Дальше Кенет слушать не стал. Он закусил рассеченную губу и, расталкивая всех, кто ни попадется, быстро зашагал на поиски старосты. Когда Кенет добрался до него, он едва держался на ногах, и старику пришлось подхватить блистательного господина воина, чтобы тот не упал.
– Знатно вышло, – заметил старик, кивнув в сторону пленных разбойников.
– Знатно, – согласился Кенет. – Ну и что теперь будет?
– А ничего хорошего, – ответил старик и перевел на Кенета уважительный взгляд. – А ведь вы, господин воин, и сами это понимаете.
– Чего тут не понять, – обреченно вздохнул Кенет. – Одно из двух. Или ваши односельчане разбойников будут убивать не до смерти – и тогда, стоит мне уехать, деревне конец. Или деревенские все-таки догадаются. Тогда они этих разбойников убьют по-настоящему.
А их жен и детей даже убивать не придется. Сами в лесу с голоду помрут. Тем более зима скоро. Лучше уж сразу их добить.
Милосерднее как-то.
– Есть еще один выход, господин воин, – тихо произнес старик.
Его глаза встретились с глазами Кенета, и юноша понял, что думают они со стариком об одном и том же.
– Выход есть, – медленно произнес Кенет. – Но если и тут что-нибудь пойдет не так, меня деревня на моих собственных кишках повесит. И сопротивляться я не буду.
– Все выйдет, как быть должно, – пообещал старик. – Вы мне только знак дайте, а я уж подыму тревогу вовремя.
– Темнеет, – невпопад ответил Кенет.
– Это хорошо, – кивнул старик. – В темноте далеко видать будет.
– Ну, совсем издалека лучше не надо, – не согласился Кенет. – Не успеете. Лучше так: на полпути к деревне я улизну. Хорошо бы факел, чтобы мне с огнем не возиться.
– Факелы есть в крытой повозке, господин воин. Возьмите один себе.
Кенет кивнул и отошел от старика. Стянуть факел незаметно ему удалось без труда. Теперь ему предстояло так же незаметно отстать от упоенных победой жителей деревни – задача тоже не из сложных. Шел он медленно, почти нехотя. Ему и так сегодня здорово досталось, а совершить предстоит и вовсе невероятное. Сначала придется бежать. Очень быстро бежать. А потом… нет, об этом лучше не думать. Все существо Кенета восставало против самой мысли, а ему ведь не думать – ему нужно сделать.
Занятый своими невеселыми раздумьями, Кенет не заметил, что селяне с пленными разбойниками уже поравнялись с ним. Завидев Кенета, разбойники дружно завопили. Трудно сказать, чего больше было в этом крике – ужаса или изумления. Неспособный сейчас на более сильное чувство, Кенет вяло удивился. И чем их, в самом-то деле, так напугал обыкновенный деревянный меч?
Никому не казалось странным, что господин воин едва плетется: окровавленный Кенет со скособоченным плечом выглядел прямо-таки устрашающе. Скорей уж непонятно было, почему и как он еще ходит. Крестьяне, ведущие пленников, почтительно миновали его. Кое-кто остановился и спросил, не помочь ли чем господину воину, но Кенет неизменно качал головой и с преувеличенно вымученной улыбкой отвечал, что сам справится. Что ж, и это понятно. Гордость господина воина одолела. Пусть справляется сам как знает. Такого гордеца уговаривать – себе дороже.
Оказавшись позади всех, Кенет первым делом размотал пояс и, закусив губу, чтоб не заорать на всю округу, примотал левую руку к телу, чтоб не болталась на бегу. Есть, конечно, способы заставить себя не ощущать боли, но он еще не настолько наловчился их применять. Времени у неопытного Кенета изгнание боли займет много, а как раз времени у него и нет.
Он нырнул в лес и побежал, скрываясь за деревьями. Дорога через лес труднее, но короче. Он успеет. Должен успеть.
Он запрещал себе думать, сколько часов – дней – недель – лет, сколько шагов невыносимой боли ему осталось. Он просто бежал, пока не возник перед ним общинный амбар. При виде цели Кенет разом лишился сил. Он рухнул на колени, ткнулся лбом в прохладную ночную землю и тихо завыл.
Прекратить вой оказалось неимоверно трудно. Почти так же трудно, как зажечь огонь одной рукой. Кенет и сам не знал, как ему это удалось. На него накатила слабость, и он едва не выронил горящий факел. Надо торопиться.
То, что он должен сделать, ужасало его настолько, что он почти перестал чувствовать боль. Он встал с колен, твердым шагом подошел к амбару и поднес к его стене горящий факел.
Пламя занялось сразу. Кенет был поражен неистовой пляской огня. Он и представить себе не мог, чтобы одним-единственным факелом можно было сотворить такой кромешный ужас. Этого не могло случиться – но это случилось.
Кенет растерянно отступил от полыхающего амбара. Что ж, нет худа без добра. Не надо думать, как подать знак деревенскому старосте: эдакое зарево видно издалека. И вообще думать ни о чем не надо, а надо поскорей убираться восвояси. Если хоть одна живая душа застанет Кенета поблизости, его убьют. И жертва его, и преступление окажутся напрасными.
Кенет швырнул факел в бушующее пламя, повернулся и пошел прочь. Он шел нескончаемо долго, не слыша криков за спиной, не видя перед собой ничего.
Его нашли лежащим на опушке леса в глубоком обмороке уже наутро.
Когда Кенет очнулся, губы у него опухли, напоминая две плюшки, а плечо ритмично дергала жгучая боль. Рядом с постелью сидел деревенский староста. Кенет с трудом обвел взглядом комнату: больше никого.
– Получилось? – хрипло спросил Кенет.
Старик поднес к его распухшим губам чашку с травяным настоем.
– Спасибо вам, господин воин, – с глубоким почтением произнес староста, пока Кенет с наслаждением пил прохладную жидкость. – Все получилось, как вы и предполагали. Вы правильно догадались: эти разбойники и в самом деле бывшие крестьяне. Уж что-что, но если хлеб горит… сеять будет нечего… против такого им не устоять было. Вот как есть, связанные, на подмогу ринулись. Их уже на бегу развязывали. Как огонь тушили… ну, господин воин! А дальше все путем: после того, как только что вместе пожар гасили и хлеб из огня вытаскивали, не очень-то друг друга и поубиваешь.
– Никто… не… заподозрил? – морщась от боли, выговорил Кенет.
– Как есть никто, господин воин. Да на вас никто бы и не подумал. Деревня на вас просто молится. А разбойники, бедолаги эти, до сих пор опомниться не могут. Этот пьянчужка-воин, что их драться обучал, – мы спервоначалу думали, и вовсе рехнулся. Все какую-то чушь молол. Дескать, набежал господин воин на него со всех сторон сразу с таким огромным сияющим мечом, что просто душа в пятки. И остальные то же самое твердят. Ох и напугали вы их!
“Этот меч волшебный”, – вспомнилось Кенету. Его охватила такая глубокая благодарность Аканэ, что он едва сдержал слезы.
– А меч мой… цел? – сдавленно спросил он.
– А как же, господин воин. Все цело. Вот он, ваш меч, в ножнах, на стене висит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152