кальм и также побежал, хотя этот дом, крыши которого касались ветви березы, не был его домом. Бежал и Тислер, бежал и Тяэгер, вся рота бежала.
Вески не добежал до дома. Возле берез, о стволы которых щелкали пули, он бросился на землю. Сорвал с пояса гранату и бросил. Первая граната разорвалась у фундамента, вторая влетела прямо в комнату. Вески порадовался, что кто-то - то ли немцы, то ли Сассь - снял с окон рамы.
Он поспешил к двери.
Тислер, все время следивший за Вески, оттолкнул его в сторону:
- Осторожно, а то еще на своем дворе... Короткая очередь сквозь дверь прервала его слова.
Вески, сердито обернувшийся к Тислеру, увидел, как вдруг расширились глаза товарища и тут же погасли. Тислер привалился к стене и медленно сполз в растущую возле ступенек крапиву. Вески застыл на месте. "Откуда здесь крапива?" - промелькнула странная мысль.
- Юхан...- прошептал он, еще не понимая, что произошло.
Он услышал глухой стук. Выскочивший из окна кухни немец медленно трусил к колодцу, меняя на бегу кассету автомата. Вероятно, это был очень хладнокровный солдат, у него хватило выдержки прикрыть отступление других. Теперь он надеялся удрать. Но Вески тут же забыл о фрице, он и не подумал, что тот может послать очередь и по нему. Он осторожно поднял друга на руки и перенес из крапивы под березы.
- Юхан...- снова позвал шепотом товарища. И только теперь, у безжизненного тела Тислера, он понял, что если бы друг не оттолкнул его в сторону, он сам лежал бы здесь под березами. Потому что Юхан тоже не оставил бы его в крапиве.
Щелкнул выстрел, потом второй. Опираясь локтем о Колено, Кальм стрелял из снайперской винтовки. Вески заметил, что Кальм пытался подстрелить того самого фрица, который убил Тислера, а теперь, петляя как заяц, быстро удирал по полю в лес. Вески бросил на Кальма благодарный взгляд и опустился рядом с Тислером на колени.
Еще два выстрела. Вески не видел, как упал немец и, скорчившись, остался лежать на невспаханной земле.
Подошедший санитар констатировал то, чему все еще не мог поверить Вески,- Тислер умер. Только когда Мяги начал искать в карманах Тислера документы, Вески очнулся. Он отвел руки командира взвода и сам расстегнул карманы. Рядом с завернутыми в пропитанную маслом тряпочку красноармейской книжкой и партийным билетом он нашел письмо, на котором значилось имя Юты Вески и знакомый адрес. Адрес той самой усадьбы, где они сейчас находились. Вески узнал свой почерк, узнал треугольный конверт из листа тетради в клетку, вспомнил бои под Луками и беседы, которые он вел тогда с Тислером, и понял глубже, чем когда бы то ни было раньше, каким верным другом был ему Юхан Тислер.
Кто-то крикнул:
- Ребята, дом горит!
Вески увидел дымок, тянувшийся из окон, но равнодушно отвернулся, как будто этот стоящий под березами дом и не был построен его руками.
Старшина роты Рюнк вбежал в дом. Стену комнаты, загоревшуюся от взрыва гранаты, быстро потушилл. За домом нашли два трупа в голубовато-зеленых мундирах и еще один возле подвала.
Не о таком возвращении домой мечтал Вески. Долго размышлял он над этим, сидя рядом с Кальмом на ступеньках своего дома. Дом был цел, но разграблен, а стены просверлены пулями его и его товарищей. Всего две знакомые вещи нашел здесь Вески. Кухонную скамью, которую он сам сколотил из оставшихся обрезков досок, и большую деревянную поварешку, которая каким-то чудом уцелела на крючке над плитой.
О многом хотелось пораздумать Вески. Кальм знал это, потому что после боя он вместе с Вески обошел всю деревню и половину поселка. Усадьбы пусты. Издали они, правда, видели старика, в котором Вески узнал владельца усадьбы Курвитса. Но старик шнырял на чужом дворе, и, когда они туда пришли, старик исчез.
- Высматривает, что бы в свой амбар утащить,- сказал Вески и махнул рукой.- От этого старика так и так честного слова не услышишь.
В усадьбе рабааугуского Сасся они не обнаружили ни души. Все говорило о том, что отсюда убегали поспешно, в панике. Остальные могли и удрать, но старый Сассь, наверное, где-нибудь спрятался, утверждал Вески. Эта кулацкая душа, - Тислер всегда называл владельцев богатых усадеб кулаками, - даже под угрозой смерти не оставил бы свою землю и добро. Потому что без земли и денег Сассь то же самое, что конский навоз перед хлевом.
Только в четвертой усадьбе - Сооматси - встретили они древнюю старуху. Она или очень мало знала, или не осмеливалась говорить. Юта будто бы уже в первую военную осень вместе с дочерью ушла из Рабааугу. Куда? Почему? Об этом старушка не сказала ни одного толкового слова. "Все еще боится Сасся",- подумал Вески. Только в поселке он услыхал от знакомого хромого сапожника, который во время боя спрятался в картофельном погребе, что Юта уехала, кажется, куда-то под Пярну. Так, мол, говорили. Да, дочка была здорова, и сама Юта выглядела, как полагается женщине, которая через месяц ожидает прибавления семейства.
Кальм со страхом подумал, не придется ли ему так же узнавать в Таллине судьбу своих родителей. Таллин очень сильно бомбили, кто знает, что ожидает его дома...
Так, раздумывая каждый о своем, сидели они на ступеньках.
Наконец Вески встал и сказал:
- Сюда, в Рабааугу, я вернусь, когда все кончится. Помолчал немного, потом добавил:
- Юхаи обещал послать Юте мое последнее письмо. Теперь у моих дверей он нашел смерть.
И без всякой связи:
- Родина для меня была двенадцать гектаров ра-бааугуской земли, этот дом под березами, Юта, Май, 0ын. И вот поползал ?я по своему пшеничному полю, увидел, как на глазах у меня упал в крапиву Юхан, и теперь чувствую, что родина - это не только мой дом. Родина - это что-то большее...
Родина. Народ. Война. Все чаще задумывался Кальм над этими понятиями и каждый раз находил в них какой-нибудь новый оттенок.
2
Ночью капитан Аава видел сон. Сон был ужасен своей четкостью и правдоподобием. По-настоящему это был не сон, а картина, врезавшаяся ему в память. Они стояли под Великими Луками перед белым домом в брошенных немцами окопах. На обледеневшем снегу лежал смертельно раненный капитан Сауэр. Никто не мог подойти к командиру батальона - вражеские снайперы держали склон холма под огнем. Побежал связной Сауэра, но в нескольких шагах от своего командира упал. Иногда казалось, что капитан шевелится. "Обман зрения",- прохрипел Мянд. Точно так, как это происходило в действительности. Потом умирающий действительно пошевелился. Капитану Аава стало жутко. Он посмотрел в бинокль и увидел, как на полушубке командира возникли две дырочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69